Призрак с Вороньего холма. Дружба бандита - Андрей Анисимов

А Мамон так и оставался при своем рэкете. Всецело завися от кооператоров, он старался не упустить новичков. Постепенно все доходные ниши оказались заняты, и новые кооперативы открывались все реже. Поэтому, прослышав, что на окраине Глухова появился ангар с лесопилкой, Мамон тут же отправился туда. Для солидности он прихватил двух шестерок Панчика с Гарей и брата Дениску. Шестерки мозгов не нажили вовсе, но кулаки отрастили пудовые. Зато Дениска, хоть и не отличался физической крепостью, ум имел быстрый и брата боготворил.

Ангар они отыскали быстро. По заливистому визгу пилы поняли, что работа идет. Вошли все вместе не спеша, вразвалочку.

У пилорамы колдовал крепкий мужик лет сорока шести и визитеров не заметил. Мамон остановился за его спиной, братец с шестерками на два шага сзади. Немного обождав, бандит тронул кооператора за рукав. Тот оглянулся, закончил распил бревна, и выключил пилораму:

— С чем пришли, ребята?

— Я Мамон. — Гордо представился бандит и скривил губу в поганенькой улыбочке.

— Вислоухов Павел Дорофеевич. — Назвал себя кооператор.

— Работать начал, гляжу…

— Куда деваться… Семью кормить надо.

— Это хорошо. Плохо, что без крыши.

Павел Дорофеевич быстро посмотрел наверх:

— Как без крыши? У меня все в порядке.

— Ты, парень, дурак, или прикидываешься. Вот, к примеру, сейчас мои кореши возьмут тебя под белы ручки и на пилораму, а я кнопочку раз. И нету Павла Дорофеевича Вислоухова.

Кооператор быстро сообразил:

— Вот вы о чем… Сколько за «крышу» возьмете?

— Такса известна. Процентиков двадцать с прибыли отстегнешь, и живи спокойно.

— А если другие придут?

— Скажешь, я за Мамоном.

— А если они не испугаются?

— Телефончик оставлю. Не испугаются, устроим стрелку. Не боись, Мамон свои денежки отработает. У тебя магазин есть?

— Три дня, как открыл.

— Торгует кто?

— Жена Вера, дочка Тоня.

— Когда расплачиваться начнешь?

— Приходите через две недели.

— Сюда, или в магазин?

— Лучше в магазин. Финансами у меня жена распоряжается. А теперь мужики, валите. А то денег не заработаю. — И Павел Дорофеевич включил пилораму.

Мамон повернулся и так же вразвалочку поплыл из ангара. За ним брат Дениска и шестерки.

Оказавшись на улице, бандит довольно потер руки:

— Что, братва, отметим точку?

— Можно. — Согласился Гаря.

Панчик покривился:

— Опять на хазе?

— Зачем на хазе, отдохнем культурненько в кафе Какманду. — Ехидно предложил Дениска.

— У Кащея? — Удивлено протянул Мамон и почесал плешь: — А вообще, почему бы и нет? Пора, бля, показать этому пидеру, что мы на него положили.

И они отправились в кафе конкурента.

Глава 6

В отличие от примитивной дубины Мамона, Геннадий Кащеев обладал фантазией и некоторыми странностями. Бандит верил в Бога и даже возвел рядом со своим кафе Какманду настоящую православную церковь. Напротив церкви закарпатские хохлы поставили сруб с веселыми наличниками на окошках и высоким резным крыльцом. Сруб предназначался для батюшки. Отца Василия Кащеев выписал из Москвы. Это тоже был не совсем обычный священник, но Гене Кащееву пришелся ко двору.

Помимо православия Гену интересовали деньги. В Бога Кащеев верил, а деньги он любил. Поэтому даже своих шестерок превратил в Пятаки, Рублики, Чирики и Баксы. Кликухи быстро прижились и радовали слух хозяина.

О визите Мамона с шестерками в Какманду Гене Кащееву сообщили во время беседы с помощником по кличке Чирик в ванной комнате. Глуховский авторитет отправлял своего головореза в Москву, чтобы тот совершил в столице показательное убийство. Командировка киллера совершалась по просьбе друга из Солнцевской группировки Алехана Казиева. Отдавая последние наставления, босс одновременно принимал ванну и массаж. Работала над мышцами бандита его подруга Мака, удивительно худая брюнетка, но с крепкими, сильными руками. Кащеев отпустил помощника и задумался. Морщась в приятной истоме под железными пальцами девы, он решал, как лучше ответить на вызов. Визит Мамона в свое кафе он расценил именно так. И надумал. Он явится в кафе прямо из ванны в халате, выпьет кружку пива, пренебрежительно кивнет посетителям и удалится. Мамона подобный демарш унизит и поставит на место. Будет знать, как являться на чужую территорию, да еще без приглашения. Но Кащеев не рассчитал интеллект конкурента. Богдан Мамонов понятия не имел об этикете и приход Кащеева в халате расценил вовсе не как попытку его унизить. Наоборот, «пришел человек без понта». Мамон, будь у него свое кафе, тоже бы ходил в чем вздумается. Поднявшись навстречу Кащееву, он схватил его за полу халата, и приволок к своему столу:

— Прими, братан, с нами по десять капель. Точку обмываем.

