Солнечная женщина - Джинни Раскорлей

Если бы все сложилось, как в рождественской сказке, то Бонни и Халамбус стали бы счастливыми родителями близнецов, двух мальчиков. Так, по крайней мере, полагал доктор, избавивший ее, как сказала себе Бонни, от материализовавшихся воспоминаний. Но не всем зачатым в этом мире суждено прийти в этот мир. Этим — не суждено. Кто знает, если бы они явились, то на радость себе или на горе? Никто. И. нечего об этом думать, велела себе Бонни. Бонни снова стала сама собой, и поскольку она была взрослой женщиной, то скоро оправилась от потрясения. Она много передумала и перечувствовала после и решила держать себя в ежовых рукавицах. Она похудела, побледнела, а самое печальное, она уже не боялась думать о киприотском художнике, который оказался таким… цепким…

Питер звонил из частной школы, куда она его отдала учиться. У него было все хорошо, и она пообещала навестить его. Питер становился совсем взрослым. Ему тринадцать лет. И он просил купить ему собаку, когда приедет на каникулы. Бонни должна была отправляться в Германию, в Гамбург, за материалом для одного иллюстрированного журнала. Если честно, ей совсем не хотелось ехать. Но потом вспомнила про Карла — может, удастся узнать, что с ним стало? Она посмеялась над собой: что, наступает пора воспоминаний? А ведь настоящая американка — женщина без возраста. И если она вдруг ощущает возраст, она уже не американка.

Глава 19

Карл Копейнаур получил факс из Никосии. Его постоянный клиент Халамбус просил подготовить большую партию бульб золотистого топаза. Это хороший заказ. Фирма Карла «Поликом» расширяется, она уже вышла за пределы мастерской, с которой он начал бизнес после окончания университета и стажировки в Кембридже. Он придумал, а точнее, усовершенствовал процесс выращивания синтетических камней под общим названием «гранаты на галиево-гадалиниевой основе». На основе редкоземельных металлов. Сперва выращивал бульбу, которую потом ювелиры распиливали, огранщики придавали ту форму камням, которая нужна была для ювелирных изделий. У Карла работала мастерская, магазин. Его жена Эва носила кольца с камнями, изготовленными в мастерской мужа. Она была искусной манекенщицей — так умела подать их, что никто бы не усомнился, что она носит на себе целое состояние, а не синтетические камни.

Карл уже давно поставлял художнику из Никосии камни, и в знак благодарности Халамбус подарил Карлу картину.

— Герр Копейнаур, я с удовольствием дарю вам свою работу. Это мой дом на берегу моря. Без ваших камней никто не увидел бы его таким, — сказал Карлу Халамбус на приеме по случаю открытия фирмой ювелирного магазина.

— Эта картина будет висеть на самом почетном месте в моем офисе.

— Я бы посоветовал ее поместить в вашем магазине. Покупатели увидели бы новые возможности работы с вашими камнями.

Карл послушал совета художника. Картина засияла в лучах специально направленного света и действительно привлекала покупателей. Карл сделал художнику заказ — он захотел, чтобы Эва была изображена в этой технике…

Работа над портретом проходила в Гамбурге и в Никосии. Карл не сомневался, что его светловолосая жена вдохновит художника и портрет будет превосходным. Да, он действительно таким и вышел. Обнаженная женщина лежала ничком в волне, а вода полуприкрывала тело, вытянувшееся во всю свою великолепную длину. Халамбус работал с тончайшими оттенками камней, которые постарался сделать Карл. Сперва Карла задевала мысль, что Халамбус увидит его жену обнаженной. Но потом Карл подумал — художник сродни доктору. Доктора тоже видели Эву нагой.

Карл встретил Эву после возвращения из Кембриджа. Вернувшись домой, он внезапно отчетливо понял, что его увлечение американкой безнадежно. Она никогда не покинет Штаты, а он никогда — Германию. Океан — не супружеская кровать, где они могли бы встречаться… В Эве он увидел напоминание о Бонни. У каждого мужчины есть определенный тип женщины, который его волнует. Рост, сложение, цвет волос. Эва и Бонни в этом были подобны. Карл никогда бы не женился на брюнетке, его глаза уставали от темноты. Он любил свет, сияние. И сам был светел. Прекрасная пара, говорили все, кто их видел. Они и сейчас прекрасная пара. И более того, напарники в деле. Эва тоже химик, и как женщина весьма изобретательна. Она хотела из маленькой мастерской сделать обширное производство. Она хотела, чтобы «Поликом» стал монополистом в своей области, и негодовала, когда Карл ей сообщил, что продал часть технологии Халамбусу.

— Но, Эва, если бы не его картины, мы бы еще долго шли к процветанию «Поликома». И потом все крупные заказы он размещает у нас. Его собственное производство — так, для страховки, если вдруг ты ему захочешь отказать, — пошутил он.

— Никакие деньги, которые он тебе заплатил и заплатит, не стоят того, что называется «монополией».

Эва к сеансам у художника отнеслась своеобразно. И сейчас, когда Карл заговорил о нем, она вспомнила свои ощущения.

— Эва, поверните голову чуть набок. Линия шеи должна быть длинной, вы прекрасно сложены, и я должен передать это в картине.

— Халамбус, а вы что, боитесь писать маслом? По-моему, при вашем видении цвета, это было бы еще эффектней. Ведь каменная живопись надоест.

— Эва, мир слишком велик. Надоест в Европе — предложу Америке. А еще есть Азия, Африка… Жизни не хватит, чтобы показать всем… Там камни были в почете во все времена. В моей технике не работает никто. Я монополист и благодарен за это судьбе.

— Карл мне что-то рассказывал… Вы с ним познакомились… Простите, уж эта женская память… — И Эва слегка повернулась набок, чуть отодвинув руку от груди, которую она, лежа, прикрывала собой, и развернула немного бедро. Ее поза стала соблазнительной, и она знала это.

— Мы с ним познакомились в Кембридже. Я привез туда сына, в колледж. Мальчик очень способный к математике…

— Я рада за вас. У нас с Карлом двое детей, но они ничем не отличаются от других. — Она закинула руку за голову и половина тела обнажилась.

— Эва, я вас прошу, примите нужную позу…

Эва взглянула на него с усмешкой. Она почувствовала его смущение, она хотела бы большего…

— Хорошо, я не стану вас смущать. Художник, впрочем, не должен смущаться. Для него натура — только материал, не больше. Не женское теплое тело…

Халамбус молча продолжал водить карандашом по бумаге.

Нравилась ли она ему? Бесспорно, красивая женщина. Но от нее веяло холодом. Прагматичность, кажется, проступала сквозь поры этого свежего, ухоженного массажистками тела. Даже в том, как она только что лежала, — расчет, который понять ему ничего не стоило. Расчет до паузы. Попытка завлечь — пауза, попытка открыть тело — пауза… Его не увлекали такие женщины.