Генеральские игры - Александр Щелоков

— И все же пройдемся ещё раз. Вот график заступления в наряды. Вы сообщили, что ходили в караул шестнадцать раз за этот месяц. Это верно? Может, были подмены?

— Одна имелась. Полковник Блинов приказал сопроводить две машины с грузом в порт, и меня заменил прапорщик Яковенко.

— Когда это было?

— Семнадцатого.

— За три дня до взрыва?

— Так точно.

— Почему в постовой ведомости за тот день стоит ваша фамилия и документ подписан вами?

— Мы ждем проверку. Вот полковник Блинов и попросил меня оформить постовую ведомость на меня, чтобы не создавать впечатления, будто у нас нарушается график заступления в караулы.

— Значит, документ оформлялся задним числом?

— Да, после моего возвращения из командировки.

— Давайте уточним. Вы подписали постовую ведомость, хотя в тот день караул не возглавляли.

— Так точно.

— Отлично. Подпишите показания.

Следующим был прапорщик Яковенко, столь же громоздкий, как Барынкин, но ещё более краснолицый и полный самоуверенности. Казалось, что кадровики базы при заключении контрактов отдавали предпочтение людям, размеры которых с первого взгляда рождали ощущение прочности и надежности.

Яковенко держался без страха, отвечал на вопросы спокойно, с достоинством.

— Товарищ Яковенко, я следователь майор Гуляев. Опрашиваю сотрудников базы в связи с происшедшими событиями.

— Я уже знаю.

— Помогите мне уяснить существующие у вас порядки и правила. Скажите, как производится допуск посторонних на территорию хранилищ?

— Порядок допуска определен приказом начальника базы.

— Кто имеет право допуска в хранилища?

— Только начальники складов.

— Вы их всех знаете в лицо?

— Еще бы, рядом живем и служим не один год. Хотя это ничего не означает…

— Почему?

— Чтобы иметь право прохода к хранилищам, надо быть в списке. Кроме того, у начальников хранилищ есть постоянные допуски.

— И вы всякий раз проверяете допуска и списки?

Яковенко замялся.

— Ну, не всегда. Форму допуска я знаю. Начальника склада тоже. Глянешь в бумагу и допускаешь. А вот другое проверяю точно.

— Что именно?

— Обувь, например. Чтобы была установленной формы. Специальная. Для безопасности. Проверяю, чтобы не было огнестрельного или холодного оружия. Чтобы без зажигалок…

— Есть учет тех, кто приходит в хранилища?

— В постовой ведомости записывается номер склада и фамилия того, кто туда допускается.

— И время, которое кто-то там пробыл?

— Так точно. Если люди работают в складе больше часа, то часового мы снимаем. Меньше — он остается на посту.

— Семнадцатого числа вы возглавляли караул и заступили вне очереди. Так?

— Да, вместо прапорщика Барынкина.

— Постовую ведомость вы не оформляли. Так?

— Да. Признаюсь, это было нарушение.

Яковенко не представлял, как мелкое нарушение правил можно связать с ЧП, и отвечал на вопросы честно.

— Скажите, допускался ли кто-нибудь в шестое хранилище?

— Только полковник Блинов. Он имеет на это право.

— Когда полковник посещал хранилища?

— В аккурат семнадцатого. В мое дежурство.

— И долго он там находился?

— Около двух часов.

— Чем занимался Блинов в хранилищах?

— Не знаю. Я только начальник караула. Мое дело — допуск, пломба, печать, замки и служба часовых.

— Понятно. Признателен вам за разъяснения.

В тот же день Гуляев снова беседовал с солдатом Юрченко.

— Вы, Юрченко, назвали себя охотником. Это так?

— Да. У нас вся семья — таежники. Даже мать стреляет.

— Именно поэтому вы определили, что взлетели тетерки, а не совы?

Солдат смотрел на следователя с недоумением. В арсенале рвануло, все разнесло к чертовой матери, сам Юрченко чудом не пострадал, а майор за тетерок взялся. Делать нечего, что ли?

— Так точно, определил.

— А можно определить, откуда они вспорхнули?

— Если бы нельзя, то и охоты не было бы. В лесу первым делом каждый шум засекаешь. Откуда взлетело, где село. А зачем вам?

Гуляев и сам точно не знал, что даст выяснение этих обстоятельств, но понимал, что восстановить мозаику можно, лишь отыскав и собрав все, что рассыпано вокруг.

— Вам не показалось странным, что в такой поздний час птицы сорвались с места?

— Кто-то их спугнул, я уверен. Только кому в такое время в тайге огинаться понадобилось?

— Вы сумеете найти место, откуда взлетели птицы?

Юрченко кивнул.

