Шестая блондинка - Джессика Симон

Может быть, уехать из Лондона и вернуться в Йоркшир? Но тогда она отдалится от Кэти, состояние которой очень тревожило ее. Со времени гибели Фила прошло больше двух лет, и той уже пора было взять себя в руки и попытаться снова устроить свою жизнь. Но она по-прежнему оставалась той женщиной с застывшей на лице машинальной улыбкой, подернутыми отчаянием глазами и ожесточившимся сердцем, которая встретила Линдси на вокзале через неделю после смерти Фила.

Хотя Кэти пару раз приезжала вместе с Филом на выходные в Йоркшир, Линдси в суете так и не смогла толком с ней познакомиться. Поэтому всю информацию о ней она черпала из писем брата. Он писал чуть ли не каждую неделю, и Линдси всегда интересовало, чем вызвано это многословие — то ли угрызениями совести, то ли тем, что ему просто нравилось писать письма. На первых порах он посвящал Кэти целые панегирики, превознося ее за нежность, мягкость и кроткий нрав. В конце концов Линдси почувствовала, что полюбила ее почти так же, как Фил. Однако с рождением дочери Стефани Кэти утратила право на исключительное внимание. В последние два года Фил посвящал свои письма в основном достижениям, болезням и забавам дочери, в которой души не чаял. Так что Линдси удерживала в Лондоне не только Кэти, но и племянница.

Отступничество Джима Берна подорвало веру Линдси в свои силы. Ей нужно было передохнуть и собраться с мыслями, чтобы продолжать борьбу. Именно это я и делаю, убеждала она себя, садясь в роскошный, оснащенный кондиционером лимузин. Пока проще сделать вид, будто она согласна принять предложение Ника, и, пожалуй, пройти пробы. Может быть, у нее ничего не получится и ей удастся выпутаться из этой ситуации без лишнего шума. Ах, как ей хотелось, чтобы все так и было!

В фотостудии Линдси сразу же передали на попечение модистки, нарядившей ее в простое белое платье невинного покроя, который, однако, подчеркивал свойственные ей женственность и шарм. Затем косметолог с завидным профессионализмом и ловкостью наложил ей грим. Окончив работу, он передал Линдси ручное зеркальце, посмотрев в которое, та не узнала свое лицо.

Фотограф был рыжеволос, голубоглаз и имел веснушчатое приветливое лицо и заразительную улыбку. Когда он подошел поздороваться, Линдси не могла не улыбнуться в ответ. При ходьбе он прихрамывал.

— Привет! Меня зовут Боб Шелдон. Рад с вами познакомиться.

Это имя было ей знакомо. По просьбе Джима она несколько раз договаривалась с ним по телефону о фотопробах, и все модели без исключения хорошо о нем отзывались. А Эми была даже немного влюблена в него, и теперь Линдси поняла почему.

— Линдси Купер. Мне тоже очень приятно. — Она говорила искренне. Боб сразу ей понравился, хотя она предпочла бы встретиться с ним при других обстоятельствах.

— Линдси Купер… — Он на мгновение задумался. — Вы из агентства Джима Берна?

— Да.

— Мы с вами разговаривали по телефону.

— Совершенно верно.

— Насколько я помню, вы занимались сугубо административными делами?

— Именно.

— Что, надоело, решили сменить профессию?

— Да нет. Просто один мужчина никак не хочет признаться в том, что не прав. — Она вкратце изложила ему суть дела. — Сама не понимаю, почему я пришла. Это чистой воды авантюра.

— Вовсе нет! Такое бывает, и нередко. Даже среди звезд рекламного мира есть такие, которых открыли по чистой случайности. Так что скрестите пальчики и молите Бога, чтобы у вас все получилось. Сам я в этом нисколько не сомневаюсь. Вы словно созданы для того, чтобы стать моделью.

