8. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма - Анатоль Франс

Следует одобрить подобную осторожность и не отказываться от внимательного изучения тех общих сведений, которые он сообщает.

Один американский правовед, ревностный христианин, не желал вступать в партию социалистов, пока ему не объяснят во всех подробностях, как именно будет устроено социалистическое общество.

«Неужели, прежде чем стать христианином, — спросил у него социалист Гандфорд, — вы потребовали, чтобы вам показали точную карту рая?»

Здесь, однако, есть та разница, что нам нужна не слепая вера, но сознательное и добровольное присоединение.

Письмо участникам митинга, организованного обществом ученых в защиту политических заключенных[772]

10 июня 1909 г.

Товарищи,

Деланне приговорен к месяцу тюремного заключения и к уплате трех тысяч франков штрафа за опубликование рисунка без надписи.

Этот рисунок, изображающий генерала в фартуке мясника, появился в печати на следующий день после обстрела Шауйи[773], где было убито 1500 мужчин, женщин и детей на протяжении каких-нибудь трех километров.

Осуждение Деланне — позор для республики и всего человечества. Присоединяюсь к вам, чтобы выразить свое негодование.

Братский привет.

Анатоль Франс.

Протест против режима в царских тюрьмах[774]

23 марта 1910 г.

Глубоко взволнованные статьей, появившейся в газете «Радикал» — органе французской печати, — о бесчеловечном обращении в саратовской тюрьме с известным русским писателем Осипом Минором, семья которого находится в Париже;

Не желая вмешиваться во внутренние дела иностранной державы, но руководствуясь чувством простой гуманности;

Мы, нижеподписавшиеся, выражаем пожелание, чтобы русское правительство положило конец страданиям этого весьма уважаемого писателя и чтобы он был немедленно возвращен своей семье.

Академик Адольф Карно, академик Луи Авэ, профессор Парижского университета Шарль Андлер, профессор Сорбонны Фердинанд Брюно, член Французской Академии Анатоль Франс и др.

Письмо Константину Лядову[775]

Дорогой г-н Константин Лядов, кому как не Вам могу я поведать о чувствах, которые я испытываю, знакомясь с этим величественным, истинно царственным городом, проникнутым столь величавой красотой, осматривая музей Эрмитажа, один из самых богатых в мире.

Что касается русской мысли, такой свежей и такой глубокой, русской души, такой отзывчивой, такой поэтической по самой своей природе, — то я уже давно проникся ими, восторгаюсь ими и люблю их.

Выражаю «Петербургскому листку» признательность за то, что он передал привет России от француза.

Анатоль Франс. Петербург, 10 июля 1913 г.

Письмо к Теофило Брага[776]

29 ноября 1914 г.

Дорогой и прославленный Теофило Брага, Разрешите французу, другу благородного португальского народа, удостоенному звания члена-корреспондента Португальской Академии наук, которой вы так превосходно руководите, высказать вам удовлетворение, испытанное им при чтении воззвания, подписанного вашим громким именем, — этого решительного протеста против «тевтонского вандализма» и против чудовищной апологии вандализма, на которую отважились немецкие интеллигенты.

В своем воззвании вы охарактеризовали с огромной силой немецкое «безумие», являющееся, по вашим словам, результатом «атавизма и воспитательной среды». Вы заклеймили презренных людей, которые «сознательно встали на службу лжи и беззакония».

Вскормленный латинской мудростью, сторонник справедливости и правды, вы, дорогой Теофило Брага, с безраздельной симпатией отнеслись к достойной преклонения Бельгии и к Франции, которая ведет вместе с союзниками героическую борьбу за право, свободу и цивилизацию.

Прошу вас и ваших коллег — Монтейро, Кабрейро и Бензабата — принять мой самый сердечный привет.

Анатоль Франс.

Письмо директору издательства Кальман-Леви Леопольду Кану[777]

(Осень 1918 г.) Бешелльри, Сен-Сир-на-Луаре, Эндр и Луара

Дорогой друг!

