Где эта улица, где этот дом - Евгений Захарович Воробьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В такой погожий день пешеходы обычно держатся поближе к краю тротуара: каплет с крыш и льет из водосточных труб. Но в этом городе с крыш не каплет и трубы всегда сухи, потому что крыш нет.
Вишняков запрокинул голову. Бело-голубое небо смотрело на него из проемов в стене. На высоте третьего этажа повисла кровать, скрученная огнем, а рядом прилепилась к стене печь в белых изразцах. Люди всегда тянутся к теплу, кровати всегда жмутся к печам, и вид обугленной кровати у холодной навеки печи заставил сжаться сердце.
Оттого что дома были разрушены и небо смотрело из окон, улица казалась просторнее, чем была на самом деле.
Дорога шла в гору. Как будто бы Вишняков проходил здесь в день боя, но тогда улица не показалась ему столь крутой. Он вспомнил, что шел тогда с полной выкладкой – с винтовкой, с миноискателем, – и день был теплее, чем сейчас, и уйму верст отмахал он за день, а не устал: в горячке любая горка покажется отлогой, любая тропка – прямой.
Он дошел до углового дома, где висел пустой и ржавый обод от уличных часов. Когда-то часы смотрели с этого перекрестка в три циферблата.
Проходил ли Вишняков здесь в тот день? Точно он не знал, но пустой обод часов показался ему знакомым. Он еще подумал тогда, что, наверно, раньше у этих часов кавалеры и барышни назначали свидания.
Вишняков завернул за угол, осмотрелся. Не здесь ли они втроем с Чутко и Скомороховым разминировали мостовую? Ну конечно! Вот на этом перекрестке они нашли под булыжником мину замедленного действия.
Он пошел знакомым путем вдоль тихого переулка, стоявшего в голых ветлах. Где-то здесь, в этих местах, Вишняков, помнится, спас от взрыва ветхий домик. Фашисты заминировали его, пока жильцы пережидали бой в погребе. Вишняков отчетливо вспомнил половицы в комнате – они были шаткие, такие же, как ступеньки крыльца. Одну мину он извлек из печки, другая должна была взорваться, как только стронут с места чайник, голубой чайник в черных пятнах там, где сбита эмаль.
Но вот где эта улица, где этот дом? И каков он с виду, этот дом, обойденный огнем? Вишняков поравнялся с домиком, стоящим в глубине двора. Неужели это он, такой неказистый? Помнится, и тот дом стоял, прислонившись к раскидистой ветле, и такой же вот хилый забор тянулся под окнами.
Он постоял минуту, потом махнул рукой и пошел дальше. Но чем больше он удалялся, тем острее было любопытство и желание вернуться – желание, которое вскоре стало мучительным, непреоборимым. «Все равно придется к кому-нибудь попроситься поисдеть, отдохнуть», – подбодрил себя Вишняков.
Он вернулся, поднялся по шатким ступенькам на крыльцо и постучался. Дверь открыла светловолосая девушка в джемпере.
– Разрешите, хозяйка, отдохнуть с дороги, – попросил он.
Девушка смерила незнакомца строгим взглядом и не слишком приветливо, торопливо сказала:
– Ну заходите.
Вишняков робко, как-то боком, протиснулся в дверь, вытер ноги, потом уселся на краешке стула и принялся развязывать свой вещевой мешок.
– Вы что же, смоленская? – спросил Вишняков.
– Да.
– Значит, земляки.
– А вы где тут жили?
– Зачем жили! Мы воевали в этих местах. Дивизия наша Смоленская.
– Вот как, – откликнулась она равнодушно. Вид у нее был такой, точно она хотела сказать: «Пустили в дом – и скажи спасибо. А развлекать разговорами каждого прохожего я не собираюсь, и легких знакомств тут искать нечего».
Вишняков то и дело посматривал на печку, а потом уставился на знакомый голубой чайник в черных отметинах.
Девушка перехватила его взгляд, нахмурилась и поджала губы: «И чего засматривать в чужую печку? Вот возьму и не угощу чаем! Не будет другой раз нахальничать».
– А когда за Смоленск война шла, тут жили?
– Мама и сестренка – здесь. Я в деревне у тетки пряталась.
– Дела-а! – неопределенно протянул Вишняков и опять внимательно посмотрел на печку.
Он все ждал, что девушка предложит ему снять шинель и тогда увидит, что человек он заслуженный, гвардейского роду-племени и при наградах, а не какой-нибудь замухрышка. Но девушка ничего не сказала, занятая шитьем и своими мыслями; в ее молчании проскальзывало немое ожидание: когда же непрошеный гость уйдет и оставит ее в покое?
В комнате было тихо, и только на печке, собираясь вскипеть, тонко пел чайник. Вишняков еще раз посмотрел на чайник, вздохнул и принялся убирать сахар, хлеб и сало в вещевой мешок.
Девушка сидела не поднимая головы; судя по всему, она была всецело занята шитьем, но Вишняков заметил, что она смотрит на пол. Следы его сапог были видны отчетливо на тех самых, памятных ему половицах.
– Наследил я тут у вас, – виновато сказал Вишняков. – Вытирал-вытирал ноги, а все-таки вот…
– Пустяки, – сказала девушка, но при этом опять повела бровями и нахмурилась.
Вишняков наскоро собрался и сказал, вставая:
– Не смею задерживать. Премного благодарен.
Он обиделся, а потому был сейчас подчеркнуто вежлив.
– Пожалуйста, – сказала девушка, но в слове этом не было сердечности.
Она встала, отложила шитье и пошла проводить гостя – просто торопилась закрыть за ним дверь.
Выйдя на крыльцо, Вишняков церемонно раскланялся и зашагал через двор. У забора, на тротуаре, свободном от снега и уже высохшем, играли дети. Девочка в белом капоре и ватнике, который заменял ей шубенку, пристально посмотрела на Вишнякова, вскрикнула и со всех ног кинулась к нему:
– Дяденька, не уходите! Я вас знаю!
Девочка ткнулась лицом в закопченную шинель, обняла ручонками его колени, и от этого сердце Вишнякова сразу сладко и остро заныло. Он погладил девочку по голове осторожно, будто боялся помять или испачкать капор.
– Откуда ты меня, девочка, знаешь?
– А вы тот самый дяденька, который мины искал. Забыли? Мы с мамой стояли и ждали. Потом сахар дали… Забыли?
– Нет, помню.
– Люба, наш дяденька нашелся! – закричала девочка, все еще держась за шинель. Держалась она самыми кончиками пальцев: ей мешали непомерно длинные рукава ватника. – Идемте к нам, дяденька, к нам! Мама узнает – вот обрадуется!
Вишняков обернулся и увидел, что девушка в джемпере стоит на пороге: то ли она все время следила за ним, то ли выбежала на крик. Он успел заметить, что девушка в джемпере очень похожа на девочку в ватнике.
– Я уже к вам заходил! – сказал Вишняков девочке по возможности весело.
Но девочка не слушала и тащила его к дому.
– Это тот самый наш дяденька! С минами!
Он упирался, но не слишком сильно, и скоро, смущенный, оказался лицом к лицу с еще более смущенной Любой. Она взялась за вещевой мешок, который он продолжал держать, и