— А вы не очень удивитесь, узнав, что я вовсе не хочу, чтобы у меня что-то получалось? Достучаться до мистера Фарадея я не могу, так что пусть сам увидит, какую ошибку он совершил. Вы же талантливый фотограф… — Недоговорив, Линдси просительно посмотрела на него.

— Вы соображаете, что говорите? Такой шанс выпадает раз в жизни!

— Все только и твердят об этом. Но мне это ни к чему. Моя жизнь вполне меня устраивает.

— В самом деле? А теперь выше голову, дорогая, и поверните ее чуть влево. — Линдси машинально повиновалась. Когда раздался щелчок, она зажмурилась от яркой вспышки. — Неужели вам никогда не приходило в голову, что, довольствуясь малым, вы кое-что теряете? У меня есть знакомые, которые совершенно счастливы тем, что всю жизнь тянут одну лямку. Во всяком случае, они так говорят и иной раз даже искренне. На самом же деле у них просто кишка тонка, чтобы принимать вызовы, которые бросает им жизнь.

— Дело не в этом. Я не трусиха. И я не побоюсь принять вызов. Сложись обстоятельства иначе, меня несомненно заинтриговала бы возможность попробовать что-то новое. Но мне не нравится, когда мной помыкают. Я привыкла сама распоряжаться собственной судьбой.

— А вы считаете, что это возможно? — спросил Боб Шелдон, продолжая щелкать затвором фотоаппарата. — Пожалуйста, голову чуть влево. Отлично. Так, не двигайтесь. Теперь разверните плечи в противоположную сторону. Великолепно! Все, отдохните немного.

— Я сама принимаю решения; — упрямо повторила Линдси, разминая затекшую шею.

— Даже неправильные?

— Готова поспорить, что вы никому, даже Нику Фарадею, не позволили бы командовать собой. — Линдси возобновила разговор некоторое время спустя, когда закончились фотопробы, во время которых ее просили сесть, встать, пройтись, взбежать по лесенке, посмотреть перед собой, поднять голову, опустить голову, улыбнуться, нахмуриться…

— Не советую спорить на свою блузку, а то вас арестуют за нарушение общественной морали по пути домой. В свое время мною много командовали, сбивали с ног… и я рад, что на моем пути оказался человек, который вернул мне уверенность в себе и подсказал, что делать. Если бы не…

— Да?

Он машинально провел рукой по левой ноге, на которую прихрамывал. Когда улыбки не было на его лице, мальчишеский вид куда-то бесследно исчезал. А мелкие, резко очерченные морщины в уголках глаз и рта говорили о том, что в жизни ему пришлось хлебнуть горя.

— Я смотрю, вы не скрываете, что не питаете симпатии к Нику Фарадею.

— Абсолютно верно, — холодно подтвердила Линсди.

— Так уж вышло, что вы разговариваете с человеком, который первым вступил в члены его фэн-клуба.

— Да, коллекционировать фэнов ему не составляет труда, — съязвила Линдси.

— Вы так считаете? Возможно, вы и правы по отношению к некоторым из них. Но ему пришлось здорово рисковать, чтобы заполучить и меня в свою коллекцию. Когда-нибудь, если буду в настроении, расскажу вам, как это произошло. Может быть…

У Линдси было такое ощущение, словно и мозг ее, и тело долго взбивали в миксере. Боб Шелдон не одобрял ее поведения, и она жалела, что вообще завела этот разговор. Какими же чарами околдовывает Ник Фарадей людей, если даже такой трезвомыслящий человек, как Боб Шелдон, похоже, боготворит его? Вместе с тем она чувствовала, что и сама подпадает под его мощное влияние. Ну нет, она будет с этим бороться. Если бы Фил был жив, Шелдону пришлось бы потесниться и уступить первое место в строю почитателей Фарадея, ибо не существовало человека, который испытывал бы большее благоговение по отношению к нему, чем ее брат. И что же сталось с ним, когда он понял, что Ник — всего лишь колосс на глиняных ногах?