В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг. - Ольга Игоревна Агансон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лондон выступал против образования независимых государств на национальных окраинах Османской империи, даже если для этого существовали объективные предпосылки. Стараниями британской дипломатии власть султана (несмотря на поражение Турции в войне с Россией 1877–1878 гг.) сохранялась над обширными территориями на Балканском полуострове. Под давлением Лондона были аннулированы основные постановления Сан-Стефанского прелиминарного договора. Так, наиболее негативную реакцию английского правительства вызвал пункт, по которому территория автономного Болгарского княжества должна была простираться от Дуная на севере до Эгейского моря на юге и от Черного моря на востоке до гор Албании на западе[184]. По оценкам британских дипломатов, создание большого славянского государства радикально сместило бы баланс сил на Балканском полуострове в пользу России и позволило бы ей политически и экономически доминировать в регионе[185]. В результате по решению Берлинского конгресса 1878 г. Болгария была разделена по Балканскому хребту на две части: на севере от него образовывалось самоуправляющееся Болгарское княжество, на юге – провинция Восточная Румелия, оставшаяся «под непосредственной политической и военной властью» турецкого султана[186]. В состав Османской империи возвращались Македония и Фракия, для которых не предусматривалось «особого административного устройства». Но даже такое территориальное урегулирование в отношении Болгарии вызывало критическую реакцию ряда британских дипломатов: по словам британского посла в Константинополе O. Лэйарда, отдать Болгарскому княжеству Софийский округ значило «открыть ему дверь в Македонию»[187].
Несмотря на дипломатическую победу, одержанную Англией на Берлинском конгрессе, и сохранение турецкого присутствия на Балканах, все же нельзя говорить о том, что Лондон безоговорочно солидаризировался с Портой. Скорее поддержка Турции рассматривалась Уайтхоллом в качестве вынужденной меры. Как отмечал британский посол в Константинополе Ч. Стрэтфорд-Каннинг, «из двух зол (утверждение России на Босфоре или опора на Османскую империю с ее административным произволом – О. А.) надо выбирать меньшее»[188]. Британский истеблишмент прекрасно понимал, что Турция находилась в состоянии глубокого упадка. Модернизация Османской империи, в частности ее финансовой системы и аппарата управления, на взгляд Лондона, являлась обязательным условием английской поддержки. Еще Пальмерстон говорил о том, что Англия не собиралась воевать за «мертвое тело»[189]. Так, способность Порты содержать армию и флот, т. е. эффективно противостоять России, напрямую зависела от успешной реорганизации имперской финансовой системы[190]. Но все попытки проведения реформ в Османской империи в середине XIX в., известные в истории как Танзимат (1839 – нач. 1870-х гг.), по большей части оказались безрезультатными.
Маркиз Солсбери, руководивший британской дипломатией на протяжении 20 лет, имел, в отличие от своего однопартийца Б. Дизраэли, с которым они заняли консолидированную позицию на Берлинском конгрессе, более сложный и нюансированный взгляд на Восточный вопрос[191]. Солсбери вообще считал Крымскую войну ошибкой и сожалел о том, что западные державы отвергли предложение Николая I о разделе Османской империи. Ее исчезновение, по мнению лидера тори, являлось наиболее приемлемым вариантом урегулирования Восточного вопроса, поскольку Турция, оказавшись в зависимости от какой-либо великой державы, представляла бы серьезную угрозу для британских интересов в Азии[192].
Солсбери, внешнеполитический кругозор которого сформировался под влиянием опыта, полученного им в бытность министром по делам Индии, преимущественно волновала судьба владений султана в Малой Азии. На этом фоне проблема Балкан отходила на второй план. Он предсказывал дальнейшую потерю Турцией европейских провинций: Фракии, Македонии, Албании, Фессалии и Эпира, – однако, по его разумению, эти земли представляли лишь временную стратегическую ценность, поэтому Порте следовало бы сосредоточиться на поддержании своей империи в Азии. Ведь занятие русской армии Карса с высокой долей вероятности могло породить среди населения Малой Азии, Месопотамии и Сирии ощущение перемен: по прогнозам Солсбери, арабы и в целом азиаты взирали бы на Россию взглядом, исполненным надежды на лучшую жизнь. Из этого делалось логическое заключение о том, что Турции было жизненно необходимо заключить союз с могущественной державой, и этой державой могла быть только Великобритания, которая, в свою очередь, стремилась ликвидировать всякую угрозу коммуникациям с Индией[193]. Таким образом, в условиях, когда проблемы европейских и азиатских провинций Османской империи составляли единый комплекс противоречий, балканская политика Англии формировалась под воздействием отношения Лондона к ситуации в азиатских владениях султана.
Декларируя принцип поддержания территориальной целостности Османской империи, но вместе с тем отдавая себе отчет в существовавшем там положении дел, руководители Форин Оффис были вынуждены искать иные способы сохранения своего влияния на Ближнем Востоке.
Одним из таких средств являлась оккупация тех турецких территорий, которые в стратегическом отношении представляли жизненно важное значение для Британской империи. С этой целью в 1878 г. Англия заставила Порту заключить с ней так называемую Кипрскую конвенцию, в соответствии с которой Лондон обязывался оказать Турции поддержку, в том числе военную, в случае приобретения Россией новых территорий в Азии. В обмен на это султан соглашался на занятие Британией Кипра[194] для обеспечения оптимальных условий базирования британского флота и войск[195]. Подобными соображениями, возможно, иначе сформулированными, была вызвана британская оккупация Египта в 1882 г., которая упрочила контроль Англии над Суэцким каналом.
Другой способ, к которому обращалась Британия для реализации своих интересов на Ближнем Востоке, – налаживание партнерских отношений с Австро-Венгрией, стремившейся к гегемонии на Балканах. Перед Веной и Лондоном стояла общая задача – не допустить преобладания в регионе России. Они исходили из того, что Турция не располагала достаточными ресурсами для энергичного отпора своей могущественной северной соседке и в конце концов могла или уступить ей, или с ней договориться[196]. С целью предотвратить подобный вариант развития событий Англией и Австро-Венгрией в 1887 г. были заключены соглашения о поддержании статус-кво на Востоке и сохранении территориальной целостности Османской империи – Средиземноморская Антанта[197]. Державы заявили о своем намерении оказать Турции содействие в случае ее сопротивления иностранному вторжению[198]. Если же Порта поддастся внешнему давлению, то они оговаривали за собой право временно оккупировать части османской территории[199]. Причем Вена была склонна трактовать этот пункт как санкцию на занятие ряда балканских провинций (при одновременной отправке эскадры в Дарданеллы)[200]. Британское правительство в лице Солсбери высказывалось
