В аду повеяло прохладой - Максуд Ибрагимбеков

Эту историю Сеймур слышал в разных вариантах, но автором неизменно назывался Гуслинский.

В его памяти навсегда остался пасмурный декабрьский день 1953 года. На лесоповале Сеймур работал рядом с Гуслинским. К ним подошел бригадир, выключил пилу и в наступившей тишине сообщил, что в Москве расстрелян агент империализма Лаврентий Павлович Берия.

– Умер Лаврушка, ну и хрен с ним! – Гуслинский обратился ко всем, кто был рядом. – Вы хоть поняли, что это означает?! С этой минуты всем нам – свобода, равенство, братство!

Все слушали его молча, с застывшими лицами. Отозвался только бригадир.

– Помолчал бы, Борисыч, – сказал он, – хоть бы людей пожалел. Работаем, ребята!

Но возбужденный Гуслинский не унимался.

– С горем вас! – обратился он к подошедшему офицеру конвоя. – С всенародным горем вас, начальник!

В Тайшетлаге Гуслинский давно ходил в отпетых, поэтому выходок его начальство старалось не замечать, но сегодня что-то в словах конвойного его задело.

– Человека похоронить не успели, а шпана радуется, – презрительно сказал тот.

– Какая же радость? Горюю и скорблю в ожидании перемен.

– У брехливой собаки век недолог, весной тебя похороним, вот тебе и будет перемена. Других перемен не жди.

– Ошибочка ваша, начальник! Не о себе я. Перемены у вас ожидаются. Скоро погонят вас в Симферополь, американскому слону яйца качать. Слона жалко, вы и его покалечите.

– Слона будешь в карцере жалеть. Посидишь неделю, дальше видно будет, – распорядился конвойный.

И как только заключенные вернулись в лагерь, Гуслинского без ужина отправили в карцер.

Из карцера бывшего гвардии майора вынесли на руках, сам он передвигаться не мог. Первое, что спросили у него вечером сокамерники, почему в Симферополь, где слоны не водятся?

Тот же Гуслинский поделился с Сеймуром своим опытом общения с тайными осведомителями.

– С виду его не раскусишь, – объяснял он, – с виду он нормальный зэк. Сексот животное опасное, причем очень хитрое. Но определить, что он сексот, все-таки можно – по глазам. У самого хитрого сексота глаза сразу же начинают бегать, стоит внезапно заглянуть в них. Вот так, – майор показал, как следует внезапно заглядывать в глаза стукачу. – А у некоторых при разговоре начинает подрагивать средний палец правой руки. Ты присматривайся.

Судя по тому, как часто Гуслинский из-за доносов попадал в карцер, знание повадок сексотов если ему самому и помогало, то очень редко. Но его описание сексотов Сеймур невольно вспомнил, перед тем как встретиться с общественным представителем органов безопасности Ахлиманом Фаталиевым. Тот ждал в его совхозной лаборатории на втором этаже. Фаталиеву на вид можно было дать лет под шестьдесят. Глаза его по сторонам не бегали, взгляд у него был прямой и открытый, и смотрел он на Сеймура вполне доброжелательно. Своими манерами и умением излагать мысли он произвел на Сеймура впечатление умного, интеллигентного человека. При дальнейшем общении это впечатление подтвердилось. В просторной светлой лаборатории кроме них двоих находились еще несколько лаборанток в белых халатах, которые время от времени украдкой с любопытством поглядывали на Сеймура. Фаталиев сказал, что все они выпускницы биофака Бакинского университета и он возлагает на них большие надежды, связанные с распространением в республике культуры шафрана. Его очень удивило, когда Фаталиев при них представился ему как общественный уполномоченный от госбезопасности. Так и объявил об этом, не понижая голоса, и добавил, что если Сеймуру захочется сообщить что-то представляющее интерес для органов, тот может к нему обращаться.

После получасовой беседы Сеймур вышел в коридор и здесь столкнулся с одной из лаборанток, которую несколько минут назад впервые увидел в кабинете. Она привлекала внимание стройной фигурой в белом накрахмаленном халате, слегка курносым носом и свежими розовыми губами. Окинув Сеймура долгим выразительным взглядом, девушка прошла мимо, а перед тем как войти в кабинет, обернулась и улыбнулась. Сеймуру показалось, что эта встреча была неслучайной, подумал он об этом мельком и, спустившись по лестнице, постарался эту мысль несомненно бесполезного свойства выкинуть из памяти.

На выходные дни закуток запирали, и Сеймура усадили за отведенным ему отдельным столиком в общем зале. В эти дни немногочисленные посетители, в основном это были механизаторы, могли за отдельную плату заказать порционные блюда и напитки. Сегодня меню предлагало посетителям долму с начинкой из говядины. В первое же посещение воскресной столовой между Сеймуром и посетителями встала невидимая стена, которая возникала, где бы он ни появился. И Сеймур уже к ней привык, поэтому не сразу понял, что один из посетителей обращается к нему.

