Приказчик без головы - Валерий Введенский

– Кого отправил?

– Такое не всякому поручишь. Лично решил сходить! Тут недалеко. Они-с на Кирочной живут.

– А вдруг, пока бы ходил, Муравкина деру дала?

– Из запертой камеры? Невозможно-с!

– А-а… А ты, смотрю, молодец! Хвалю! Где Выговский?

– Так дома отсутствуют-с, – соврал помощник. – Потому обратной дорогой принял решение сопроводить Муравкину на Большую Морскую. Только вернулся, а тут ваше благородие прибыли-с! Разрешите отправляться?

– Разрешаю! Один справишься?

– Не сомневайтесь, – снова улыбнулся помощник. У бабы деньги имеются, если не захочет на Морскую, так и не надо. Отпустит по дороге к всеобщему удовлетворению.

– А ежели кислотою в морду? – ехидно спросил начальник.

Помощник побледнел. Как же он так опростоволосился?

– Поедешь с надзирателем. И расписку принесешь, что доставил! – грозно произнес силуэт. – Знаю я тебя! Сопроводительное, смотри, не забудь!

Глава шестая

Солнце к полудню окончательно перепутало Петербург со Стамбулом: на булыжных мостовых впору было жарить блины, в редких лужицах – варить яйца, а от лысины помощника смотрителя – зажигать лучины.

Сашенька жару переносила плохо, самый лютый мороз был ей милее: зимой и укутаться можно, и чаем согреться. А летом в длинном до пят платье как будто заживо варишься. Потому предложила оплатить экипаж. Непременно закрытый! К имевшимся злоключениям не хватало со знакомыми столкнуться.

Обливавшийся потом помощник возражать не стал, а надзиратель в благодарность даже руку Сашеньке подал, когда в экипаж садилась.

Дорогой Тарусова предложила денег, чтоб отпустили. Встречаться с Выговским в ее планы не входило.

– А сколько у тебя? – заинтересовался помощник.

– Много. Считайте! – Сашенька протянула узелок.

– С медью двадцать семь рублев, – подмигнул надзирателю помощник смотрителя, закончив счет, и, привстав, сунул добычу в карман штанов. – Ишь ты, богатейка! На корову передком накопила.

Сашенька не все слова, правда, поняла, но приободрилась.

– Высадите меня у Соляного рынка, – попросила она, – огурцов еще надо…

Конвоиры дружно рассмеялись:

– Потом купишь! Сначала на Морскую!

– Вы же деньги взяли! – возмутилась княгиня.

– Деньги? – делано удивился помощник. – Какие деньги?

Сашенька прикусила губу. Ее обокрали! Нагло, среди бела дня, в центре Петербурга. И что самое обидное – по собственной глупости.

– Отпустите! Если двадцать семь мало, – с мольбой в голосе и слезами на глазах попросила Сашенька, – завтра еще принесу!

– Вот завтра и отпустим, – ехидно улыбнувшись, пообещал помощник.

– Я жаловаться буду!

– Кто тебе, гулящей, поверит?

Четырехэтажное здание на Большой Морской, долгие годы служившее резиденцией обер-полицмейстеру, словно средневековый замок, вмещало его жилище, канцелярию, конюшню, пожарную и тюрьму. Но после реформ Федор Федорович Треплов переехал в дом военного губернатора[34], а на Большой Морской, 24 разместили Адмиралтейскую часть петербургской полиции. Там же ютилось любимое детище Треплова – Сыскное отделение. Федор Федорович долго убеждал императора создать специальную службу для розыска преступников и осенью 1866 года[35] таки уговорил. За прошедшие три года начинание обер-полицмейстера было признано успешным, однако ни переселять, ни увеличивать штаты с финансированием и уж тем более распространять опыт на остальные города и веси никто не торопился.

Из нанятого на ее же деньги экипажа Сашеньку грубо вытолкнули на мостовую. Еле на ногах удержалась.

– Пошла! Пошла, курва![36]

Дежурившего по части долго не могли добудиться.

– Что за девка? – спросил штабс-капитан Будницкий, когда после полуторачасового ожидания Сашеньку завели к нему в кабинет.

– Жена арестованного Муравкина, – доложил помощник смотрителя. – Доставлена по распоряжению господина Выговского.

– Кого-кого? – сладко зевнул капитан Будницкий.

– Выговского! Чиновника для поручений сыскной полиции, – напомнили ему.

Дежурный наморщил лоб:

– Белобрысенький такой?

– Так точно! Велено сдать под расписку!

– Под письку? Всего лишь раз? – хихикнул дежурный и взял в руку перо. – Не вижу препятствий!

Сашенька, уже набравшая воздуха, чтобы рассказать про грабеж, осеклась. Идиоту жаловаться бесполезно!

– Дана в том, что… Мещанка? Крестьянка?

– Гулящая! – услужливо пояснил помощник смотрителя. – Говорит, и билет имеется!

