Утро Судного Дня - Александр Мазин

— Д’ша будет моей женой! — рявкнул он. — Не смей приближаться к ней.

— Не ори, душитель крыс, — поморщился Артём. — И не дыши на меня: от тебя воняет, как от гиены.

Ух как хотелось «лучшему охотнику» схватить Гриву и размазать по травке. Он аж дрожал от этого желания.

«Ну, давай!» — мысленно поощрил его Артём.

Но Ва-Баган справился с гневом. Его кулаки разжались.

— Шадаква велел тебя не трогать, — буркнул вабу. — Он слишком заботится о гостях. Но ты сам напрашиваешься на взбучку.

— Лучше слушайся Шадакву, — посоветовал Грива. — Ведь беспокоится он не обо мне, а о тебе. И я не думаю, что Д’ша станет твоей женой. Ты слишком глуп для нее.

— Я глуп? — Ва-Баган ухмыльнулся. Вероятно, считал себя настолько умным, чтобы не принимать всерьез подобный «комплимент». — Почему ты так думаешь?

— Потому что ты надеешься напугать меня своим гиеньим уханьем. Пойди к реке, погляди на свое отражение — и подумай: кто страшнее, ты или г’ши?

— Ты пожалеешь о том, что сказал! — рявкнул Ва-Баган, развернулся и зашагал прочь.

Раунд остался за Гривой. Одно Артёму не понравилось. То, как двигается Ва-Баган. А двигался этот дикарь очень хорошо. Лучше Архо. Лучше Путы. И уж конечно, лучше, чем рожденный в цивилизованном мире Артём Грива.

В пространстве между хижинами были сложены костры. Сложены, но не зажжены. Рядом стояли глиняные горшки, наполненные мясом.

— Ар Т’ом, иди сюда! — окликнул его Пута.

Вокруг, группами по несколько человек, сидели люди. Грива прикинул, что здесь — почти все вабу и примерно половина обитателей поселка.

Пута и Мавас сидели, скрестив ноги. На обоих, в дополнение к привычным набедренным повязкам и кожаным поясам, были надеты плащи-накидки из шкур. На шеях — ожерелья из клыков и когтей. Справа от Маваса сидела его жена — в подобии короткой туники из двух кусков расписанной синими и красными узорами ткани. На шее женщины — ожерелье в три нитки: блестящие ракушки и камни соседствовали с золотыми самородками.

Одежда и украшения были на всех присутствующих: гостях и хозяевах.

Артём опустился на землю. Пута подвинул к нему горшок с мясом.

— Г’ши, — сказал он. — Отличное жирное мясо. Может, нам стоит почаще на них охотиться! — И засмеялся.

На плечи Гривы опустилось что-то мягкое. Шкура леопарда.

— Надо бы сделать тебе плащ из шкуры г’ши, но он был бы слишком тяжелым, — сказал Архо, усаживаясь между Артёмом и Путой. — Подвинься, Бегемот.

— Я видел: Ва-Баган говорил с тобой, — сказал Архо.

— Угу. Рассказывал, какой он сильный и страшный.

— Он действительно силен, — заметил Архо. — И ему очень нравится моя сестра…

— …А твоей сестре нравится этот малыш! — подхватил Пута, хлопнув Артёма по спине. — И нам всем не нравится Ва-Баган.

— Он не нравится тебе, — уточнил Мавас. — Потому что он сильнее, чем ты. Но вабу он очень нравится. Архо не стоит ссориться с вабу, если он хочет взять девушку-вабу в жены.

— Ва-Багана это не касается, — заявил Архо. — Будет, как решим мы.

— И старшие, — добавил Мавас. — А старейшина вабу — отец Ва-Багана.

— Слово старейшины вабу — ничто против слова Шадаквы, — пренебрежительно бросил Пута. — Шадаква — хранитель…

Тут Архо тронул Путу за руку — и Бегемот прикусил язык.

«Опять тайны, — подумал Грива. — Не слишком ли много тайн для одного дня?»

— А где Даша? — дипломатично поинтересовался Грива.

— Вон там, — махнул рукой Архо. — С матерью.

Артём посмотрел в указанном направлении и увидел Пангун, Фопара, Макана, мальчишек, помогавших оружейникам, и двух девушек, одной из которых была Даша.

А напротив этой группки расположились гости-вабу. И недобрый взгляд их предводителя был устремлен на Артёма.

Ладно, пускай смотрит — чай, не сглазит.

Появился Шадаква. Высокий, прямой, в длинном плаще из белого меха. Степенно двигаясь между двумя рядами сидящих, он зажег костры. Очень вовремя — через минуту стало совсем темно. Ночь наступила внезапно, как бывает в тропиках. И сразу над землей прокатился львиный рык. Грива невольно поежился. Вряд ли лев сунется в поселок, но рычание зверя пробуждало в нем некий инфернальный страх.

