Пропавшие без вести - Степан Злобин

— Отчего же не взять! Человек ты советский, пограничник, в истребительном был, — значит, умеешь в лесу воевать. Подходяще, — ответил Сутырюк.

Видя волнение Бурнина, Катя коснулась его руки и ласково сжала концы его пальцев.

«А может, и мне тут все же остаться!..» — снова жаром ударило в голову Анатолия.

— Вам, Анатолий Корнилыч, сегодня удобный случай, — обратился к нему Сутырюк, — сегодня связные идут в большой партизанский район. Через час выступают. Из того района связь с Большой землей регулярно налажена. У нас такой случай не часто…

— Всю ночь придется идти. Дорога нелегкая. Закусите в дорогу, — предложила Васенька Бурнину.

Кусок не шел в горло. За ужином Анатолий молчал, переживая двойное расставание, которое предстояло ему через час — в ноль часов ноль-ноль минут…

Катя сидела тут, возле него. По другую сторону так же близко сидел Сергей.

«Да, как же будет там, впереди? Проберемся, пробьемся, фронт перейдем, а там тоже спросят: «В плену был? Не раненый? Что же ты сдался? И как же тебя отпустили? А может, тебя фашисты послали? Помощник начальника оперотдела штаба армии! А какие ты дал показания немцам? Может, ты открыл им наши военные тайны?» Такие мысли теперь мучили Бурнина. Только сейчас, после встречи с Катей, задумался он о том, что ждет его самого с его пленной судьбой…

Сутырюка и Орлова вызвали из землянки. Васенька возле приемника, склонясь у коптилки, тщательно записывала фронтовую сводку, передаваемую для газет.

«…на Ар-ма-вир-ском на-прав-ле-нии, — звучал голос диктора. — Повторяю: на Ар-ма-вир-ском…»

— Нехорошее слово он повторяет, — сказал Бурнин. — Сергей, возьми там у старшины мой парабеллум и автомат да запасец патронов в дорогу. Уж в последний раз сделай мне одолжение.

— Есть, товарищ майор, пистолет, автомат и патронов! — Логинов готовно встал с места и вышел.

Бурнин и Катя остались вдвоем у стола. Коптилка из другого угла землянки, где находился приемник, едва освещала лицо Кати.

— Катя… простите… Екатерина Антоновна, как мне грустно без вас идти на Большую землю, — сказал Бурнин…

Она взглянула ему прямо в глаза, и в сумраке ему показалось, что в одном уголке ее губ чуть проступила усмешка.

Она снова коснулась своею рукой его пальцев.

— А вы не жалейте, Толя. Не жалейте… Много на свете судеб людских. Иные встретятся и потекут себе рядом, иные встретятся и врозь разойдутся. А может, и снова встретятся… Счастливо, Толя!..

— Счастливо, Катя. Только вот никогда не поверю, что навсегда, — сказал Бурнин. — После войны вас в любом уголочке планеты найду…

Анатолий хотел взять ее за руку, но в это время вошел Сергей:

— Вот пистолет, а вот, держи, автомат…

Бурнин поднялся с места, прилаживая оружие в путь.

— Пошли, товарищ майор, пора, — позвал кто-то из темных дверей.

Бурнин хотел подойти попрощаться с Васенькой, но услыхал голос диктора: «на Воронежском на-прав-ле-нии… повторяю: на Воронеж-ском…» Он махнул рукой и пошел к выходу. Катя и Сергей вслед за ним.

— Товарищ Володин! Вот он, майор Бурнин, — позвала Катя.

— Тут мы! — отозвался из темноты голос Сутырюка шагах в десяти от землянки, где стояла группа людей.

Бурнин, прощаясь, обнялся с Сутырюком и с комиссаром.

— Знакомьтесь, вот ваши двое товарищей будут — Володин и Коля Кулемкин, — сказал Орлов. — Ну, счастливо!

— Счастливо. После победы встретимся! — ответил Бурнин. — До свидания, Сергей.

— Товарищ майор, — взволнованно зашептал Сергей, — ведь сами вы говорите, и дальше так будет: «В плену был? Значит, ты по заданию фашистов…» Не все ли равно, товарищ майор, где фашистов бить… Одного бы я вас так не оставил, а с провожатыми…

Бурнин поймал в темноте, пожал его руку и, прощаясь, обнялся с другом. Что было ему возразить, если только что его мучили те же мысли! Сергей крепко-крепко прижал его к груди. Казалось, они услыхали через одежду биение сердец друг друга.

— Счастливо и вам, Катерина Антоновна…

— Пошли, товарищ майор, ноль часов ноль-ноль минут, — позвал Володин.

— Пошли, — отозвался Бурнин.

«Еще не поздно, пока не ушел, остаться здесь!» — вдруг снова подумал Бурнин в тот самый миг, когда ноги его уже шагнули во мрак за уходившими спутниками.

