Санктус. Священная тайна - Саймон Тойн

— В хранилище тебя уже ждут. На твоем месте, брат, я не стал бы заставлять его долго ждать.

25

Пропитанная засохшей кровью ткань плохо поддавалась. Рейсу понадобилось несколько минут, чтобы разрезать сутану от ворота до нижнего края, а потом распороть каждый рукав — осторожно, чтобы не задеть скальпелем труп. Бережно приподняв тело, патологоанатом вытащил из-под него остатки сутаны и положил их в отдельный стальной лоток для дальнейшей экспертизы.

Парень был в хорошей физической форме…

По крайней мере, до того, как упал с высоты на скалистый грунт…

Рейс ударил пальцем по красному квадратику на экране компьютера и возобновил видеозапись.

— Первое впечатление после осмотра тела жертвы соответствует тому, что ожидаешь увидеть при падении с большой высоты: сильная травма туловища, в нескольких местах с обеих сторон грудной клетки видны осколки сломанных ребер… В общем, все повреждения отвечают компрессионному перелому, вызванному внезапным торможением свободно падающего тела при столкновении с землей. Тело покрыто темной свернувшейся кровью из многочисленных колотых ран. Обе ключицы сломаны в нескольких местах. Правая ключица пробила кожу в области шеи. Также заметны…

Патологоанатом присмотрелся.

— …зажившие шрамы правильной формы вокруг шеи от плеча до плеча.

Рейс взял свисающий над анатомическим столиком шланг прямоугольного сечения и подал в него воду, направляя струю на шею и грудь покойного и медленно смывая запекшуюся кровь.

— Боже правый, — протянул Рейс.

Он поводил струей по всему телу, начиная от груди и заканчивая руками и ногами. Затем нажал на паузу.

— Эй, Аркадиан! — не отрывая глаз от мертвенно-бледного трупа на анатомическом столе, крикнул через плечо патологоанатом. — Ты сказал, чтобы я тебя позвал, если найду что-нибудь необычное.

26

Брат Афанасиус замер у двери, осознавая, что не имеет права переступать порог запретного хранилища, и испытывая ужас перед последствиями нарушения этого запрета.

В нерешительности он заглянул внутрь помещения.

Внушающая странный страх фигура аббата возвышалась посреди хранилища. Красный свет, казалось, струился изнутри его тела, словно он был демоном тьмы. Аббат стоял спиной ко входу, поэтому не заметил приближения брата Афанасиуса. Он уставился на расположенные в шахматном порядке пятнадцать ниш, выдолбленные в дальней стене хранилища. В каждой нише находился ящик, изготовленный из того же материала, что и «черные ящики» в самолетах. Афанасиус вспомнил, как однажды отец Малахия сказал ему: «Материал настолько прочен, что ящики выдержат, даже если вся масса горы обрушится на них». Сейчас это воспоминание совсем не улучшило его настроения.

Афанасиус взглянул на невидимую линию, прочерченную на полу. Ему хотелось бы храбро переступить порог запретного хранилища, но поговорка: «Не видь зла, не слушай зла, не произноси зла», — лишила его мужества. Управляющий остался стоять на месте, пока аббат, то ли почувствовав его присутствие, то ли удивляясь долгому отсутствию, не обернулся и не увидел его стоящим перед входом. К своему огромному облегчению, несмотря на полумрак, Афанасиус увидел на лице настоятеля монастыря не раздражение или гнев, а задумчивость человека, который бьется над разрешением трудной задачи.

— Входи, — сказал аббат, вытаскивая ящик из ниши. Подойдя к стоящему в центре помещения аналою[12], он поставил ящик на крышку столика.

Заметив нерешительность управляющего, аббат сказал:

— По дороге сюда я разговаривал с Малахией. У тебя есть доступ… по крайней мере, еще на час.

Афанасиус подчинился и пересек невидимую черту. Столб вокруг него изменил цвет с оранжевого на красный. Это значило, что управляющий получил временный допуск в запретное хранилище.

Аналой стоял в центре помещения и был повернут наклонной поверхностью в противоположную от входа сторону. Всякий стоящий перед ним будет заблаговременно уведомлен о приближении непрошеного гостя светом и сможет вовремя спрятать книгу.

— Я позвал тебя сюда, потому что хочу кое-что показать, — произнес аббат.

Отперев задвижки, он осторожно приподнял крышку ящика.

— Как ты думаешь, что здесь хранится?

