Время дня: ночь - Александр Беатов

— А слова песни помнишь: "И заводская проходная, что в люди вывела меня…"

— Помню…

— Как не помнить! — Игорь чиркнул спичкой по болванке, закурил сигарету.

— Хорош агрегат! — заметил Саша, продолжая рассматривать машину, изучать её устройство.

— Да… А руку-то и впрямь перепилит, небось! — согласился Игорь.

— Да… Я тоже об этом подумал… — Саша вытащил из крепления болванку, опустил её на пол. — Тяжёлая!

— А ну-ка! Вставляешь руку! Попробуем, как оно должно быть! — скомандовал Игорь.

— Ты что?! Не велено!

— Проба! Проверка! Иначе щас на самом деле заставлю!

— Ладно — ладно… Мне самому интересно… Это, ведь, хорошо от армии… Чтобы не забрили. Без руки-то, поди, не возьмут!..

— Вот-вот! Готов?

— Да…

— Включаешь! Сам! Другой рукой!

Взревел мотор. Полотно пилы задёргалось, стало опускаться вниз, постепенно приближаться к руке…

— А-а! — закричал Сашка.

Но уже было поздно — пила въелась в кожу, сняла всего лишь немного, но уже вернулась обратно, и, вот, снова пошла вперёд, внедряясь дальше, в самое мясо.

— А-а! — вопил Сашка.

— Ага! Поди больно! — заметил Игорь.

Пила уже въедается в кость, без всякого усилия, не обращая на истошные крики Сашки, легко перепиливает её…

Неожиданно кто-то грубо отталкивает Сашку. Рука, свободная от локтя, остаётся в зажиме…

— Что ты, падла, наделал?! — кричит сторож, нажимая на красную кнопку, со словом "СТОП".

Саша осматривается по сторонам… Приходит в себя… Игоря будто бы и не было… Он видит перед собой Сергея Ивановича, который в одной руке держит безрукую статую Ленина, а другую сжимает в кулак и — больно бьёт Сашку по лицу, так что он отлетает на несколько метров и ударяется затылком о стену… Сторож запирает его в подвале… Прибывают милиционеры, увозят Сашку в отделение милиции. Только утром появляется Вишневский, чтобы вызволить на свободу.

— Зачем же ты, едрёна-матрёна, Ленина-то перепилил? Это ж Сергея Иваныча Ленин! Он его всем показывает, говорит, будто, сам Сталин подарил. Хотя, конечно, врёт! Он же в "Бюро по Туризму" работает в мастерской! Наверное сам его и выпилил…

— Я не знал, что это — его…

— А хоть бы и не его! А хоть бы и не знал! Что — с того? Это ж — Ленин! Тебя же за это могут посадить! Уж чего я только не наплёл про тебя в милиции! Сказал, что ты больной… Иначе б не выпустили! Взял тебя под свою ответственность…

Они зашли в какую-то столовую. Вишневский взял две тройные порции пельменей. Принёс два стакана. Извлёк из портфеля бутылку портвейна.

Выпив, Сашка почувствовал себя лучше, стал более разговорчив.

— Больно уж хорош был станок! — сказал он. — Я никогда такого не видел, даже на Заводе! "СМАСКА" — называется. Пишется через "эс"! И Ленин — тоже — "такой молодой", как в песне про "юный Октябрь, впереди"! А ещё ты, ведь, дядя Лёня, говорил, что хочешь избавиться от этого мужика… Он сало жрал и трансляцию вкрутил на полную катушку, гад! Я сам не знаю, как всё это вышло… Он меня ударил, нос разбил вкровь…

— Ударил, говоришь? — Вишневский как-то внимательно посмотрел на Сашку. — А я думал — это тебя в милиции отделали… А ведь верно! Он тебя избил и сдал в милицию, сволота! Теперь-то мы его подденем! — Вишневский налил ещё по пол — стакана. — Сейчас пойдём на один из наших постов, — он выпил, опустил пустой стакан на стол. — Там напишем "Объяснительную Записку"… Надо его опередить, пока он на тебя не наклепал… Иначе уволят по статье, да и мне попадёт…

Сашка захмелел, продолжал болтать о своём друге — Игоре, с которым когда-то вместе учился в ПТУ и работал на Заводе и который не вернулся из армии… Но Вишневский Сашку не слушал. Он вычислял все возможные варианты случившегося в свете того, как они могли ему послужить, чтобы раз и навсегда уволить старого вохровца.

Они дошли до одного из "объектов", находившихся в ведении Вишневского. Была суббота, и учреждение не работало, только — его "охрана". А именно, сегодня была смена дворника Володи, которого когда-то по Сашиной протекции Вишневский устроил на это "тёплое место".

