Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

тише воды, ниже травы стал. Остановил как-то Майю на улице и с сочувствием в голосе спрашивает, нет ли вестей от сына.

У Майи екнуло сердце. «Что-нибудь о Семенчике разнюхал, — подумала она. — Ну, говори же, не тяни!.. Жив ли он?»

— Ничего не слышно, — еле выговорила наконец.

— Вернется сын. Красные опять пришли к власти. Не слышала разве? — удивился Шарапов.

Женщина знала, что купец — мастер лгать и притворяться, и не поверила ему. А вечером от хозяина услышала: еще зимой в Якутск вернулись красные. Так вот почему Шарапова точно подменили! Как завидит, первым здоровается, заговаривает ласково.

С тех пор Майя с надеждой встречала каждый день. И вот сын приехал, спит на ороне…

Майя с тревогой думала о том, что Шарапов и Петухов не признают власти Семенчика — мал еще. Она провела пальцем по черному пушку на верхней губе и, зажмурив глаза, поцеловала в лоб.

— Что, мама, гроза была?

— Спи, спи, сынок.

— Пожалуй, пора вставать.

— Куда спешишь? Отдохни еще.

— Нет, довольно. — Семенчик встал, сел на ороне. — Дела много. Надо же сегодня поговорить с людьми. Скажи, остался в Маче кто-нибудь из ревкома?

Майя знала, что уцелел из ревкомовцев один Иван Усов. За день до прихода Гордеева он уехал в тайгу к золотоискателям и только весной вернулся в Мачу.

Жену Усова, сухощавую, рано состарившуюся якутку, допрашивал сам Гордеев, а потом урядник Петухов.

— Где твой муж? — кричали они. — Или мы тебя и твоих пятерых сосунков на тот свет отправим, или скажешь, где прячется Иван!

Женщина не знала, где прячется Иван. Да если бы и знала, все равно не сказала ни под какими пытками.

Гордеев поражался упрямству жены председателя ревкома. Разъяренный офицер приказал всыпать ей шомполов и бросить в холодную. Домой женщину привезли еле живую. Все тело было в синяках и кровоподтеках.

Обо всем этом Майя рассказала сыну.

— Я, мама, пойду к Усову. Он мне нужен.

Семенчик поцеловал в щеку мать:

— Спасибо, родная. К ужину вернусь.

II

Иван Усов сидел возле сарая и чинил рыболовные снасти. Увидев высокого молодого человека в кожанке, вошедшего во двор, поднял голову.

— Здравствуйте, товарищ Усов.

— Здравствуйте.

— Что, не узнаете меня?

Усов, продолжая смотреть на Семенчика, отрицательно покачал головой.

— Я Семен Владимиров.

По всему видно было — эта фамилия ни о чем Усову не говорила.

— Пожалуйста, вот мой документ. — Семенчик достал из внутреннего кармана мандат и протянул Усову.

Усов, поколебавшись, взял мандат и про себя стал читать, шевеля губами. В это время подошла жена Усова, вытирая о передник руки, и тоже через плечо мужа стала смотреть в бумагу, хотя и не знала ни одной буквы.

Семенчик важно сложил документ, спрятал в карман. Усов смотрел теперь на Семенчика выжидающе.

— Вы единственный, кто остался из состава ревкома, — сказал Семенчик. — Помогите мне создать в Маче местный орган Советской власти.

Мужик хмуро молчал, потом посмотрел на жену, как бы спрашивая у нее совета.

— Ни за что! — обращаясь к Семенчику, воскликнула та. — Если человек один раз увернулся от смерти, так нужно опять совать головой в петлю? Нет уж!.. Поищите другого. Разве мужчин в селе нет, кроме Ивана моего?

— Что было, то не вернется, — стал успокаивать Семенчик. — Нынче у Советской власти сильная опора — Красная армия. Любой контре голову свернет.

— Ой, так ли?.. Мы уже слышали об этом. А они обратно пришли и прикончили всех в овраге. Один Иван случайно спасся. И у меня на спине еще рубцы не зажили.

— Знаю. Моя мать все мне рассказала.

— Погоди, погоди… Мать, говоришь? Чей же ты?

— Федора Владимирова сын.

— Иван, так это же Майин сын! — воскликнула женщина. — Нынче приехал с пароходом. Только и разговоров!..

— Семенчик?.. Да неужели!.. С мандатом!.. Вот бы никогда не подумал!..

— Что же мы стоим во дворе, идем в избу, — спохватилась хозяйка. — Надо было сразу сказать, что свой. А то я чуть было лишнего не наговорила.

Они вошли в дом. Хозяйка посадила гостя на лавку, побежала ставить самовар.

— Ты на нее не обижайся, — примирительно сказал Усов. — Досталось ей здесь, когда я скрывался.

До блеска начищенный медный самовар шипел, брызгал капельками кипятка. Хозяйка разлила в чашки чай, поставила на стол полную миску горячих пшеничных оладьев.

— Попробуй-ка нашей стряпни, красный тойон, или как тебя называют — комиссар, — приговаривала женщина, приветливо улыбаясь. — Мука, правда, не своя: у купца Шарапова выменяла на пушнину. Вы вот шумите все о перемене власти, но жизнь-то наша так и идет по-старому, да и вряд ли скоро переменится.

У Семенчика не было желания обострять разговор с хлебосольной хозяйкой, но этих слов он не смог пропустить мимо ушей.

— Вам что, не по душе новая власть? — без обиняков спросил он.

— А за что же она должна быть мне по душе? Все как было, так и осталось. Как покупали у Шарапова обувь, одежду, хлеб, так и теперь покупаем. Раньше хоть деньги были, а теперь без золота и пушнины даже не показывайся в лавку. А у нас в семье семь ртов… Ревком! Ревком! А что ваш ревком? В щи его не положишь, вместо мяса есть не станешь и на озябшие плечи не наденешь.

Семеннику нечем было крыть. Люди разуверились в словах, они ждут дел. Для многих ревком — пустой звук. А некоторые думают: это то же самое, что волостная управа.

— А ведь жена ваша права, товарищ Усов, — согласился Семенчик. — До каких же пор Шараповы, Юшмины, Петуховы будут владеть пашнями, сенокосами, стадами, держать в своих руках торговлю? Зачем же тогда Ленин подписывал декрет о земле? А там между прочим черным по белому написано, что земля теперь не частная собственность, а государственная. Вот создадим ревком и возьмемся за богачей. Отберем у них землю и передадим беднякам и батракам. Каждый получит по количеству едоков. У вас, говорите, семь душ. Вот и получите, сколько полагается.

— А вдруг опять власть переменится? — возразила притихшая хозяйка.

— Не бывать этому, — уверенно ответил Семенчик. — Старому нет возврата!

Юному комиссару нравилась откровенность этой женщины. Она говорила, что думала. Ее не расположишь к новой власти пустыми обещаниями. Надо действовать. А в мандате сказано — это место Семенчик помнил наизусть: «Предоставляется право устанавливать на местах Советскую власть, организовывать ревкомы, отменять частную собственность кулаков на землю и распределять их земли среди бедняков без всякого выкупа, изымать имущество у кулаков и национализировать их средства эксплуатации».

А какими средствами эксплуатирует трудящихся Шарапов? Известно, купец наживается