Нюрнбергский процесс, сборник материалов - Константин Горшенин

Руденко: Теперь я хотел, чтобы вы обратили внимание на выдержку №4 того же документа. Я хочу огласить этот небольшой абзац.

«С 1943 года в германской пропаганде по радио я пытался утверждать, что Германия располагает таким оружием, перед которым содрогнутся наши противники. При этом я использовал вымышленные данные о работе германской военной промышленности, которыми меня снабжал имперский министр вооружения и боеприпасов Шпеер».

Это правильно?

Фриче: ...Правильно, что ко мне поступали сведения из министерства вооружения, которые вселяли в меня большие надежды на успех, так, например, цифровые данные о месячном производстве самолетов, затем данные о новых, особенно эффективных истребителях.

Руденко: Я бы хотел предъявить вам показания подсудимого Шпеера, который был допрошен советским следователем здесь, в Нюрнберге, 14 ноября 1945 г.

«В сентябре 1944 года я написал письмо Геббельсу. В этом письме я предупреждал Геббельса, что он проводит неправильную пропаганду о новом вооружении и тем самым будит напрасные надежды среди германского народа. Это была пропаганда, которая проводилась Геббельсом с той целью, чтобы внести в немецкий народ надежду на благоприятный исход войны».

Это соответствует действительности?

Фриче: Только частично. Верно то, что Геббельс лично за год до начала использования первых снарядов «фау» сообщал о них в своей пропаганде.

Руденко: Теперь я хочу напомнить вам о вашей роли и лично вами проводимой пропаганде с угрозами о применении нового вида оружия с целью внедрить в немецкий народ уверенность в успешность сопротивления союзным войскам. Я вам предъявляю документ СССР-496. Это ваше выступление по радио 1 июля 1944 г.

«Мы, немцы, очень сдержанно высказывались по поводу эффекта, произведенного новым видом оружия. Мы могли позволить себе эту сдержанность, зная, что раньше или позже Британия нарушит то молчание, которым она в первое время пыталась прикрыть действия, производимые «фау-1». И мы были правы. Отчеты, получаемые из Британии в течение последних дней и, в особенности, сегодня, показывают, что действие этого первого удара, нанесенного Британии новым видом вооружения, становится слишком очевидным. Сейчас Британия не может жаловаться на то, что из Германии против Британских островов поднимается волна ненависти. На пятом году войны бесполезно говорить о чувствах, хотя о них можно было бы сказать очень много».

Вы признаете, подсудимый Фриче, что подобной пропагандой вы обманывали немецкий народ и подстрекали к дальнейшему бессмысленному сопротивлению?

Фриче: В этом случае я говорил значительно сдержаннее и значительно скромнее, чем это делала немецкая пресса о результатах использования «фау-1».

Руденко: Теперь, я хочу напомнить вам, подсудимый Фриче, ваши показания от 12 сентября 1945 г. по поводу деятельности организации «Вервольф».

Я сейчас прочитаю:

«В конце февраля 1945 года статс-секретарь министерства пропаганды доктор Науман передал мне указание Геббельса разработать план организации секретного радиоцентра». И далее: «Науман объяснил, что германским правительством принято решение о переводе членов национал-социалистской партии на нелегальное положение и о создании подпольной организации, условно именуемой «Вервольф». Через радиоцентр, который мне надлежало организовать, как заявил Науман, должно осуществляться руководство всеми подпольными группами «Вервольф».

Как видно из ваших показаний, вы возражали против создания такого радиоцентра, говорили по этому поводу с Геббельсом, но радиоцентр все же был создан и ведение радиопередач было поручено бывшему руководителю имперского управления пропаганды Шлезину. Это правильно?

Фриче: Нет... план создания передатчика «Вервольф» предусматривал создание передвижного передатчика. Этот передатчик не был создан. Правда, во время моего отсутствия 1 апреля 1945 г. по прямому указанию Геббельса так называемая старая немецкая радиостанция была переименована в передатчик «Вервольф».

Руденко: Я хочу вам предъявить ваше собственное выступление от 7 апреля 1945 г.

