Талли - Паулина Симонс

Он улыбнулся.

— Нет. Ты думала, что только у тебя одной такие трудности?

Талли задумчиво смотрела на него. Неужели и его это мучает? Не похоже. Она хлопнула его по груди.

— «Не горюй, — прошептала она, цитируя Фицджеральда, — завтра мы побежим быстрее…»

— «… них, протягивая вперед руки, — продолжил Джек, притягивая ее к себе. — И в одно прекрасное утро…»

— «… мы столкнемся с тем, что лодки, плывущие против течения, неудержимо сносит назад, в прошлое».

— Ты дважды права, — сказал Джек.

Через приоткрытое окно они услышали первые птичьи трели, и тогда Талли спросила:

— Джек, разве ты не мог… полюбить ее?

— Конечно, мог.

— Джек? Но почему же тогда?..

Он перевернулся на живот и спрятал лицо в подушку. И так, не поднимая головы, сказал:

— Талли, я был тогда совсем ребенок, просто легкомысленный щенок. С амбициями к тому же. В семье я был чуть ли не Богом. Я хотел играть в футбол, пить пиво, иметь много друзей, гулять с кучей девчонок. Все это у меня было, и больше я ничего не хотел. Кто знает, почему так получилось? Скорее всего, меня просто не тянуло к ней. Может быть, потому, что я слишком хорошо ее знал и чувствовал ее внутреннее напряжение. Она пугала меня. Я не хотел проблем…

Талли остановила его, пододвинувшись поближе и поцеловав в губы.

— А почему с Шейки не получилось?

— С ней могло получиться. Шейки очень привлекательна. Но под конец я понял, что она вряд ли выдержит меня. Я ведь не мог ей ничего дать. И в конце концов она разочаровалась бы.

— Ты мог дать ей себя, — сказала Талли.

— Да, но этого недостаточно.

— Это все, — убежденно сказала Талли.

Джек откатился от Талли и сказал наставительно:

— Поверь мне, это ничто. Ничто, — он откашлялся и глотнул воды из стакана, стоявшего на ночном столике. — Мой отец, мой родной отец, был замечательным человеком во всех отношениях. Моя мама свято в это верила. Он был красивым мужчиной, гораздо красивее меня, гораздо умнее. И, помимо всего прочего, очень талантливым. Да, мой отец был художником. Он целиком принадлежал моей матери, но он был беден и никогда не стремился заработать деньги. Он хотел только творить! — Последнее слово Джек произнес почти презрительно. — Хотел рисовать только для себя и для моей мамы. Моя мама говорила, что он обожал ее. Я знаю, он писал Канзас, как поэму. Его «Закат в прерии» до сих висит у нас в гостиной. Он очаровал мою маму, и она вышла за него замуж, думая, что он изменится. Но очень скоро она поняла, что он не только не меняется, но фактически с течением времени становится все больше и больше самим собой. Она могла любить его, когда он ухаживал за ней и рисовал ее, но когда они поженились и у них родился ребенок — то есть я, — моя мама поняла, что у нее всегда будут пейзажи, прерии и никогда не будет денег. Пойми, ей понадобилось восемь лет, чтобы осознать это. Когда же это произошло, она незамедлительно оставила отца и вышла замуж за человека, который мог обеспечить ее, меня и возможных будущих детей.

Джек перевернулся на бок.

— Пойми меня правильно, Талли, я не осуждаю ее. Но мой отец, я думаю, придерживался другого мнения. Он считал, что моя мама должна больше ценить его гениальность, его мятущуюся душу, его эстетические ценности, его почти раннехристианский аскетизм. — Снова оттенок пренебрежения прозвучал в его голосе, и Талли так и не поняла, кого же он поддерживает: отца или мать.

— Так твоя мать вышла за другого? — мягко спросила она.

Джек кивнул.

— Вышла за другого и заболела раком. Господь предвидел это — у нее больше не было детей.

— Как и у мистера и миссис Мандолини.

— Моя мать всю жизнь мучилась из-за этого, всю жизнь. Она расценивала это как Божью кару и не переставала терзать себя. И меня. И моего отчима. Она никогда не покидала Топики.

— Никогда не покидала Топики?

— Да. Я сам впервые выбрался за пределы штата, уже когда окончил школу.

— Ну теперь ты наверстал упущенное.

Джек молча разглядывал стену.

— А ты не знаешь, что стало с твоим отцом, Джек? — спросила Талли.

Он все еще лежал спиной к ней.

— Мой отец, ну он, понимаешь, уехал. Уехал из штата.

Талли покусывала кулак. «Простая история», — думала Талли, чувствуя на губах металлический привкус.

Джек продолжал:

— Мне было восемь. После этого я не видел его около девяти лет. Но потом мы услышали, что он вернулся в город, и не в лучшей форме, он сильно пил, понимаешь? Моя мать попыталась разыскать его, но он избегал ее, не посещал местные бары. Переезжал из отеля в отель. Так он мучил ее целых шесть месяцев или около того.

— Продолжай…

Без всякого выражения, не поворачиваясь к Талли, Джек сказал:

— И однажды зимним утром мы нашли его мертвым на заднем дворе.

— О Боже!

— Да. Мертвым, понимаешь? Лежал там, в рваном пальто и старых ботинках, совсем обледеневший. Пришел умирать к дому моей матери. К ее белым розам.

Талли закрыла глаза. «Розы!»

— Так вот где ты берешь белые розы? В мамином саду?

— Да. Позади дома у нее оранжерея. Там они цветут круглый год.

— Боже! А он не мог зайти внутрь?

— Мама переживает за свои драгоценные розы, она всегда запирает теплицу на ночь, — ответил Джек.

Талли сидела на постели, покачивая головой.

— Это ужасно. Мне так его жалко. — И, подумав, спросила: — А Джен знала об этом? Ты рассказывал ей об отце?

— Рассказывал. Она все знала.

— Чертовски невероятно, — пробормотала себе под нос Талли, думая: «Он приходит к Святому Марку и приносит ей белые розы, потому что она любила их, но она любила их, потому что они много значили для него. Но это даже не чертов О’Генри». Талли разглядывала стену, но прямо между ней и стеной находилась его голая спина, так что она скорее смотрела на нее.

— Это ты нашел его?

— Нет, не я. У нас был коккер-спаниель. Барки. Это он его нашел.

Небо за окном из синего стало серым, когда они заговорили снова.

— Ну, Талли теперь ты так много знаешь обо мне, а я до сих пор ничего о тебе не знаю. Почему? Ответь мне.

— Джек Пендел, — Талли постаралась, изобразить улыбку, — ты знаешь обо мне все. Очень много. Ты человек, который слишком много знал. Причем тогда, когда я даже понятия не имела о твоем существовании. Ты знаешь, что я танцевала в клубах, ты знаешь о моей матери, ты знаешь о Дженнифер. А больше обо мне и знать нечего.

Она смотрела в сторону, и Джек развернул ее лицом к себе, нежно обхватив его ладонями, потом опрокинул ее на постель и поцеловал в глаза.