Афанасиус придвинулся ближе. Его аура соединилась с исходящим от аббата светом. Обложкой книги служила сланцевая плита с большим, выгравированным на поверхности символом Тау.

У Афанасиуса перехватило дыхание. Он сразу же догадался, что перед ним, — частично благодаря прочитанным описаниям, частично в связи с обстоятельствами, при которых он видел эту книгу.

— «Еретическая библия»?

— Да, — сказал аббат, — «Еретическая библия», последний оставшийся экземпляр.

Афанасиус опустил взгляд на сланцевую обложку.

— Я думал, их все сожгли.

— Так было нужно. Мы хотели, чтобы люди поверили: ничего больше не осталось, а значит, и искать больше нечего.

Афанасиус решил, что аббат прав. Прежде он почти не задумывался о книге, поскольку считал ее существование не более чем легендой. А вот теперь управляющий мог коснуться ее рукой.

— В этой книге, — сквозь зубы проговорил аббат, — тринадцать страниц отвратительной, извращенной, ядовитой лжи — лжи, которая осмеливается опровергать и извращать каждое слово, записанное в нашей Библии.

Афанасиус не отрываясь смотрел на безобидную с виду обложку.

— Тогда зачем оставлять этот экземпляр? — задал он вопрос. — Если книга настолько опасна, не проще ли ее уничтожить?

— Нет, — постукивая пальцами по ящику, ответил аббат. — Книги можно уничтожить, но их содержание имеет свойство оставаться в памяти людей, поэтому для борьбы с врагом мы должны в первую очередь знать, что у него в голове. Я хочу тебе кое-что показать.

Взявшись за уголок обложки, аббат открыл книгу. Как оказалось, ее страницы также были изготовлены из тонких пластин сланца, соединенных вместе тремя кожаными ремешками. Пока настоятель переворачивал страницы, Афанасиуса переполняло страстное желание прочесть то, что было нацарапано на поверхности сланцевых пластин. К сожалению, тусклый красный свет и поспешность, с которой аббат переворачивал страницы, делало это практически невозможным. Афанасиус разглядел, что текст, написанный мелким шрифтом, размещен на странице в две колонки. Не сразу управляющий понял, что книга написана на маланском — языке первых еретиков. Приловчившись, Афанасиус смог прочесть две фразы, и смысл прочитанного произвел на его и без того метущуюся душу неизгладимое впечатление.

— Здесь, — дойдя до последней страницы, объявил аббат. — Эта книга является их версией «Книги Бытия». Ты ведь знаешь этот язык?

Афанасиус колебался, все еще прокручивая в голове запретные слова, которые только что прочел.

— Да, — вполне спокойным голосом произнес он. — Я изучал маланский…

— Тогда читай.

В отличие от предыдущих, на последней сланцевой дощечке было всего восемь строк текста — того самого, который читала двумя часами ранее Катрина Манн:

«Истинный крест появится на земле,

И увидит всякий сей крест,

И будет удивлен,

И падет сей крест,

И восстанет он,

И освободится Таинство,

И настанет новая эпоха,

Когда придет избавление от мучений».

Афанасиус взглянул на настоятеля монастыря. Мысли его путались.

— Вот почему я позвал тебя сюда, — сказал аббат. — Я хотел, чтобы ты собственными глазами увидел это и понял, как наши враги воспримут смерть брата Сэмюеля.

Афанасиус вновь пробежал глазами пророчество. Первые четыре строки можно было интерпретировать как описание экстраординарных событий сегодняшнего утра. Оставшиеся строки бросили управляющего в дрожь. Кровь отхлынула от его лица. Это невероятно! Немыслимо! Грандиозно!

— Вот почему мы сохранили книгу, — торжественно заявил аббат. — Знание — это сила. Зная, во что верят наши враги, мы имеем над ними преимущество. Я хочу, чтобы ты следил за дальнейшей судьбой тела брата Сэмюеля. Если в этих злополучных словах есть хоть капля правды и он является упоминающимся в тексте крестом, то не исключено, что брат Сэмюель может восстать из мертвых, и тогда наши враги используют его в борьбе с нами.

27

Рейс и Аркадиан смотрели на тело, испещренное пересекающимися крест-накрест белыми шрамами. Некоторые из них были старыми, другие казались довольно свежими, но все без исключения были нанесены на тело умышленно и со знанием дела. В мрачной обстановке прозекторской, при белесом ярком свете неоновых ламп создавалась иллюзия, что труп монаха сшит из множества тел. Прямо готический монстр!