Вы говорили тогда по радио:

«Однако в результате превосходства в людях и в материальных резервах врагу удалось проникнуть далеко в глубину германской территории и в настоящее время он собирается осуществить по отношению к нам свою программу уничтожения... Пусть никто не удивляется, если жажда сильных сердец к мест» за нарушение человеческого права не требует даже небольшого перерыва для временного восстановления, а вспыхивает немедленно и, поднимаясь ярким пламенем, переходит в активность. Пусть никто не удивляется, если кое-где в только что оккупированных районах в борьбе принимает участие гражданское население или даже после окончательного проведения оккупации продолжает вестись борьба людьми в гражданском платье.

Если без подготовки и без организации из самого инстинкта к жизни возникло это исключительное явление, мы сегодня назовем его «Вервольф».

Фриче: Это совершенно неверно. Это — не пропаганда в пользу «Вервольфа», это — извинение за случаи активности «Вервольфа».

Руденко: Вам известно, кто возглавлял организацию «Вервольф»?

Фриче: Здесь уже было сказано, что высшей главой был Борман.

В его подчинении. находился еще один высший командир СС и полиции, имя которого я уже напрасно пытался вспомнить. Однако я знал одного из его сотрудников — Гюнтера д'Алькве.

Руденко: Я хочу вас спросить: в начале 1942 года, как вы здесь сообщили Трибуналу, вы получили сведения, что на Украине, оккупированной немцами, в одном округе готовится истребление евреев и украинской интеллигенции только потому, что они — евреи и украинская интеллигенция. Вы получили такое сообщение, правильно?

Фриче: Правильно.

Руденко: Это было в мае 1942 года. Вы были в 6-й армии. Вы в 6-й армии узнали о существовании приказа об убийствах советских комиссаров. Это правильно?

Фриче: Да.

Руденко: Вы считали, что этот кровавый приказ не должен применяться. Это правильно?

Фриче: Правильно.

Руденко: Вы знали, что этот приказ исходит от Гитлера?

Фриче: Да, я мог полагать это.

Руденко: Значит, в 1942 году вы знали, что существовали приказы Гитлера об убийствах и тем не менее вы шли с Гитлером?

Фриче: Вы сравниваете две несравнимые вещи. Большая разница — обращался ли я с комиссарами не как с военнопленными или же я давал приказ об уничтожении пяти миллионов евреев.

Руденко: Значит, вы этот приказ считали возможным и допустимым в условиях ведения войны германской армией. Так я понимаю вас, если вы не выступили против Гитлера?

Фриче: Нет. Я считал его невозможным и поэтому активно выступал против этого приказа, а не только пассивно, как другие.

Руденко: Последний вопрос. Скажите, вам приходилось когда-либо за время войны сталкиваться с вопросами, касавшимися подготовки биологической войны?

Фриче: Никогда.

Руденко: Вам известна фамилия майора фон Пассаванта?

Фриче: Эта фамилия мне известна.

Руденко: Он являлся представителем ОКВ в министерстве пропаганды.

Фриче: Нет, не совсем так. Он был специалистом по радио в отделе пропаганды ОКВ.

Руденко: Вам сейчас передадут копию вашего письма от 19 октября 1944 г., документ СССР-484, на котором имеется ваш личный гриф, майору фон Пассаванту в ОКВ. Это — небольшой документ, я оглашу его:

«Руководителю отдела радиовещания господину майору фон Пассаванту. ОКВ. Слушатель Густав Отто, руководитель предприятия из Рейхенберга, направляет мне при сем предложение о проведении биологической войны. Я пересылаю вам это предложение с просьбой передать его в соответствующее учреждение, ведающее этими вопросами. Хайль Гитлер! Фриче».

Вы помните этот документ?

Фриче: Конечно, я не помню этого документа. Одновременно я заявляю, что он, без сомнения, является подлинным.

ЗАЩИТА

4 июля 1946 г. начались защитительные речи адвокатов. Первым выступил с защитительной речью адвокат Герман Яройсс (профессор международного права).

Его речь «Нарушение мира между государствами и его наказуемость» преследовала цель подвести «теоретическую» правовую базу под попытки адвоката Штаммера и других защитников оспорить юрисдикцию Международного Военного Трибунала и доказать неправомочность Трибунала судить главных немецких военных преступников.

Яройсс определил свою задачу следующим образом:

«Я здесь рассматриваю только правовой вопрос, а не даю оценку процедуре предъявления доказательств, продолжавшейся много месяцев. Я рассматриваю только вопрос о действующих правовых нормах, а не о правовых нормах, которые могут или должны устанавливаться, исходя из требований морали или человеческого прогресса. Передо мной стоит чисто научная задача».