Алексей Николаевич продиктовал Сашке содержание "Заявления", из которого следовало, что сторож Сергей Иванович Стуков, пренебрегая исполнением своих служебных обязанностей, будучи в нетрезвом состоянии, избил сторожа Александра Ивановича Волгина, обвинил его в поломке личного имущества, запер, в тёмном подвале, вызвал и сдал в милицию….

С изложением различных деталей "Заявление" получилось на целые две страницы. Вишневский прочитал его, приписал внизу крупными буквами: "ПОДТВЕРЖДАЮ". Затем он написал "Заявление" от своего имени, где изложил жалобы на Стукова со стороны других работников, относившиеся к другому времени, предложил уволить его "в связи с несоответствием с занимаемой должностью".

В продолжении этой работы на столе оказалась ещё одна бутылка портвейна, извлечённая Вишневским из его объёмистого портфеля. Третье заявление было написано дворником.

— Поскольку он работает у нас по совместительству, с ним церемонится не станут! — заключил Вишневский — Пусть в своём "Бюро Туристов" дальше плотничает… А мы его ставку между собой поделим… Только, вы ребята, найдите, мне ещё одного парня для поддержки "объекта". После случившегося мне тебя, Сашок, туда поставить не разрешат… Придётся временно кинуть на подмогу Володю…

Охмелевший Сашка засмеялся, как-то сдержанно и недоверчиво. Он догадывался, что предполагаемой ставки никто, кроме Вишневского не увидит. Дворник тоже ухмыльнулся.

— Да, я пошутил, ребята! — спохватился Вишневский. — Мы и сами справимся. У меня на других объектах полно старух, которые этого старого хрена тоже терпеть не могут. Только и вы помогите. Прижмём этого червя к ногтю! Прошли его времена! Будет знать, сволочь! Из-за одного такого гада вся комбинация разваливается, вся система постов нарушается. Все от него мучатся. И вам, приходится удерживать лишние "точки" из-за нехватки кадров…

Вишневский поднялся, походил взад вперёд по кабинету, где они располагались, взглянул на часы, спохватился.

— Ну, мне пора! Я должен опередить этого стервеца — завести в контору бумаги. — И, подхватив со стола "документы", он быстро вышел, забыв на прощание сказать своё обычное напутствие с предостережением о возможной проверке.

— Зачем же ты на старика-то поклёп устроил? — заметил дворник, когда они остались вдвоём.

— Он — старый стукач и сталинист. У него статуя Ленина, что я распилил, которую чуть ли не сам Сталин ему подарил!

— Ну и что? У тебя же отец — тоже сталинец…

— Что "что"! — передразнил Сашка. — Он меня ударил…

— А зачем ты его статую-то испортил?

— Зачем "зачем"! Сам не знаю зачем! Взял и порешил! — и Саша рассказал дворнику про Игоря…

— Это — глюки! — Дворник сидел теперь на стуле Вишневского, курил сигарету.

— Какие ещё глюки?!

— Галлюцинация. Пить надо меньше!

— Я уже давно не пью…

— Тогда у тебя — ОРЗ.

— А что это?

— ОРЗ — это значи: "Очень Резко Завязал".

— А что если это всё-таки был Игорь?

— Это как? Дух что ли? Приведение?

— Да… Ведь ты знаешь, что он — погиб.

— Может быть оно и так… Только… — Дворник, вроде бы, задумался. Докурив сигарету, он взглянул на часы, поднялся.

— Так или иначе, — сказал он, — Но время приближается к одиннадцати. Ты уже принял и до меня, а мне — мало. Поэтому между нами есть некая разница и недопонимание.

Одевшись, приятели вышли на улицу, направились к магазину. Саша уже давно избегал встреч с дворником. Но теперь их связывала сторожевая работа. После ухода Саши от Санитара их отношения стали поверхностными. И всё-таки, встретившись с дворником, по старой памяти или привычке, Саше никогда не удавалось избежать выпивки….

20. Остановка

Прошло несколько дней. Позвонила Маша, сообщила, что купила лыжи и отдала их в мастерскую для установки креплений к ботинкам; спросила, когда Саша отправится с ней кататься.

— А как же Оля? — поинтересовался юноша.

— А она не хочет! — с раздражением в голосе ответила девушка. — Я с ней разговаривала… А давай пойдём одни!..

И они договорились завтра встретиться на троллейбусной остановке, недалеко от метро Новые Черёмушки.

Был солнечный морозный день. Забрав из мастерской лыжи, молодые люди направились к остановке троллейбуса номер "28". Ожидая его немного поодаль от столпившихся пассажиров, Саша рассказал девушке про статую Ленина, приукрасив историю деталями, которые поворачивали её так, будто "сталинист" "получил своё по заслугам".

Щурясь от яркого солнца, Маша как-то криво улыбалась, пока слушала своего спутника. На ней был платок, какие носят старухи в церкви, длиннополое пальто, очки, с трещиной на одном стекле.