Меч и перо - Мамед Ордубади

Гатиба ликовала. Потерпев поражение, действуя с помощью козней и интриг, она решила поговорить с азербайджанцами языком копий и мечей. Она мечтала с победой вступить в Тебриз, повесить велиахда Абубекра и посадить на престол Азербайджана своего сына.

Через несколько дней известие об угрозе нашествия иноземцев добралась до Гянджи.

У городской знати и авторитетных людей Арана не было и мысли идти на помощь правительству Тогрула. Они решили действовать по-иному: заручиться поддержкой Ширванского государства и, когда враги подойдут к границе Северного Азербайджана, дать им отпор.

Противников этого плана было немного. Тем не менее некоторые считали, что подобные действия приведут к окончательному расколу Азербайджана и выступали на помощь южным братьям.

В один из дней улицы, и площади Гянджи огласились криками глашатаев правителя города;

- Эй, жители Гянджи! Слушайте и знайте, элахазрет велиахд прислал фирман, который сегодня после вечернего намаза будет оглашен в мечети Сельджука! Все мужчины в возрасте от двадцати до сорока пяти лет обязаны прийти к мечети Сельджука! Х-е-е-е-й!

Кроме того, правитель Гянджи направил всем знатным, авторитетным и просвещенным людям города письма, приглашая их пожаловать в мечеть Сельджука.

В тот же день в полдень Фахреддин и Алаэддин пришли вместе с женами на званый обед к поэту Низами.

Поэт принял гостей в своем маленьком садике. Приглашенных было немного. Ни то из гостей не знал, по какому случаю Низами пригласил их.

- Я уверена, поэт собирается сообщить нам нечто важное, -шепнула Дильшад на ухо Сюсан.

В саду на большом ковре была разостлана скатерть, на которой стояли блюда с едой, фруктами и кувшины с душистым шербетом.

Когда гости сели вокруг скатерти, Низами сказал, обращаясь К Фахреддину:

- Люди обычно мало думают о будущем, но часто возвращаются мыслями к прошлому. И в этом нет ничего удивительного и загадочного. Прекрасная невозвратная пора детства и

юности находится позади. Так уж устроено человеческое сердце: прошлое мило ему, даже если оно не было очень радостным. На свете есть три вещи, способные перенести меня на много лет назад и вновь сделать молодым: поэзия, музыка и цветок гвоздики. Когда я читаю прекрасные стихи, которые волнуют мое сердце, мне кажется, я молодею, и рядом со мной опять встает моя милая далекая молодость. То же самое я испытываю, когда слушаю музыку и пение. Музыку может сочинить старый музыкант, а песню исполнять певец преклонных лет, и все-таки они будут дарить нам ощущение молодости. Молодость - пора любви! Кто из нас не подносил своей любимой цветов гвоздики? И запах этого цветка делает меня молодым! Второй раз этот сад видит такое количество гостей. В первый раз здесь был пир в тот день, когда наша бессмертная и незабвенная Мехсети воз вратилась из ссылки. Как сейчас помню, она сидела на том месте, где сейчас сидит Дильшад-ханум, на этом самом коврике, на этом же самом тюфячке. Так пусть Дильшад-ханум и поможет нам воскресить в памяти образ замечательной поэтессы! Давайте хоть на миг опять вернемся к дням нашей молодости!

Фахреддин шепнул Алаэддину:

- Поэт позвал нас вовсе не затем, чтобы развлекать. Я уверен, все это лишь вступление...

Гости поддержали хозяина дома:

- Спойте, Дильшад-ханум, просим!

- Просим, просим!

- Не откажите, уважаемая Дильшад-ханум!

Фахреддин кивнул жене:

-Я тоже прошу тебя, Дильшад, спой, пожалуйста!

Из дому принесли уд. Дильшад начала настраивать его.

Низами выразил пожелание:

- Пусть Дильшад-ханум споет нам рубай Мехсети. После ее смерти никто на Востоке не писал таких мудрых, прекрасных рубай!

Дильшад запела:

Слеза с ресницы, словно кровь с ножа,

Стекает наземь горяча, свежа,

Кровоточит изрезанное тело,

Не так ли ты истерзана, душа?

Какое горе! Я была пьяна,

Разбила чашу, полную вина.

- Такой, как ты, и я была когда-то,

Разбитая, промолвила она.

Прекрасна роза средь родных ветвей,

Прекрасен одержимый соловей.

Удивлена коротким веком роза,

А соловей - своей разлукой с ней.

Воодушевление, с каким Дильшад исполняла рубай Мехсети-анум, передалось всем присутствующим. Почувствовав это, Низами решил заговорить о том, ради чего он пригласил в свой дом гостей.

