Талли - Паулина Симонс

Робин приехал домой около десяти утра.

— Почему ты не позвонил мне? — набросилась на него Талли. — Я же просила, чтобы ты позвонил.

— Я знаю, — ответил он, наливая себе стакан апельсинового сока. — Но мы вернулись очень поздно, и я решил, что ты уже спишь.

— Да ты знаешь, кто ты после этого… — Талли взглянула на Бумеранга и запнулась. — Ты же знаешь, что я не сплю, по крайней мере, до трех. Ты хочешь сказать, что вернулся позже трех?

— Я просто не помню, Талли. Было поздно, мы много выпили, мне не хотелось будить тебя. О’кей?

— Где же вы шлялись в Манхэттене до самого утра? — Талли с большим трудом удавалось не перейти на крик. — Что за развлечения вы, ребята, там выискали?

Робин холодно взглянул на нее и подсел к сыну.

— Да нет. Ничего особенного. То да се. Играли в бильярд. Сходили в кино. Посидели, поговорили.

— Только ты и Стив? — спросила Талли.

— Да, только я и Стив, — ответил Робин.

— Куда же вы ходили?

— Да никуда особенно, — неохотно ответил Робин, кормя Бумеранга кашей. — Ну, Бумеранг, чем ты хочешь заняться сегодня? Сегодня отличный денек. Что ты будешь делать?

— Поеду на озеро, — ответил Бумеранг.

Талли почувствовала, как побледнело ее лицо. К счастью, Робин этого не заметил.

— Послушай, сын, — сказал он. — Папа сегодня играет в регби, ты не хочешь поехать вместе с мамой и посмотреть?

— Хочу!

— Робин, — осторожно сказала Талли. — Я собираюсь в церковь, а затем пройдусь по магазинам. Вчера я целый день провела с Шейки и ничего не успела сделать.

— Конечно, не успела, — ответил Робин поднимаясь, — ладно, все в порядке. Я возьму Буми. Может быть, купишь мне футболку или еще что-нибудь?

Талли почувствовала себя виноватой. Она видела, как огорчился Бумеранг, услышав, что мама не поедет с ними. Но лето подходило к концу. До следующего лета ей еще не раз представится возможность поехать с Робином и Бумерангом.

В одну из суббот в начале сентября Талли и Джек уехали в Канзас-Сити на всю ночь. После легкого обеда в уже привычном французском ресторанчике они отправились танцевать. К концу вечера, где-то около двух часов ночи, они решили вдруг тряхнуть стариной и приняли участие в танцевальном конкурсе и победили! Невероятно! Они выиграли билеты в кино, бутылку шампанского и пару футболок.

— К черту те гнусные годы, когда ты выигрывала по сто баксов в танцевальных конкурсах, — сказал Джек уже в их гостиничном номере, открывая бутылку шампанского. — Кстати, а что ты делала с этими деньгами? Тратила?

— В общем-то да. Я этим здорово зарабатывала, Джек.

— Верю, — ответил он, обнимая ее, — Еще как верю.

Совсем под утро, уже дважды успев заняться любовью, Джек сказал прямо в рассыпавшиеся волосы Талли:

— Уже сентябрь.

Талли замерла в его объятиях.

— Да. И что же? — Она изо всех сил старалась, чтобы он не услышал, как дрожит ее голос. — Топика не закрывается в сентябре.

— Но закончился сезон ремонтов.

— И?

— А я должен работать, Талли. Так же, как должна работать ты. Я должен работать.

— И что же? Ты можешь найти что-нибудь в Топике. Почему бы тебе не делать внутренний ремонт?

— Талли, Талли, — Джек ласково погладил ее по голове. — Какие у тебя красивые волосы. Я не могу красить внутри. Я люблю воздух.

— Понятно, — сказала она совсем тихо, не в силах справиться с комом в горле.

Джек поцеловал ее.

— Я вернусь в декабре. На Рождество.

Талли не ответила ему. Она считала про себя овец: одна, две, три, десять…

— Значит, вот что с нами будет? — спросила она наконец.

— А разве есть выбор? — спросил Джек, тихонько отодвигаясь от нее.

Выбор. Хороший вопрос. Хороший вопрос. У Талли не было на него ответа. Она никогда по-настоящему не задумывалась, что же будет с ними дальше. Она строила планы лишь на ближайшую неделю, в течение которой она будет встречаться с Джеком. И на следующую неделю. И еще на одну.

Так она лежала пять, десять, пятнадцать минут, не говоря ни слова и не двигаясь. Потом зачем-то пересказала Джеку их разговор с Шейки, состоявшийся пару недель назад…

— Броня, значит? — усмехнулся Джек. — Броня…

— Это правда? — спросила она.

Джек провел рукой от ее плеча к груди.

— Про тебя? — абсолютная правда, — ответил он.

Она толкнула его.

— Про тебя.

Он лежал на спине, глядя в потолок.

— Куда уж нам без брони? Как без нее жить-то?

— Никак?

— Никак, — печально кивнул Джек, целуя ее в плечо. — Вот твоя Джен. У нее почти не было брони.

— Ты дважды прав, — сказала Талли.

— Да. Она была совершенно открыта. У нее не было защиты от мира.

Талли слегка вздрогнула и отвернулась от Джека.

— Неправда. У нее не было защиты от тебя.

— Все так просто? Я бы мог тоже покончить с собой или ее отец мог бы убить меня; я мог бы жениться на ее сестре, чтобы искупить свою вину.

— Ты мог бы. Но, как тебе известно, у нее не было сестры, — заметила Талли.

Джек улыбнулся.

— У нее была ты.

— Да, но ты забыл, дорогой Джек, что я уже замужем.

Они посмеялись.

Она продолжала:

— Ты этого не знаешь, но я и правда спасла однажды тебе жизнь.

— В этом я не сомневаюсь.

— Нет, серьезно. Много лет назад. Мистер Мандолини пришел ко мне и спросил, кто такой «Дж. П.». Я уже хотела сказать ему, но увидела, что он совсем не в себе. Ты видел «Великого Гэтсби»?

— Я даже читал «Великого Гэтсби», — ответил Джек.

— Так вот, ты помнишь Джорджа Уильсона?

— Конечно.

— Именно так выглядел мистер Мандолини. Как Джордж Уильсон.

— Понятно. Так, значит, ты считаешь, что помогла мне, не сказав мистеру Мандолини, кто такой «Дж. П.»? — спросил Джек.

— Да, конечно, — удивленно ответила Талли, — Разве нет?

— Не знаю, — задумчиво ответил Джек. Он мягко посмотрел на Талли. — Иногда думаю, что да. Иногда, что нет.

— Когда нет?

— Когда… Когда я начинаю бороться со смертью.

— Я не знала, — промолвила Талли, — что ты… борешься с ней.

Он улыбнулся.

— Нет. Ты думала, что только у тебя одной такие трудности?

Талли задумчиво смотрела на него. Неужели и его это мучает? Не похоже. Она хлопнула его по груди.

— «Не горюй, — прошептала она, цитируя Фицджеральда, — завтра мы побежим быстрее…»

— «… них, протягивая вперед руки, — продолжил Джек, притягивая ее к себе. — И в одно прекрасное утро…»

— «… мы столкнемся с тем, что лодки, плывущие против течения, неудержимо сносит назад, в прошлое».