Песнь Люмена - M. Nemo

— За мирозданье? — Уточнил Хеварин. — Та ли это?

— В самом деле, братья, — присоединился к нему до того стоящий в молчании позади Ефиил. — Я хочу знать правду.

— И я, — подхвати Ианмун. — Неужели нас считают безмозглыми? Мы — не люди, мы способны мыслить.

— Это так, — послышалось в толпе.

— Поддерживаю.

Диан кинул взгляд на Лукаса и оба тут же снова посмотрели на Хеварина. Тобиас только качал головой, как если бы не верил в происходящее.

— Они запутаны, не злись, — услышал он утешающий голос Гавила, — они сбиты с толку и напуганы.

— Так и есть! — вернул себе голос Хеварин. — Что если завтра придут за одним из нас? Если это будет любой из нас? Ты или ты, или ты. — Говоря это, он указывал в толпу. Глаза тех, кому не посчастливилось попасть под указующий его перст, зажигались опасным огнём. — Мы молчим, когда это происходит с одним из нас. Где гарантия, что не промолчим в следующий раз. И тогда случай за случаем, и все смолчат, когда придут за тобой. Где гарантия порядка, о котором нам говорят? То, чем мы отличаемся от людей. Где соблюдение закона, права каждого, что обеспечивают гармонию существования всего сущего. Я называю это беззаконием.

— Остерегись, Хеварин, — Шайло вышел вперёд, — твои речи опасны.

— Чем могут быть опасны речи жаждущего истины?

— Не подменяй понятия! — Вмешался Рамил, его остановил уже Лукас.

— Ты…

— Истины!

— Истины!

Шайло не сумел закончить, поднявшиеся голоса заглушили его слова. И ему пришлось умолкнуть.

— Почему он пал? — Подливал масла в огонь Ианмун, оглядываясь по сторонам и ища поддержки.

— Истины!

— Ответь нам.

— Шайло, мы спрашиваем тебя.

— Отвечай, брат, — проговорил Хеварин нарочно не громко, так что остальным пришлось утихнуть, прислушиваясь к нему.

Шайло посмотрел ему в глаза. Что он там увидел, Лукас понять не мог, но видел, как Шайло вмиг напрягся и уже другим голосом сказал.

— Он пал, — слишком натянуто, — за порок.

— Откуда в легионере порок? — Поинтересовался Ефиил.

— Он прав, скажи, что за непонятные слова?

— Он пал…

Не стоило ему повторять это. Лукас смотрел, как Шайло всего на миг ушёл в себя. Это длилось недолго.

— Когда все истинные слова ясны и просты, — продолжали подпевалы Хеварина.

Сколько же их здесь? Лукас принялся отслеживать все брошенные реплики.

Шайло замер.

Пал… падение легионера не в том… свист ветра… расширенные от ужаса глаза… а в черноте, что захватила его агору. Он потворствовал этому и пал. И я делал это, потакал сам ему. Шайло дослушал Хеварина.

— Ты прав, брат. Всё истинное просто. Небесный Чертог совершенен и всё совершенное пребывает в нём. То же, что лишается совершенства, должно быть изгнано.

— Тогда и стражи совершенны.

— Как и все Его дети.

— Ты называешь детьми Императора и людей?!

— Разве не Отец наш сказал: «Все дышащие под небом, дети мне и подлежат заботе». Разве не Его это слова? Мы все — хранимые Им создания.

— Но люди подвержены хаосу? — Не выдержал кто-то. — Посмотри на них, склоки, вражда, агрессия, и ты сравниваешь нас с ними, превосозданных с ними!

— Не я, Аремей, Император.

В зале повисла тишина.

— Нам нужен тот, кто поведёт нас к правде.

— Но у кого хватит решимости?

— Кто достоит сделать это? — слышались возгласы с последних рядов.

— И если они настолько хаотичны, — произнёс Рамил — не уподобляйтесь им.

Шайло обратился ко всем:

— Оставайтесь преданными и верными служителями Чертога, как и должны. Все мы созданы в милости и свете. Так не позволим смуте и сомнениям очернить легионеров, детей Императора.

Лукас заметил просветление на хмурых лицах, а Шайло продолжал говорить:

— Зачем такая печаль? Давайте помнить о нашем павшем брате и изо всех сил стремиться к тому, чтобы его участь не настигла другого. Что может быть ужаснее озлобившегося легионера? Того, кто своим существом должен являть образец для всех.

И если каждый поднимет смуту, во что превратится Небесный Чертог? — Его уверенный голос звучал над головами братьев. — Сейчас как никогда нам нужно быть вместе и не поддаваться хаотичным течениям. Они не достойны нас, и нечисты.

Так сохраним нашу чистоту и преданность и покажем другим, что являет собой Небесный Чертог и Легион. Покажем нашу непоколебимую преданность Императору и Он будет гордиться своими созданиями.

Лёгкая тишина заставила Лукаса, как и остальных, стоять на месте и погружаться в мягкий голос говорившего. Тогда Шайло и ему самому показался светлее всего здесь.

Другим тоже хотелось покоя, кто-то подошел ближе к Шайло. Он положил руку ему на плечо и кивнул, улыбнулся другому. Тогда обернулся к Хеварину и успел заметить сталь в глазах.

— Хеварин…

— Да, брат.

Все смотрели на них. Однако Шайло тому не улыбался.

— Брат, ты что-то хочешь сказать? — спросил Хеварин.

— Будь осторожен, — был ответ.

Хеварин учтиво поклонился, но успел произнести.

— Молю миропорядок, чтобы твоя мудрость оказалась истинной.

Они застыли друг против друга, но вот толпа заполонила пространство и Шайло переключил внимание на тех, кто подходил к нему и нуждался в добрых словах. Так продолжалось ещё некоторое время. Наблюдавший за всем Лукас отметил, легионеры слишком долго оставались здесь, искали опоры. Как потерянные дети в снегах. Заметил это и Шайло, и когда всё кончилось и они отошли в сторону, тот сказал:

— Оно поселилось здесь.

Никто не стал переспрашивать. Туофер молча смотрел на старшего брата, Диан зло скрестил руки на груди. А Тобиас то и дело подымал руки, пытаясь выразить мысль в жестах, и опускал их не менее напряжённо, чем стоял Диан.

— Но Эва…

— Хватит, Гавил.

— Но мне правда тоже интересно, куда она уехала, — виновато закончил тот.

— Такова Его воля. — Ответил Шайло.

— Ты и сам не знаешь, — с поразительной прозорливостью заключил Гавил.

Шайло не стал отрицать.

— Это, — Лукас обернулся в сторону зала, который они покинули, — было не просто так.

— Знаю.

— Не понимаю, — Гавил посмотрел на Туофера. Потом на Тобиаса, — о чём вы?

— Неужели ты, и правда, хочешь сказать, что всё это затеяно с определённой целью? — Последний нахмурился.

— Не хотелось бы так думать, — Лукас всё так же смотрел в ту сторону, — но…

— Шайло?

— Нет, это не просто смятение.

Диан качнул головой.

— И всё же…

— Что, Тобиас?

Тот заговорил не сразу:

— Он…