Белая чума - Фрэнк Герберт

– Это жестоко, господин Доэни!

Финтан повернул голову и прислушался к шелесту ветра в кронах деревьев, растущих вокруг хижины. Огонь мерцал в самодельном очаге, слегка раздуваемый движением воздуха через отверстие в крыше хижины и щели в неплотно прилегающих жердях. На стенах плясали зловещие тени.

– Жестоко, да, – продолжал Доэни. – Но перемены всегда бывают жестокими, а сейчас мы имеем дело с переменами. Мы никогда не встречались достаточно близко со всеми мерзостями нашего мира.

– Достаточно близко! – Отец Майкл был шокирован. – Убийства! Дикие случаи жестокости!

– Я думаю, что являюсь реалистом, – говорил Доэни. – Большинство людей жило в четырех стенах, защищенные со всех сторон опекунами – врачами, проповедниками, адвокатами, избранными ими же демагогами – чтобы держаться подальше от сюрпризов перемен.

– Тогда как же это чума умудрилась удивить, как вы говорите, опекунов?

– спросил священник.

– Потому что они тоже привыкли к этому миру, к этой вселенной, ограниченной еженедельными оплаченными пакетами еды, программами телевидения на вечер, ежегодными праздниками и строго соблюдаемым графиком распределения сластей и развлечений.

– Я все еще не могу понять, как это могло произойти, – прошептал отец Майкл. Он боязливо посмотрел на Джона, который подошел к двери и выглянул на улицу через щель в дверных петлях.

– Это все из-за того, что мы прислушивались только к богатым американцам! – воскликнул Доэни.

– А я и не знал, что вы так ненавидите американцев, – сказал отец Майкл.

– Ненавижу? Нет, я им просто завидую. Лишь немногие из них сталкивались когда-либо с мерзостями мира.

– Опять эта фраза, – запротестовал священник. – Что она означает?

– Она означает только то, что нищие, сталкивающиеся с мерзостями мира, умирали от голода. Я имею в виду и моряков, и фермеров, и лесорубов, живших рядом со стихийными бедствиями, природными катаклизмами, случавшимися очень часто. Я имею в виду пророков, наказывающих себя до тех пор, пока не увидят, что боль прошла.

Отец Майкл посмотрел на мальчика, который стоял, внимательно прислушиваясь к разговору, и увидел на его лице выражение жадного любопытства. Ночные звуки ветра и шорох леса сдавливали сердце. Что мог увидеть Джон сквозь дверные щели? За пределами хижины была только темень леса.

– Опекуны на самом деле были не настоящими, – произнес Доэни низким и задумчивым голосом. – Они говорили, что будут только приятные сюрпризы – типа рождественских подарков. Ничто, способное нарушить плавное течение событий в мире, не будет допущено. Обитатели четырех стен считали, что именно они владеют миром.

Джон обернулся и встретился с взглядом отца Майкла. Священник подумал, что в глазах Джона было странное ощущение удивления и настороженности.

– Где мы находимся? – спросил он.

– Это убежище лесорубов, – ответил Доэни, продолжая смотреть на огонь.

Джон сосредоточил свое внимание на Доэни.

– А кто вы такой?

Тот покачал головой, все еще не глядя на Джона, углубившись в свои тяжелые мысли.

– Мое имя Финтан Доэни, и я не лучший опекун, чем любой другой. – Потом Доэни повернулся и увидел в отблесках огня тревожное выражение на лице Джона.

– Как мы сюда попали? – поинтересовался Джон.

Низким и неуверенным голосом Доэни ответил:

– Мы пришли пешком.

– Это странно, – размышлял Джон. – Вы говорите как ирландец. Я все еще в Ирландии?

Доэни кивнул.

– А где же моя Мери и близнецы? – спросил Джон.

Отец Майкл и Доэни недоуменно посмотрели друг на друга. Мальчик спросил:

– Что-то случилось?

Доэни предостерегающе погрозил ему пальцем, чтобы он замолчал.

– Я Джон Рой О'Нейл, – пробормотал Джон. – Я знаю это. У меня… была амнезия? Нет… кажется, этого не могло быть. Я, по-моему, помню… кое-что.

Доэни приподнялся, готовый к отпору в случае внезапной агрессивности Джона.

– Кто привел меня сюда? – продолжал спрашивать тот.

– Тебя привел Джон Гаррет О'Доннел, – ответил отец Майкл.

Джон ошеломленно посмотрел на священника.

– Джон… Гаррет… – Он был явно шокирован, глаза его широко раскрылись. Джон отступил назад, но уперся в стену позади двери. Его блуждающий взгляд переходил с Доэни на священника, со священника на мальчика, задерживаясь на каждом, и в это время в мозгу Джона пронесся вихрь воспоминаний.

Доэни поднял руку и хотел что-то сказать.

Рот у Джона широко открылся и стал похож на черную дыру на агонизирующем лице.

– Не-е-е-т, – раздался жуткий вопль. Джон сделал шаг к Доэни, который напрягся в ожидании. Потом крутнулся и бросился на дверь, распахнувшуюся от сильного удара.

Никто не успел опомниться, как Джон уже оказался снаружи, убегая прочь, с воплями и стоном, продираясь сквозь кустарник и ломая ветки деревьев.

Доэни протянул руку, остановив мальчика и отца Майкла.

– Вы его не поймаете. А даже если и сможете догнать… – Он покачал головой.

Они прислушивались к звуками, доносившимся из темноты, – страшным стонам, хрусту веток в лесу. Наконец все постепенно смолкло, и теперь остался только шелест ветра в деревьях.

– Кто-то, должно быть, найдет его, – задумчиво проговорил отец Майкл. – Кто-то даст ему пристанище. Безумец – это тяжелая ноша для всех нас, ему…

– Замолчите! – злобно крикнул Доэни. Он подошел к проему и установил дверь на место, подперев ее поленом. Когда Финтан повернулся к костру, то столкнулся со взглядом мальчика, прислушивающегося к ночным звукам. Мог ли его чуткий слух уловить стоны Джона?

– Это злой дух, – прошептал мальчик.

62

Та птица, что делают греческие ювелиры, Из чеканного золота и глазури, Не дает уснуть уставшему императору; Или она сидит на золотом суку и поет Лордам и леди Византии О том, что прошло, проходит или придет.

Отцу Майклу не нравилось жить в Англии. Особенно не любил он затворничество в Хаддерсфилде, хотя это было очень занятное место в эти дни, когда сюда съехались важные персоны со всего мира, чтобы узнать подробности о лекарстве от чумы. Он принял предложение Доэни поехать в Хаддерсфилд. Кети О'Хара Броудер была ирландским национальным достоянием, и, более того, определенно становилась потенциальным политическим орудием.

«Женщина в камере!»

Отец Майкл считал ее довольно глупой молоденькой женщиной, но в ней был прочный стержень независимости, то, что священник рассматривал как «крестьянский характер». Такое качество, но в меньшей мере, было присуще матери отца Майкла, и он сразу же распознал его в Кети. Она была бы упрямой и даже жестокой, если затрагивались ее собственные интересы. Дайте таким людям немного власти, и они станут ужасающими – если их действия не управляются твердой верой в Божью кару.