МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Сергей Абрамов

— Сейчас поедете его арестовывать? — деловито поинтересовался я.

Но Епифанов решительно ответил:

— Нет. Арестовывать рано. Котэ прав: Каличава — старая лиса. Мы пока можем предъявить ему обвинение лишь в мошенничестве и вымогательстве. А он нам нужен как убийца. И причем с поличным.

ДОМАШНЯЯ ЗАГОТОВКА

Наша машина стояла в засаде возле здания Министерства внутренних дел. Было около двух часов пополудни, на город упала нестерпимая духота. Мы открыли все четыре двери, но это мало облегчило наше положение. Ни ветерка, ни дуновения. Я с тоской думаю о том, что всего в каких-нибудь восьмистах метрах отсюда море, море… Епифанов на переднем сиденье томно обмахивается газетой. Гольба, кажется, дремлет, опустив голову на руль. Кантария со страдальческим выражением периодически одной рукой утирает пот с лица. Другой рукой он осторожно, словно хрустальную вазу, придерживает на коленях рацию. Рация сдавленно попискивает и потрескивает. Ей тоже невмоготу эта жара.

Это не простая засада, это радиозасада. Термин мой собственный. А суть в том, что мы второй час сидим, не вылезая из раскаленной машины, потому что не знаем еще, куда придется ехать. Но что ехать придется — знаем точно. И тут рация на коленях у Нестора откашлялась и сказала далеким хриплым голосом:

— Шестой, шестой, я девятый. Второй вышел из дома, стоит сейчас на автобусной остановке. В руках желтый полиэтиленовый пакет.

И почти сразу за этим послышался другой голос, поближе и почетче:

— Шестой, шестой, я восьмой. К дому первого подъехало такси. Первый вышел с чемоданчиком в руках. По сторонам не смотрит. Садится в такси… Следуем за ними…

Четыре дверцы хлопнули одновременно. Епифанов откинул газету. Гольба запустил двигатель. Кантария прижал рацию к уху. Я забыл про море. И мы поехали.

…Вчера утром у Абуладзе снова было совещание.

— К тому, кто лягается, подходи спереди; к тому, кто бодается, подходи сзади, — сказал начальник уголовного розыска. — Грош нам цена, если не перехитрим Каличаву. Давайте все вместе думать, что он за человек, как будет себя вести.

Больше всего это напоминало обсуждение шахматной партии. «Если мы так, то он может так… так… и так… Но скорее всего — вот так. А тогда мы сюда, он сюда, мы — шах и мат!» Как всякая домашняя заготовка, она выглядела безупречно. При условии, что противник не окажется умнее и хитрее, чем ему полагалось по расчетам.

А полагалось вот что. Самой существенной уликой против Каличавы могло бы стать оружие, из которого совершено убийство. Конечно, хитрый преступник должен был бы его уничтожить. Но те, кто сейчас вступал с ним в противоборство, исходили из того, что Каличава не только хитрый, но, во-первых, еще и жадный, а во-вторых, и это главное, самоуверенный. Что благодаря этой своей самоуверенности, благодаря наглой уверенности, что он в состоянии перехитрить всех на свете, бандит может не выбросить пистолет, а лишь припрятать его до поры до времени.

Это была, так сказать, теоретическая разработка. Из нее вытекали вполне конкретные практические шаги. Мало обнаружить тайник, надо еще доказать, что оружие принадлежит Каличаве. А для этого хорошо, чтобы пистолет оказался при нем в момент задержания. Взять с поличным — так, кажется, говорил Епифанов. Это, конечно, повышает опасность самого задержания, но зато значительно облегчает изобличение убийцы. Итак, нужно добиться, чтобы Каличава извлек из неведомого нам тайника пистолет. Как?

Я сейчас сжато, почти конспективно излагаю результаты того совещания. А было оно трудным и бурным, высказывались противоречивые мнения, каждое предложение рассматривалось с учетом всех возможных последствий. Сейчас уже не помню, кто именно предложил использовать против Каличавы его собственный метод, которым он пытался затравить Русика Матуа. Кажется, Кантария. Да это и не важно. Важно, что идею, разобрав со всех сторон, наконец одобрили.

В тот же день на допрос к следователю были приглашены свидетели по делу об убийстве Зазы Квицинии. Их расспрашивали об одном: какие отношения были между убитым и Каличавой? От них не очень скрывали, что следствию известна роль Каличавы в мошенничестве с «зари» и особенно в получении долгов с проигравших. Их не просили ни о чем молчать. И можно было не сомневаться, что уже к вечеру тот, кому надо, будет в курсе этих откровений.

Дальше предполагалось, что Каличава, не дожидаясь ареста, постарается скрыться. При этом он, возможно, прихватит с собой оружие. Ну а если преступник окажется осторожнее, чем о нем думают, и пистолета с ним не будет… В таком случае, как выразился Епифанов, мы, конечно, ничего не приобретем, но уж ничего и не потеряем.

И последнее. То, что дома Каличава держать пистолет не будет, признавалось за аксиому. Или у кого-то, кому он доверяет, или в тайнике. Из близких родственников у него есть только родная сестра, которая живет в поселке Бабушары на другом конце города. Поэтому со вчерашнего вечера было установлено наблюдение за ее домом и за домом самого Каличавы…

— Шестой, я девятый! Женщина села в автобус, который идет к центру.

Епифанов взял у Нестора рацию.

— Девятый, я шестой. Обгоните автобус. Пусть на следующей остановке в него сядет наш сотрудник.

Такси с Каличавой и автобус неторопливо двигались навстречу друг другу. В сторону их возможного рандеву ехали и мы.

— Я девятый! Женщина сошла возле универмага, стоит на ступеньках у входа. В автобусе она вела себя спокойно, не нервничала, разговаривала со знакомыми, смеялась. Мне удалось коленкой прижаться к пакету. Там что-то продолговатое, но мне показалось — мягкое, пружинит слегка. Как поняли?

— Хорошо понял, — проворчал в микрофон Епифанов. А Гольбе бросил: — Давай быстрее к универмагу.

Мы остановились метрах в ста на другой стороне улицы. Отсюда было не очень хорошо видно, что происходит перед магазином: все время подъезжали, заслоняя вход, троллейбусы и автобусы. Впрочем, как я понял, в задачу Епифанова входило не столько видеть, сколько слышать.

— Я восьмой! — взволнованно сообщила рация. — Они встретились! Идут по улице!

И тут мы их увидели. Сестра оказалась на целую голову выше брата. Они прогулочным шагом шли в нашу сторону, о чем-то беседуя. Остановились. Женщина погладила мужчину по голове. Наклонилась, поцеловала в щеку. Повернулась и пошла. Желтая сумка была теперь в руках Каличавы. Он с полминуты задумчиво смотрел вслед сестре, потом вдруг быстро оглянулся по сторонам и, резко повернувшись, вошел в ближайший подъезд. Мы даже ахнуть не успели.