Шадаква остановился напротив их компании. Охотники тут же подвинулись, уступая старейшине место. Шадаква сел рядом с Гривой.

— Лев не придет сюда, — сказал он негромко, одному только Артёму.

До чего, однако, наблюдательный дед.

— А что будет, если он все-таки придет? — спросил Грива. — Придет ночью, когда мы спим?

— Когда ты спишь, — уточнил Шадаква. — Если лев придет, он будет убит. Возможно, кто-то из охотников тоже будет убит. Но это будешь не ты. Ты — гость.

— Позволь узнать, Шадаква, как ты объяснишь льву, что я — гость? — спросил Грива.

Никто не засмеялся его шутке. Ее как будто не услышали. Как будто Артём сказал какую-то бестактность.

«Ну и черт с вами», — подумал Грива. Если аборигены воспринимают каждое слово Шадаквы как откровение, это их трудности. Для рожденного в двадцать первом веке Гривы Шадаква — не более чем первобытный шаман. Примитивные эмпирические знания, слабенькая экстрасенсорика и здоровенная куча суеверий.

Над костром вились ночные насекомые. Мимо прошмыгнула крыса, своровавшая кусочек г’шатины… А здоровенный предводитель вабу уже устроился рядом с Дашей и вещал что-то с самодовольным видом.

На Артёма никто не обращал внимания. Ахро с Бегемотом обменивались короткими быстрыми фразами, смысл которых от Гривы ускользал. Шадаква жевал мясо, и жир тек по его бороде.

Грива еще раз посмотрел на Дашу. Даша слушала Ва-Багана весьма благосклонно.

А Грива чувствовал себя чужаком. Вроде бы это не должно было его задевать: он и есть чужак. Но — задевало.

«Что со мной творится? — подумал он. — Какие-то подростковые комплексы… Ну да, это не мой праздник. Не мой. И нечего мне тут делать!»

Артём ушел в хижину, улегся и велел себе: спать.

Но вместо этого ревниво прислушивался к голосам снаружи…

…До тех пор, пока полог не откинулся и в хижину не проскользнула Даша.

— Ар Т’ом, ты заболел? — Девушка присела около его ложа.

— Нет, — ответил Грива. — Устал немного.

Дашины волосы белели в темноте. От нее пахло травами, юностью и чуть-чуть — пальмовым вином.

— Иди, веселись, — негромко произнес Грива. — Там тебя, наверное, ждут.

— Ждут, — согласилась Даша. — Ва-Баган. Но я не хочу туда. Я хочу быть здесь, с тобой.

— Хочешь, я сделаю так, что Ва-Баган не станет тебе докучать?

Девушка покачала головой.

— Не веришь, что я — могу? — Грива привстал, положил руку на ее обнаженное плечо.

«Да я из этой гориллы цыпленка табака сделаю!» — подумал он.

— Не трогай его, — попросила Даша. — Пожалуйста. Будет нехорошо. Я чувствую.

Грива молчал. Он тоже чувствовал, что будет нехорошо. Но был абсолютно уверен, что нехорошо будет не им с Дашей, а Ва-Багану.

«Самоуверенность — дурной советчик», — вспомнилось Гриве одно из высказываний Хокусая. Правда, сказано было не ему, а Рыжему…

— Я не пойду туда, — сказала Даша, снимая руку Гривы со своего плеча. — Я останусь с тобой. Только не прикасайся ко мне, пожалуйста.

— Хорошо, — без особого воодушевления согласился Грива.

Девушка опустилась на лежанку рядом с Артёмом. Потом тихонечко запела. В монотонной мелодии было что-то завораживающее. Грива не понимал ни слова. Если, конечно, это были слова, а не просто набор звуков.

Артём сам не заметил, как задремал. Проснулся от прикосновения. Это Даша положила ладошку на его запястье.

«Я обещал ее не трогать», — напомнил себе Грива.

Снаружи доносились звуки первобытной гульбы. Но они странным образом «огибали» сознание Артёма. Настоящий мир был здесь, внутри погруженной во тьму хижины.

Артём плыл в этой темноте, на границе сна и бодрствования, всё глубже погружаясь…

Сморщенное лицо Шадаквы тонуло в клубах дыма.

— Возьми эту женщину, — сказал Шадаква. — Возьми ее, если сможешь. Если она захочет.

— Она захочет! — воскликнул Грива.

И не узнал своего голоса, потому что голос был совсем чужим. И говорил чужие слова. Но Грива почему-то понимал их очень хорошо.

— Д’ша! — проговорил он пылко. — Она предназначена мне. Только мне!

— Если это так, она будет твоей, — печально произнес Шадаква. — Если нет, тогда мы перестанем быть…

Артём проснулся мгновенно. Сразу же, как только полог, прикрывающий вход в хижину, приоткрылся, впустив внутрь слабое дуновение ночи. Кто-то вошел внутрь.

Человек.

Грива не подал виду, что больше не спит. Не шевельнулся, сохранил ритм дыхания.