— Анатолий Корнилыч! Товарищ майор! Толя! Стой! Я с тобой, — вдруг хрипло сказал Сергей, нагнав Бурнина. — На Большую землю!..

Они крепко схватились за руки и, боясь потерять в темноте леса торопливо идущих спутников, прибавили шагу…

— Не покинул дружка! — одобрительно отозвался вполголоса впереди Володин. — И правильно, что не покинул!

Некоторое время Бурнин и Сергей еще видели своих спутников, но потом Володин и его товарищ вдруг слились с ночным мраком и двигались так беззвучно, что их можно было чувствовать только каким-то особым, шестым, «партизанским» чувством…

— Володин! — тихонько окликнул Бурнин.

— Тихо! Тут без единого слова! — свирепо и глухо шепнул Володин совсем у него над ухом.

…Сквозь кроны деревьев светили синими искрами едва приметные звезды.

Глава десятая

Михаила Варакина, Славянского, Любимова и группу фельдшеров пешим этапом перегнали в Зеленый лагерь, расположенный километрах в пятнадцати от артиллерийского городка. Здесь, в стороне от общей лагерной территории, в лесу, за особой проволочной оградой, помещался транспортный карантин, где содержали около тысячи пленных, предназначенных к отправке в Германию.

Варакин поместился на нарах карантинного барака рядом с Любимовым и Славинским. Он видел тяжелое состояние товарищей, но не мог найти ободряющих слов.

Даже и за колючей проволокой, но на советской земле всегда оставалась надежда на помощь в побеге родного народа, на то, что в нужный час крестьяне дадут беглецу пяток картофелин и укажут лесную тропу, которая выведет на восток…

Неминуемый угон в Германию приводил в отчаяние. Все трое врачей тотчас же после ужина забрались на нары, и каждый лежал молча.

Молчание и неподвижность в конце концов погрузили Варакина в сон. Он очнулся глубокой ночью, в полнейшем мраке. По толевой крыше стучали крупные капли дождя, доносились глухие раскаты грома. Духота помещения разрывала грудь. Михаилу мучительно захотелось на воздух. Он осторожно, стараясь не потревожить соседей, выбрался с нар, ощупью разыскал дверь барака и отворил ее. Из тамбура понесло аммиачным зловонием параши. Варакин толкнул наружную дверь и вдохнул свежий воздух, запах дождя и хвойного леса… Сверкнула далекая молния, сопровождаемая глухим, едва слышным за ливнем громовым рычанием.

Вдруг сквозь шум грозовой непогоды Варакин услышал выстрелы, не одиночные выстрелы караульных, которые посылают наугад, в темноту, вослед беглецу, а живую, кипучую трескотню перестрелки. Бой!.. Дождь, который лил на голову, на лицо и промочил на плечах и спине гимнастерку, убеждал в реальности происходящего: нет, это был не сон, не галлюцинация, явь…

Возвратиться в барак, разбудить друзей, потерять драгоценное время, — может быть, считанные секунды… Воля манила звуками боя и непроглядностью ночи в лесу…

Размотать обмотки с обеих ног и обмотать ими руки было делом минуты. Михаила лихорадило. Прожекторы не светили на вышках. Он не помнил и сам, таясь и крадучись или единым духом оказался он у проволоки, он не заметил, во скольких местах разодрал руки, ноги и грудь о железный терновник ограды, не слышал, заскрипела ли проволока под тяжестью его тела. Он вслушивался в перестрелку, — может быть, в километре отсюда, может быть, в двух. Непогода мешала определить… Варакин вылез уже на верхушку ограды, когда яркая молния осветила его… Выстрел с вышки грянул прежде удара грома. Прыгая, Михаил его все-таки слышал. Он понимал, что надо мгновенно вскочить и бежать, но резкая боль в ноге повалила его на землю.

С двух сторон приближались ручные фонарики…

— Ну, вставай! — раздался неожиданно русский возглас, и вместо выстрела Михаил получил пинок в грудь. — Вставай, сука! — Новый пинок.

— Не могу… Ногу вывихнул.

— Що це таке трапылось? — спросил другой голос, и свет второго фонарика упал на лежавшего Варакина.

— Пан голова, утиклец з карантина.

— Ведите до комендатуры.

— Та вин не может пиднятысь. Каже, нога повихнута.

Раздался короткий свисток. Появились из темноты еще два человека. Варакина подхватили под мышки, потащили волоком и бросили на пол полицейской комендатуры.

Как они его били!.. По груди, по спине, по бокам. Ногами, прикладами винтовок… И пуще всех «пан голова» полиции.

Как после узнал Варакин, в эту грозовую ночь с боем ушла к партизанам лагерная команда лесорубов. Немецкие солдаты с постов были брошены в лес, на вооруженную облаву… Лагерной «вооруженной полиции», набранной из разных националистских подонков, фашисты доверили в этот час самостоятельно охранять транспортный карантин с винтовками и пулеметами в руках.