Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ась! – откликался он.
– Славка!
– Я тут! – бодро отвечал я.
– Не спите! – убеждалась бабушка Горбачиха. Она три раза хлопала рукой своей сухой по сеновалу, бормотала что-то под нос себе и говорила потом:
– Царь – сон пришел и спать велел. Ослушаться царя – грех велик. Спать!
Может она и ещё чего-нибудь говорила. Но мы не слышали. Потому, что уже спали.
***
Так вот. Дядя Вася мой мне одну таинственную историю рассказал про Горбачиху. Я её передам его же словами, но как запомнил. А дядя моё сказал вот что:
– Неизвестно, чем бы эта драма закончилась, если бы баба Фрося не позвала на помощь колдунью и ведьму бабку Горбачиху.
А загорелся дом у Кривцовых. Через три хаты от Панькиного. Керогаз взорвался. Что там за керогаз был, похожий на мину замедленного действия, не восстановишь уже. Кривцовы говорили, что подтекал малость. Вытирали рядом тряпочкой и всё. Не новый же покупать. Дело было в восемь вечера и первым, кто ужаснулся от истерического крика Лидки Кривцовой и длинного, с волчьим завыванием матюга главы семьи, оказался пастух, разводивший с пастбища коров по домам. Обалдел он крепче от уникального и неповторимого по сложности и насыщенности матерного освещения события. Длинную, как дорога до Кустаная связку объединенных в один нескончаемый матюг, на ходу изобрёл вдохновленный несчастным случаем хозяин Кривцов Александр. И не было в деревне магнитофона или стенографистки, чтобы увековечить неподражаемое произведение устного народного творчества. Пожаров пастух видел много а вот такого, мастерски разукрашенного матюга не слышал он досель. Это был двадцатипятиэтажный беспрерывный матерщинный монолог, цельный, неразорванный, который звучал минут десять. Сам Кривцов с нецензурными проклятиями на устах исчезал в огне на минуту и вылетал обратно с подпаленными бровями, ресницами, прической и дымящимися штанами.
Лидка в дом не бегала, но указывала мужу, где искать то, что надо вынести. Что вообще стоит сохранить, а что, хрен с ним, пусть пропадает. Дети их, трое девчонок от трех до шести годочков, прилепились к матери и на огонь смотрели радостно, изредка хлопая в ладошки. Поскольку керогаз стоял в сенцах, как у всех порядочных людей, то и горел дом с них начиная и перебираясь бросками пламенных брызг на низ стен комнат и понемногу облизывал уже и углы хаты ближе к крыше.
Воды у Кривцовых в больших объёмах не имелось. Только в одной кадушке для полива цветов в палисаднике. Другие две огородные кадушки недосягаемо сиротели на огороде. Далеко. Но ещё дальше был колодец – журавль. Да и толку с него в этом случае всё равно не представлялось никакого. Сосед, живший через дорогу напротив, крикнул, что сейчас он притащит к большом костру пожарников. Они располагались за клубом, километрах в трёх. У них имелась стандартная деревянная обзорная вышка, с которой проглядывалась вся деревня. Но, поскольку никто не приехал с большой бочкой и помпой, соседу этому пришло в голову, что на вышке просто нет никого, а внизу, в конторке, есть два совхозных пожарника, стопроцентно пьяных. Сосед прыгнул на велосипед и, скрипя несмазанной цепью, скрылся за углом.
Через десять минут Панька прикинул, что при существующем на тот момент ветерке, пожар постепенно сожрет дом Прибыловых, потом минут за десять – маленький домишко Завертяевых. Затем с полчаса будет стираться с лица земли добротная, но полностью деревянная пятистенка Уколова Фёдора. А там и Панькина хата на очереди. Панька свернул козью ногу, сел на траву, закурил и стал вглядываться вдаль. Туда, откуда обязаны были на
скорости самолёта вылететь на красном «ГАЗоне» с цистерной и помпой славные, храбрые укротители огня. Докурил, но вдали было тихо. Звук двигателя не прослушивался. Но вместо него на велосипеде возвернулся сосед и доложил всем, что машина пошла на озеро закачивать воду. А пожарники почти трезвые. Ну, смогли же поехать, да каски не забыли и багры на машине проверили.
– Вот же придурки! – на чистом интеллигентном наречии определил статус пожарников Александр Кривцов, дымящийся и вонючий от воды, которой его, задымленного, поливала перед забегом в геену огненную супруга Лидка.
Силы у него кончались. Выдыхал он как Змей Горыныч горячей струёй дыма и глаза его полностью были отгорожены от видимых предметов и горькими, и горячими от огня слезами.
Внутрь метнулись еще несколько молодых парней и выволакивали на двор всё, на что они с ходу натыкались.
– ДокУменты, надо докУменты в первый черед забрать! – орала Лидка Кривцова.– Они в шкатулке. А шкатулка в тумбочке. Но вот тумбочку найти вам тяжко будет. Она во второй комнате под письменным столом.
– А какой он вам, к хренам собачьим, письменный стол? Письма, штоль, на ём лежать? – поразился странностям Кривцовых Ванька Гулько, внук лихого казака и сам внутри себя – казак ещё тот!
Лидка полила его из ведра и казак молодой как в вечность ускакал в огонь.
Панька посмотрел ещё раз со стороны на общую картину драмы и позвал жену.
– Фрось, а, Фрось, жалочка моя единая! Поди, Горбачиху сведи сюды. Без ейной вспомочи хлипко тут. Пожарники – анчутки отпетые. Антиресу нет у них к простецкому куреню. Кубыть курень и не дом житейский. Скиперда у меня злючая на тую пожарную службу. Рахунки спасительные токмо Горбачиха, ведьма окаянная, обеспечить смогёт. Веди её немедля, ото ж! Нехай волхованье колдовское сотворит, а то погорим все к матерям, растудыт твою в коромысло!
Баба Фрося убежала за ведьмой Горбачихой.
Вернулсь они скоро. Ведьма при всей несуразной покалеченности непонятной и на ногу была быстра, и мыслила как счетная машинка «Феликс». Она поставила рядом с собой Александра Кривцова и Лидку, баламутную жену его. И сказала тонким хриплым голосом.
– Держите меня за пальцы, смотрите на огонь.
И она пошла ближе к разгоравшемуся домику. Кривцовы держали её за пальцы и семенили чуть позади. Горбачиха, не поднимая головы, осмотрела пожарище и плюнула три раза влево, прямо и вправо. Попутно она что-то говорила и трясло её как при сильном ознобе перед гриппом.
– Сейчас огонь уходить будет, – Проскрипела колдунья Горбачиха. – Стойте, смотрите прямо внутрь огня и сжимайте мне пальцы.
Минут через пять начали происходить чудеса, которые открыли рты всем,