– Из какого сословия, спрашиваю?

Помощник пожал плечами.

– Крестьянка, – соврала Сашенька.

Ей не нравился взгляд дежурного. Пьяный, сальный!

Штабс-капитан позвонил в колокольчик, сунув полицейским расписку. В кабинет вошли караульные.

– В отдельную камеру, – указал он на Сашеньку.

– А Выговский? Он когда будет? – спросила она.

– Во вторник, радость моя, – многообещающе улыбнулся офицер. – Во вторник!

Встреча с Антоном Семеновичем уже не пугала. Наоборот, Сашенька мечтала о ней! И желательно побыстрее. До вторника Диди сойдет с ума! Почему бы Антону Семеновичу не заглянуть на службу сегодня? Ну право! Жены нет, детей тоже, мать с отцом в Вологде…

А вдруг Диди решит, что Сашенька привела угрозу в исполнение и бросила его с тремя детьми. Боже!

Ведь и искать не станет…

А и стал бы – все одно бы не нашел. В страшном сне такое не приснится – княгиня Александра Ильинична Тарусова, урожденная Стрельцова, сидит в камере предварительного заключения Адмиралтейской части!

Интересно, а врачи арестантов в праздники осматривают? Эх, если б Лешич заявился! Верный рыцарь наверняка бы придумал, как вытащить Сашеньку из вонючей камеры.

Княгиня в нетерпении стала прохаживаться по небольшой – три на четыре шага – камере.

Господи, от Зимнего меньше версты, а как все убого! Запах и вовсе невыносим. Вдобавок жара нестерпимая, сорочку хоть выжимай.

Хотелось пить. И есть! Сашенька вспомнила, что из-за скандала толком не позавтракала.

Заскрипел замок. Узница с надеждой привстала. Ого! Дежурный офицер пожаловал. Наверное, что-то сообщить. А вдруг решился ее отпустить?

Дверь затворилась, ключ скрипнут в замке. Их заперли! Что случилось? Штабс-капитан что, тоже арестован?

Господи! В его руках веревки! Мамочка, что же будет?

– Повеселимся, красавица? – подмигнул Будницкий.

За столом он не выглядел таким огромным. Головы на две повыше Диди будет! Нет, Сашеньке с сим Голиафом ни за что не справиться.

– Я есть хочу… И пить… – прошептала княгиня, пятясь в угол от приближавшегося насильника.

– Если ублажишь, в кухмистерской закажу! – пообещал штабс-капитан и скинул мундир на дощатые нары.

Тарусова наткнулась на табурет, попробовала приподнять. Черт! И здесь привинчен.

– А ты игрунья! Хе-хе! Мне такие нравятся!

Господи! Сашенька даже не догадывалась, что лишь приличное платье отделяет ее от мира, где грабят и убивают, унижают и насилуют, мира, о котором она, конечно же, читала в сочинениях Крестовского, бывшего студента Диди. Читала, но до конца не верила! Муж сетовал, что Всеволод Владимирович обладает слишком богатой для юриста фантазией, а получается, что он даже сглаживал ужасы истинной, но до этой секунды неведомой Сашеньке жизни.

– Скидывай давай одежонку, а то разорву!

– Постойте! Послушайте! Я не проститутка!

Сашенька уперлась в стену.

– Я жена…

Договорить не успела. Офицер сунул ей под подбородок локоть, прижал своим крупным телом к стене. Говорить Сашенька не могла, дышала – и то с трудом. Хотела вытащить булавку, единственное свое оружие, но ее правую руку грубо схватили, потянули вверх и привязали к торчащему в стенке кольцу. Потом точно так же поступили с левой рукой.

– Вот и порядок!

Штабс-капитан отодвинулся на два шага, чтобы полюбоваться, как извивается в путах привязанная жертва.

Сашенька решилась на рывок вперед, но веревки были крепкими, а узлы морскими.

– Я благородная дама!

Будницкий усмехнулся.

– И буду жаловаться!

– Слушаю!

– Я… Я кричать буду! Весь дом сбежится!

Штабс-капитан помотал головой:

– Не сбежится! Пристав с семьей на даче, – насильник не спеша стянул штаны, потом исподнее, – караульные за мною в очереди. С утра переживали, что сыскари всех баб на праздник выпустили…

– У меня сифилис! – не зная, чем бы запугать, соврала Саша.

– У меня тоже! – расхохотался Будницкий.

Его потные руки заскользили по сарафану. Княгиня изловчилась и укусила насильника за плечо.

Тут же получила по лицу:

– Но-но! Не заигрывайся! Не то зубы выбью!

Господи, какая же она дура! Зачем ввязалась в расследование? Какое ей дело до Антипа Муравкина? Пусть сдохнет на каторге! Нет, больше никогда, никогда она не наденет простонародное платье, не станет выдавать себя за крестьянку…