Они пошли по старой лесной дороге. Когда-то по ней возили бревна на лесопилку к разъезду Каменка. Потом леспромхоз прикрыли, дорога стала никому не нужной. Время затянуло раны земли, дожди замыли крупные выбоины, густая поросль рябины, высеянная сизыми дроздами, уже завоевала свободную землю.

У первой развилки Юрченко махнул рукой влево:

— Туда.

Начался подъем. Они прошли вверх метров триста и выбрались на лысую горку. Лес оборвался внезапно, открыв каменистую проплешину, поросшую травой. С вершины открывался вид на море. Спокойная гладь под лучами солнца, стоявшего достаточно высоко, казалась жидким свинцовым расплавом.

На севере, за частоколом вершин, Гуляев разглядел просеку восточного фаса зоны. Одна из сторожевых вышек издалека казалась частью декорации на огромном натурном макете.

Юрченко огляделся.

— Похоже, отсюда взлетели.

— Как же вы могли их услышать? — Гуляев с сомнением покачал головой. — На таком-то расстоянии?

Солдат полез в карман за сигаретами.

— Мы дали большого кругаля. А на деле отсюда до вышки метров восемьдесят. Не больше.

— Можно туда спуститься по прямой?

— Нет. Чуть ниже нас — обрыв. Метров десяти высотой.

— Хорошо. Давайте походим здесь. Если найдете что-то похожее на свежие следы человека, скажите.

Они двинулись в обход проплешины, один влево, другой — вправо.

Пройдя шагов двадцать, Юрченко остановился.

— Товарищ майор, — окликнул он Гуляева, — глядите, похоже, кто-то сидел. — Юрченко указал на обломок скалы, лежавший среди травы.

Гуляев пригляделся, но ничего особенного не заметил.

— Почему вы так решили?

— Глядите, вот здесь траву вытолкли ногами. Она уже приподнялась, однако местами пожухла. Потом… — солдат поднял прутик и стал расковыривать каменную крошку, — глядите. Окурки. Их прикопали.

— Пять штук, — подсчитал Гуляев трофеи. Взял один, помял пальцами. — Совсем свежие. Курили не так давно. — Подумал. — Если дымил подряд, а на сигарету уходит десять минут, набегает час. Долго сидел…

Юрченко не согласился.

— Больше. Ежели кто-то просто отдыхал, то одной сигареты было достаточно. Но здесь он сидели больше трех часов. Не менее. Натоптал как слон. Накурил.

Юрченко влез в кустарник и вышел оттуда со скатанною в комок газетой.

— Гляньте, яйца вареные ел.

Гуляев взял часть скорлупы с синей печатью птицефермы.

— Это для нас уже кое-что, солдат. Кое-что.

Они ещё раз обследовали площадку, но ничего нового не обнаружили. Возвращаясь, вышли на лесную дорогу, по которой пришли сюда.

— Охотник, давай поищем, — предложил Гуляев, — глядишь, следы машины найдем. Кто, кроме нас с тобой, сюда пешком попрется?

— Охотник попрется, — не согласился солдат.

— Ты прав. Но мы не охотника ищем. Следы автомашины они обнаружили чуть выше развилки, где сворачивали на тропу. В мягкой наносной земле хорошо отпечатался протектор левого переднего колеса. Поломанные и примятые кусты указывали, где машина разворачивалась, чтобы вернуться к шоссе.

Гуляев был доволен. Он прикрыл отпечатки протектора полиэтиленовой пленкой и потер руки.

— Что-то мы все же нашли. А если даже не то, всего важней не победа, а участие. Разве не так?

Кто такой Гоша, Лунев выяснил без труда. Фигура сына вице-мэра города Шакро Романадзе оказалась хорошо известной многим. Крепкий, атлетически сложенный парень был умело посажен на иглу приятелями и стал одним из верных псов Арсения Шубина — уголовника Шубы. Иметь Гошу в группе стоило хотя бы потому, что сын вице-мэра при любых неприятностях мог стать неплохим громоотводом. Сам Гоша об истинных причинах внимания к себе не задумывался и верил, что его уважают за крутость и злость. Уж что-что, а покуражиться над слабыми или загнанными в угол людьми он умел неплохо.

Городская частная гимназия, которую в народе называли «миллионка», располагалась в старинном одноэтажном особняке. При советской власти здесь размещалась музыкальная школа, но Дора Михайловна Лукина сумела оттягать удобный домик в центре и основала здесь частное учебное заведение. В нем за большие деньги терпеливые педагоги пестовали отпрысков удачливого чиновничьего ворья, сумевшего урвать у бедного государства кучу денег. Причем урвать и не погореть. И не потому, что воровали искусно и скрытно, а в силу того, что сразу хапанули много и им хватило на все: приобрести благосостояние, откупиться от милиции, следствия и даже суда. А теперь все они столпы общества, демократы, члены президентской партии, элита общества — президенты акционерных обществ, директора фирм, представители местной власти.