– Извините, – сказал тот, – я хочу у вас спросить. Мне сказали, что вы Сеймур Рафибейли, внук Шахлар-бека. Это правда? – Человек держал в руках бокал, широко улыбался и по всему было видно, что он пребывает в приподнятом настроении.

– Да, – сказал Сеймур, – покойный Шахлар-бек мой дед.

– Я вот сейчас сижу здесь и думаю, как интересно все получается. Ему одному принадлежал весь Амбуран, вся эта земля и этот дом… Всё принадлежало ему. И еще рассказывают, что он любил шампанское. Каждый вечер бек сидел здесь на первом этаже и пил шампанское.

Сеймур ничего не знал об этой привычке деда, поэтому решил с незнакомцем не спорить.

– Это же удивительно! А сегодня сижу здесь и пью шампанское я, Идрис Мамед оглы Мамедов. А мой дед вообще не знал, что это такое – шампанское. Разве это не удивительно?

– Чего же удивительного, – обстоятельно подумав, прежде чем ответить, сказал Сеймур. – Пьете и пейте на здоровье.

– Нет, все-таки это удивительно! – не унимался тот. – В то время шампанское пил ваш дед, богач и знатный дворянин, а теперь благодаря советской власти его пью я, простой техник-механизатор. Вы чувствуете разницу? – спросил он, и у него на глазах выступили слезы умиления.

За соседними столиками все замолчали. Окружающие прислушивались к их разговору с каменными, безразличными лицами. Сеймур понял, что любитель шампанского не отстанет, поэтому с целью мирного завершения разговора решил пойти на компромисс.

– Отчасти вы, конечно, правы, – сказал он. – Но мой дед никогда не пил шампанское с долмой из говядины, а вы пьете, и, по-моему, с удовольствием. Я подумал и понял, что разница в этом.

– А при чем здесь долма? – удивился Идрис.

– Из говядины…

– Не понял… – в некотором замешательстве возразил Идрис Мамедов. – А почему это он не пил шампанское с долмой из говядины?

– Такой уж характер был у деда, ни за что не соглашался пить шампанское с долмой из говядины, – глядя в глаза Идриса, проникновенно сказал Сеймур. – Вы же сами сказали – дворянин, землевладелец, что с покойника взять? Во всяком случае, шампанское с долмой из говядины он никогда не пил. А вы, я вижу, пьете. Вся разница в этом, вы согласны?

Он подождал ответа, но сбитый с толку Идрис лишь обиженно покачал головой, всем своим видом показывая, что не согласен ни с Сеймуром, ни с его привередливым дедом.

Итоги воскресной беседы подвел в понедельник заведующий столовой. Он сказал, что произошло недоразумение и, начиная с этой недели, Сеймур будет по-прежнему столоваться в подсобном помещении и поэтому ходить в общий зал по выходным дням ему уже не придется. Кроме того, перед тем как уйти, заведующий вызвал уборщицу и подавальщицу и строго-настрого приказал им убрать из закутка веники и ведро и впредь поддерживать там чистоту и порядок. Разговорчивого Идриса Мамедова на территории совхоза Сеймур больше не встречал.

Редко случающиеся сюрпризы производят на человека особенно приятное впечатление и запоминаются надолго. Например, появление почтальона с денежным переводом неизвестного происхождения или официальное приглашение дирекции завода на дегустацию пива с прилагаемым меню закусок из морепродуктов могут изменить в лучшую сторону его мнение о прогрессивной части человечества. Говоря о приятных сюрпризах, уместно вспомнить, что они, подобно денежным купюрам, делятся на мелкие и крупные. В Амбуране, где Сеймур жил третий месяц, никаких сюрпризов из категории приятных не предвиделось. Поэтому сюрприз, который выпал на долю Сеймура в тот весенний дождливый вечер, мог смело претендовать на звание самого приятного и неожиданного. Сеймур открыл дверь и увидел ее. Это была та самая миловидная лаборантка, которую он встретил в кабинете Фаталиева. Ее звали Марьям, ей было двадцать три года, и в первый приход ей очень понравилась кочегарка.

Марьям нельзя было назвать застенчивой. Каждый раз, раздевшись, она ходила весь вечер голой, не стесняясь своей наготы. В темной комнате, освещенной лишь неровным пламенем топки, ее стройное тело выглядело частью картины, написанной влюбленным художником. Говорила она без умолку, но Сеймура это не раздражало. Со временем он приучил себя только видеть ее, и это неизменно доставляло ему несказанное наслаждение, а ее беспрерывная болтовня доносилась до него как лишенный смысла, но приятный шумовой фон.