- Мне кажется, - начал он, - многие из вас догадываются, что я позвал вас к себе не для того, чтобы повкуснее угостить. Вкусно поесть вы можете и у себя дома. А вот стихи, музыку и песни вы услышите не в каждом доме. Голоса Дильшад и Сюсан обращает нашу память к прошлому. Всем нам известно, сколько, печальных дней было в жизни этих уважаемых ханум, которые сейчас сидят рядом с нами. Тому, что они здесь и мы наслаждаемся их голосами, мы обязаны личному героизму и мужеству; нашего соотечественника. Я пригласил вас к себе, чтобы напом нить вам об этом героизме, ибо наше время нуждается в нем. События и обстановка в государстве таковы, что мы должны

взяться за оружие, так как враги опять замышляют поработить азербайджанский народ. Я хочу прочесть вам письмо Абубекра ибн-Мухаммеда.

- Просим, просим! - воскликнули присутствующие.

Низами достал из кармана письмо велиахда и начал читать:

"Пишет великому и уважаемому поэту Низами Абубекр-ибн-Мухаммед-ибн-Эльдегез.

Уважаемый поэт!

Мой покойный отец атабек Мухаммед допустил в прошлом роковую ошибку, которая послужила причиной большого бедствия для народов нашей империи. В результате того, что он связал свою судьбу с родом Инанчей, мы потеряли любовь и уважение наших славных подданных.

Лишившись поддержки азербайджанского народа, брат моего отца Кызыл-Арслан остался один в окружении врагов и был убит ими. И мой отец, и его брат Кызыл-Арслан были сильны лищь тогда, когда опирались на доблесть и силу азербайджанских воинов. Они погибли оттого что заплатили этому народу черной неблагодарностью.

Неверная политика султана Тогрула, его стремление жить под пятой иноземного влияния приблизили час кончины империи азербайджанских атабеков.

Мой брат Гютлюг-Инанч, подчиняясь воле своей преступной матери, продался иноземным хекмдарам. Это предательство также приближает момент падения нашей династии.

Войска халифа багдадского, иракцев и персов, объединившись, захватили столицу салтаната Хамадан, Тогрул бежал.

Рейское войско, ведомое Гютлюг-Инанчему приближается к Казвину, где оно должно объединиться с войсками, наступающими от Хамадана, после чего они все вместе двинутся на Тебриз.

Поэт должен понимать, что без помощи азербайджанского народа нам не одолеть врагов.

Неделю назад Гатиба-хатун сделала попытку отравить меня Это свидетельствует о том, что враги решили истребить весь наш род.

Мне одному не устоять перед натиском столь многочисленной армии чужеземцев, ибо у меня нет большого войска. Если Вы не поможете, враги захватят Тебриз..."

Низами умолк, затем, обведя взглядом присутствующих, сказал:

- Я не стану читать вам письмо Абубекра до конца, смысл его и так уже ясен.

Поэт сел. После него заговорил Алаэддин:

- Велиахд не ошибается, династии Эльдегезов угрожает большая беда. Представители этого рода стоят у края пропасти, но они сами виновны в этом. Мы много раз выручали их из беды. Сыны Азербайджана сложили свои головы на полях сражений в Хорезме, Рее, Ираке и на берегах Тигра. Мы поставили перед ними на колени багдадских халифов, перед которыми почтительно склоняли головы все государства Востока. А какова была награда нам за нашу службу? Эльдегезиды принесли нас в жертву желаниям этой преступной арабки Гатибы. Они вынудили наше войско уйти из столицы. События последних недель - это результат допущенных нами ошибок. Эльдегезиды обошлись с нами нечестно и вероломно! Откровенно говоря, я затрудняюсь сказать, как нам следует ответить Абубекру.

Низами ждал, что скажет Фахреддин, чья враждебность к роду Эльдегеза была всем известна. Его неприязнь к этой династии еще больше усилилась после того, как Кызыл-Арслан не встал на его сторону в истории с убийством рабыни Сафы.

Почувствовав на себе взгляд Низами, Фахреддин вскинул голову и улыбнулся. Поэт ответил другу усталой улыбкой. Они хорошо поняли друг друга,

- Когда я получил приглашение от нашего уважаемого поэта прийти к нему, - начал Фахреддин, - я догадался, что сегодня здесь будет решаться важный вопрос. Я спрашивал себя: "С какой целью мой друг детства приглашает к себе в дом не только нас, мужчин, но и наших жен? И только сейчас, после того, как поэт огласил нам письмо велиахда Абубекра ибн-Мухаммеда, дане стал ясен его замысел. Моя жена Дильшад и жена моего друга Алаэддина Сюсан-ханум были когда-то пленницами багдадских дворцов. Сейчас халиф багдадский опять мечтает о томвремени, когда можно будет развлекаться с азербайджанскими