Факел свободы - Дэвид Вебер

Глава 49

Яна вошла на кухню, кистью стряхивая светящийся снег со своих плеч.

— Я надеюсь, что ваши планы для быстрого отдыха не включают в себя античные колесные наземные транспортные средства, визжащие вокруг районов. Это довольно популярно там. А люди, которые находятся вне, кажется, не знают ни черта о том, как обойти это.

Она покачала головой с отвращением, и Виктор с Антоном усмехнулись. Несмотря на то, что Яна провела большую часть своей взрослой жизни в одном городе или еще одном, она провела свое отрочество на планете Килиманджаро. Зимы там были не совсем такими как на Сфинксе Звездного Королевства, но они были, безусловно, в той же лиге.

Она была склонна смотреть свысока на подающих голосом жалобы на погоду изнеженных отпрысков мягких планет, а ее мнение о тропическом и субтропическом климате Факела было обычно суммируемым с фырканьем великолепного презрения.

Ее специальное презрение, однако, было зарезервировано для людей, которые, очевидно, не имели ни малейшего представления, что делать со снегом, пытаясь справиться с ним, и было очевидно, что ее утренняя прогулка дала ей достаточно топлива для этой реакции. Мезанцы, казалось, были еще более невежественными, чем большинство — по ее скромному мнению, конечно — когда речь шла об обращении с замороженным атмосферным водяным паром.

Возможно, это было потому что планета наслаждалась мягкими и приятными климатическими условиями. Даже самый разгар зимы, за исключением полярных областей, был не хуже, чем мягкий зимний день на Хевене. Это даже не начиная сравнивать со свирепыми зимними условиями родного Зилвицкому Грифона, и гипотермией сфинксианской зимы, которая могла выкосить население планеты, вроде одного из биологического оружия Последней Войны Старой Земли.

Летние периоды на Мезе, вероятно, были более жестки для человека, чем ее зимы — но лето не было плохим также. Светилом планеты была звезда класса G2 практически идентичная Солнцу, а Меза сама по себе была почти близнецом Земли. Не совсем. Гравитация была почти идентичной, но у Мезы было чуть больше земной поверхности.

Это, возможно, сделало климат более суровым, чем у Земли, с меньшим мелиоративным эффектом океанов. Но Меза была приблизительно на 40 световых секунд ближе к светилу системы и имела намного меньший наклон оси — только девять градусов, в отличие от двадцати трех с половиной родной планеты. Таким образом, средняя температура была несколько выше, а сезонные колебания немного меньше.

На большей части поверхности планеты, на самом деле, зима никогда не приносила любых снегов вообще. Но планета получила название "Меза" из-за высокой, плоскогорной столовой горы рядом с центром крупнейшего континента, где исследовательская партия поставила свой первоначальный базовый лагерь на поверхности планеты.

Который в конечном итоге стал столицей планеты, развиваясь там, по тем же причинам, в значительной степени случайным, что и большинство городов, возникших на большинстве миров. На большей высоте, чем бо?льшая часть планеты, и с определенным континентальным влиянием, погода в столице была, вероятно, хуже, чем где-либо еще на Мезе.

Это говорило не о многом. Сказать правду, Меза была одним из самых приятных миров, которые Антон или Виктор когда-либо посещали. Это сделало его еще более отвратительным, поскольку он стал центром того, что оба они считали одной из самых грязных политических систем, когда-либо созданных человеческим видом — который произвел множество отвратительных политических систем, с тех пор как фараон Хуфу возвел свою великую пирамиду с использование рабского труда более шести с половиной тысячелетий назад.

Антон и Виктор теперь знали намного больше об истинной природе политической системы Мезы, чем имелось у них, когда они высадились на планете, или, чем любые другие мантикорцы или хевениты все еще знали. Джек МакБрайд был скрытен, передавая им информацию при каждой из тайных встреч, что были у них с момента первоначального контакта.

Он очищал данные так же, как лук, который он использовал, чтобы изобразить многовековую стратегию теневого заговора, каковой он представил им как "Согласование". Воздерживаясь, когда это возможно, каждый раз, в надежде на торг для более выгодной сделки.

Тем не менее, он уже должен был дать им многое. Это был просто грубый факт жизни, что лицо, желающее отступиться было меньше торговался, чем люди, которые были в состоянии обеспечить новую жизнь для него или нее. А ни Антон, ни Виктор не были в каком-либо настроении, чтобы быть благотворителями.

Также говорило за Джека МакБрайда, правда — даже Виктор признал это в значительной степени — то, что он пришел, понимая и питая отвращение к системе, созданной на протяжении веков, которую он называл Мезанское Согласование. Но было все еще ужасно то, что любой человек с его интеллектом — очевидно, даже с подлинной чувствительностью — не смог бы поддерживать эту систему до тех пор, как он, в таком центральном положении, прежде чем он, наконец, повернулся против нее.

Как язвительно-саркастически заметил Виктор после их третьей встречи с МакБрайдом, перефразируя строку из одного из его любимых фильмов, это было так, как будто офицер в одном из древних нацистских лагерей смерти вдруг воскликнул: "Я в шоке — в шоке! — обнаружив геноцид в Освенциме!" (Антон понял намек, но пришлось объяснять его Яне.)

Это, вероятно, было не совсем справедливо. Антон отметил, что начальные импульсы, которые в итоге привели к Мезанскому Согласованию явно были идеалистические, которые было ужасно похожи на видения древнего деспота Гитлера. В конце концов, не в первый раз в человеческой истории было так, что политическое движение (или религиозное, если на то пошло) начиналось с самыми лучшими намерениями и превращалось в то, что ее основатели никогда не могли себе представить, может быть ужасным конечным результатом.

Он зашел так далеко, чтобы указать — после прочищения своего горла — что Виктор сам выдерживал странное сходство со многими из членов большевистской ЧК в первые годы русской революции за почти два столетия перед Расселением.

Виктор знал, что Антон имел в виду; и после мгновенной неловкости, признался (даже с легкой улыбкой), что было возможно некоторое сходство. В последующие годы, когда он встретил Кевина и Джинни Ушер, Каша стал доподлинно изучать историю.

— Это все же не то же самое, Антон, — сказал он. — Если ты знаешь столь многое о древнейшей истории, то ты также знаешь, что в течение двух десятилетий оригинальной революции тиран по имени Сталин убил почти всех тех ранних революционеров и заменил их своими подхалимами. Роб Пьер и особенно Сен-Жюст пытались сделать то же самое с апрелистами в нашей собственной революции — и чуть не удалось.