— Что за точка? — Насторожился Кащей.

— Один фраерок лесопилку открыл. Мы его сразу и обули. Сам знаешь, теперь не каждый день точки открываются.

— Раньше тебя успели Вислоухова навестить… — Подлил масло в огонь Дениска. Гаря и Панчик громко заржали.

— Почему Вислоухова? — Скрыл обиду Кащеев.

— Фамилия у него такая. Мы ее сразу в кликуху перевели. — Пояснил Дениска.

Пировать с Богданом Кащеев не стал. Под предлогом, что утром никогда не пьет, пожелал «коллегам» приятно провести время и уединился в свой кабинет. Вскоре туда явились его шестерки Бакс и Рубчик. Поручив им выяснить, кто такой Вислоухов и где он открыл лесопилку, Кащеев решил готовиться к войне. Наглость Мамона перешла границы, и настало время с ним кончать. Кащеев уже мог себе это позволить. В его банде больше двадцати стволов, и пора ребят занимать делом. Приняв столь радикальное решение, он через служебный вход покинул кафе и отправился в церковь. Начинать войну без благословения отца Василия Кащеев считал не по-христиански.

Голенев прилетел в Москву налегке. Рубашка с короткими рукавами и белые брюки. В Домодедове накрапывал дождичек, и путешественник с юга вспомнил, что в мужской одежде есть очень удобная вещь, которая называется пиджак. О пиджаках и куртках он уже успел позабыть. Засунув одну руку в карман и прикрыв голову стареньким рюкзачком с деньгами — вещей он с собой не брал — Голенев быстро прошагал через площадь и уселся в такси:

— Шеф, гони к автовокзалу.

— Стольник.

— Чего такой дорогой?

— А ты знаешь, во что бензин обходится?

— Кажется, сорок пять копеек.

— Ты с луны. Уже рубль двадцать, и еще настоишься, пока зальют.

— Ладно, поехали…

— По Кольцевой?

— Как скажешь, тебе виднее. — Щетки монотонно смахивали капли с ветрового стекла, и Олег задремал. Проснулся от резкого тормоза.

— Приехали?

— Авария, наверное… Можем и час простоять…

Но опасения таксиста не оправдались. Машины медленно двинулись вперед. Олег смотрел в окно. Одну полосу трассы сотрудники ГАИ закрыли лентой с флажками. На ней он заметил человеческие останки. На асфальте валялись рука и голова мужчины. Дальше, метров через десять, вторая рука.

— Ничего себе подарочки? — Ужаснулся Голенев.

— Криминал. — Спокойно ответил водитель: — Выбросили из тачки и поехали дальше… Перестройка. В Москве сейчас и не то увидишь.

Больше до автовокзала на Щелковской их не задерживали.

Автобус в Глухов уходил через полтора часа. Олег успел купить себе китайскую вельветовую куртку, слопать в буфете две сосиски с горошком и немного погулять. В Москве везде чем-то торговали. Бабки пирожками и старьем, кавказцы фруктами и мочалом, цыганки платками и кожаными сумками. Столица превращалась в большой базар.

В автобусе Голенев тут же уснул, проспал ночь и проснулся уже в Глухове. Несмотря на предрассветное утро, он, наконец выспался, но будить Тихона в такую рань не хотел. Прошелся по знакомым с детства улочкам, ноги сами принесли в тупик Коммунаров. Детский дом, откуда начиналось его знакомство с миром, стоял на прежнем месте. Само здание выглядело столь запущенным, что у бывшего питомца сжалось сердце. Штукатурка местами обвалилась, обнажив крестики дранки, служившей ей основанием, часть окон забили фанерой, и лишь вывеска сияла свежей краской. Она гласила, что здесь находится «Специнтернат-восьмилетка Министерства Народного Образования СССР». Голенев обошел детдом по кругу и завернул в калитку. Двор за два десятка лет мало изменился. Только старую березу спилили. От нее остался пень. Олег на него присел, закурил и очутился в детстве. Воспоминания, как кадры из старого кино, замелькали перед ним с необычайной ясностью. Там в углу у забора он принял первый бой с Петькой Синельниковым. Парень учился на два класса старше и часто обижал Тихона. Олег вызвал его во двор и побил. Больше Петька друга не задевал. На площадке, заваленной ящиками и углем, раньше играли в волейбол. Голенев хорошо подавал и часто выручал свою команду. Но площадки для волейбола больше не было. Зато сохранилась другая памятная с детства деталь. Маленькая боковая дверь вела на кухню. Эта дверь тогда казалась ему волшебной. Посудомойка тетя Глаша иногда баловала ребят горбушками ржаного хлеба с солью, а Голенев всегда хотел есть. И еще ему почему-то казалось, что однажды именно из этой двери выйдет его мама. Олег привязался к Руфине Абрамовне Меджрицкой, директрисе приюта, и своей первой воспитательнице. Но она стала «мамой для всех», а он мечтал о своей единственной маме, маме только для него, самой дорогой, самой веселой, самой красивой. И эта его, и только его мама, должна была в мечтах сироты появиться из заветной двери, ведущей на кухню. Появиться в ярком шелковом платье с пирогом в руках. Но мама так и не появилась…