Мы вернулись в Бешелльри[778], где сейчас очень холодно. У Эммы[779] сильнейший насморк, но серьезного ничего нет. По своему обыкновению, она откладывает насколько возможно наш отъезд в Париж, и, к сожалению, я увижу вас только через две недели. Из-за аэропланов пребывание в Бешелльри для меня невыносимо; не знаю, право, кончится ли когда-нибудь это неудобство. Леду-Лебар[780] думает остаться в Туре еще по крайней мере месяца два. Получил все ваши посылки, в том числе и книгу г-жи Б., заинтересовавшую меня как проявление страннейшей аберрации жалкого человеческого разума.

Спокойно вверяю своим друзьям, Кальману и вам, дорогой Леопольд, судьбу моего бедного «Маленького Пьера». Я понял слишком поздно, что подорвал успех книги этим заглавием, из-за которого «Маленького Пьера» будут смешивать с «Пьером Нозьером», считая его лишь переизданием последнего. Но будь что будет. Моя чувствительность в отношении литературной славы очень притупилась.

У меня есть кое-какие сведения о русской революции. В России установлен новый строй, прочный и долговечный. Англия и Франция не поскупятся на деньги, чтобы уничтожить его, но вряд ли это им удастся. О Германии ничего неизвестно; перед войной социал-демократия была там богаче и сильнее, чем где бы то ни было, и так же хорошо организована, как Рабочая партия в Англии. Вполне вероятно, что власть останется в руках социалистов. Я думаю, что, восторжествовав у побежденных, революция перекинется на страны-победительницы, и прежде всего на Англию. Во Франции она произойдет в последнюю очередь, ибо наш пролетариат малочислен и плохо организован. Однако и у нас назревает движение, которое Мергейм[781] пытается остановить ценой нечеловеческих усилий. Вы хотите знать мое мнение? Я считаю, что война вызовет мировую революцию. Но я считаю также, что не следует заниматься пророчествами, если не хочешь, чтобы действительность опровергла твои самые правдоподобные предсказания. Карл Маркс предсказал в 1871 году[782] все, что сейчас происходит. Это был человек поистине гениальный.

Передайте, пожалуйста, мои лучшие пожелания вашей жене. Всецело ваш

Анатоль Франс.

Жан Жорес[783]

26 марта 1919 г.

Я встречался с ним часто и запросто. В тесном кругу этот великий человек был прост и сердечен. Он являлся олицетворением мягкости и доброты.

Щедро одаренный от природы, он, казалось, полнее всего проявлял одну из своих способностей — способность любить. Я слышал, как его громкий голос, величавые и грозные отзвуки которого наполняли собою весь мир, становился ласковым и задушевным в разговоре с другом.

Его обширные и глубокие познания выходили за пределы широкого круга социальных проблем, распространяясь на все области духовных интересов человека. За несколько дней до войны я отправился навестить его в Пасси и, войдя в овеянный славой скромный домик, застал Жореса за чтением одной из трагедий Еврипида. Этот огромный ум отдыхал от работы за работой и оставлял одну задачу для того, чтобы взяться за другую. Ненависть была чужда Жоресу, и он жил в безмятежном спокойствии, свойственном человеку с чистой совестью, несмотря на преследующую его смертельную ненависть и гнусную клевету. Он игнорировал своих врагов.

Ненависть, которой народы обычно платят за преданность своим самым верным слугам, лучшим друзьям и мудрым советчикам, не утихает сразу после смерти великих людей, она преследует их по ту сторону могилы, ибо великие люди не умирают всецело, а оставляют после себя живую и плодотворную мысль — неизменную причину раздоров.

Но напрасно заблуждение и ненависть попытаются набросить тень на светлый патриотизм Жореса. Как! Неужели любовь к родине и любовь к человечеству не могут гореть в одном и том же сердце? Нет, они могут и должны гореть в нем. Более того, без подлинной любви к человечеству нет подлинной любви к родине, ибо родина является частью человечества и ее нельзя отторгнуть от него без крови, страданий и смерти.

Жорес любил Францию. Он хотел видеть ее справедливой, мирной и могущественной. Безопасность страны была постоянной и мучительнейшей заботой его великого сердца. Он разработал талантливый план народной милиции, предусматривавший, что на службу автономного государства будет поставлена огромная и сильная армия. Гении обладают даром провидения, и этот великий человек заглянул в книгу будущего, когда ратовал за вооруженный народ.