Прощание с иллюзиями - Владимир Познер

В определенной степени Горбачев играет роль советского Рузвельта. Он пытается спасти социализм в Советском Союзе. При этом он вводит в тело социализма определенную дозу того, чего вдоволь имеется в капитализме: парламент и институциональный плюрализм, общество, исходящее из ценности каждой отдельно взятой человеческой жизни, независимая судебная власть, конкурентный рынок, частная собственность. И поскольку он стремится вернуть истинную власть народу, как изначально было задумано, его многие ненавидят.

Для того чтобы американский капитализм вновь встал на ноги, потребовался мощный экономический укол: Вторая мировая война. Советскому Союзу придется встать на ноги без войны — это так. Будет очень трудно.

Когда в эфир вышел телемост «Ленинград — Сиэтл», мне казалось, что я не ошибся в своих надеждах. Это было мое личное торжество веры. В течение многих лет я говорил себе: «упрись, не сдавайся, не прогибайся. Многие не выдержали. Кто стал конформистом, кто эмигрировал. Я их не виню. В худшем случае я их жалею, ведь это люди сломленные. Я боялся того, что сломаюсь и я и тогда мне наступит конец. Можно склеить разбитую вазу, чашку, но человеческая душа не склеивается. Не собрать ее вновь воедино ни всей королевской коннице, ни всей королевской рати».

Я часто думал о Булгакове, который так и не увидел издания своего шедевра «Мастер и Маргарита» ни в своей стране, ни в другой. Я думал о том, как не дожил он до всенародной славы; как его рассказы, пьесы, романы были встречены хамской критикой, улюлюканьем, как потом его книги были запрещены, как он просился, чтобы его, очевидно не нужного России, отпустили на все четыре стороны (в чем Сталин отказал ему), как в конце концов все тот же Сталин позволил ему служить во МХАТе работником сцены, и как он умер, не дожив до пятидесяти лет, в полной безвестности. И тем не менее победил. Слава Булгакову! Слава всем, знаменитым и безвестным, кто не сдался!

Какое же это наслаждение — видеть, как истина пробивается, как отлив сменяется приливом. Но море еще штормит, нам еще долго плыть до нашей обетованной земли. Пока плывем…

Это верно не только для Советского Союза. Почти полвека мы все жили во враждующем биполярном мире. Отчасти это было делом рук Сталина, отчасти — той системы, которую он оставил нам в наследие, отчасти раздувал это пламя Запад. Теперь в Советском Союзе мы пытаемся перестроиться, избавляемся от проклятого наследия. Если мы отказываемся принимать участие в этом, то не может быть никакой «холодной войны». А раз так, значит, все начинается с нового листа.

Наступило время прорыва.

Перечитываю, и мне становится жалко самого себя: как же я хотел, чтобы все получилось! Как же я хотел верить в то, что не зря мой отец пожертвовал богатством и карьерой, не зря вырвал мою бедную маму из любимой ею страны, не зря я потратил лучшие годы своей жизни на пропаганду идеалов социализма! И все понапрасну. Никакого прорыва не случилось. Просто исчез Советский Союз, что, по мнению В.В. Путина, является величайшей геополитической катастрофой XX века. Я не очень-то понимаю, из чего он исходит, утверждая так. Разве миру стало хуже? Другое дело, что это одна из величайших трагедий в истории человечества. Достаточно подумать о том, сколько погибло людей, сколько уничтожено ценностей, сколько обманутых надежд, сколько загубленных судеб — пожалуй, подобного не найти во всей истории. А то, что возникло вместо СССР, — никакой не прорыв. В этом нет ничего нового, нет ни надежд, ни обещаний. Это все уже есть, этого полно, только лучшего качества. Но даже в своем лучшем выражении это общественное устройство не обещает никакого прорвыва. Как там пелось у группы «АВВА»?

Money, money, moneyAlways funnyIn the rich man’s world.Money, money, moneyAlways sunnyIn the rich man’s world…

Разве не так? Разве мир, в котором мы живем сегодня, — не мир для богатых? Разве не деньги решают все или почти все? Только не спешите называть меня коммунистом или даже социалистом. Я просто констатирую факт. Разве то общество, которое пришло на смену Советскому Союзу, сделало людей более счастливыми? Может быть, стало меньше бедных? Меньше несчастных? Меньше больных? Мне, конечно, стало лучше. Я могу ездить по всему свету. Я прилично зарабатываю и поэтому могу позволить себе все или почти все что хочу. Мне хорошо. Для меня нет вопроса, какое общество лучше — то, которое с громким чавканьем спустилось в унитаз истории, или то, которое имеет место быть сегодня. Сам распад того общества доказывает его нежизнеспособность. Но оно зарождалось с великими обещаниями, о которых я не забуду. То общественно-политическое устройство, которое сегодня охватило мир, не обещает ничего, не предлагает никаких идей, кроме одной: обогащайся и приобретай, стремись к богатству, потому что оно, богатство, и есть мерило успеха. Миллиардер пользуется не меньшим общественным восхищением, чем выдающийся ученый или артист, — и конечно, живет он вольготней. Сегодня в России школьники старших классов стремятся к так называемым «денежным» профессиям, у подростков на устах стоимость и, следовательно, престижность того или иного предмета. Маленькие дети разговаривают о деньгах. А как же бедные? Как же голодные дети? Как же нищие старики? Хотите знать ответ? А никак. Сами они виноваты. Нет-нет, вы не подумайте, будто это общественное устройство не гуманно: для сирых и несчастных есть разные «социальные сети безопасности», чтобы они, падая, не разбивались насмерть. Но признаемся: у общества не болит душа о них. И это касается не только России, это порядок общий. В России это более обнажено, потому что общество только вошло во вкус, русские жрут деньги и ртом и ж….й, но это пройдет. Лет этак через пятьдесят или сто в России заживут точно так же, как в Америке или в Швейцарии. Помните чудесную историю о петербуржской графине, которая, услышав крики толпы и звуки выстрелов, послала свою кухарку узнать, что происходит (было это в октябре 1917 года)? Через час раскрасневшаяся кухарка вернулась. — Ну что, Даша, что там происходит? — Барыня, там революция! — И чего же они хотят? — Барыня, они хотят, чтобы не было больше богатых! Графиня чуть печально улыбнулась, покачала головой и сказала: — Как странно. Мой прадед, декабрист, хотел, чтобы не было бедных. Еще чего! Интересно, какие взгляды имел на сей счет Христос? Разные люди, движения, ордена во времена Средних веков утверждали, что у Христа не было никакой собственности — ни личной, ни общественной. Они утверждали, что надо стремиться к бедности. Богатство, говорили они, развращает, ибо придумано сатаной. Папе это все как-то не понравилось, и он наслал на этих противников богатства инквизицию. И их сожгли — при громадном стечении народа, громко выражающего свой восторг. Как говорит одна любимая мной женщина: Life is tough[28].