Отпусти - это всего лишь слово - Сан Тери

   И Сан ненавязчиво помогал, подсказывая, иногда мог просто написать нужное слово или предложение на бумаге. Иногда, когда я читал и сбивался, он начинал проговаривать словно бы про себя, и всегда приходя на английский, открывал учебник и прочитывал текст вслух, "типо готовился к уроку", но мы оба знали, что он делает это для меня, что бы я мог понять произношение. И эта была та негласная помощь, которую я мог от него принять, и был за неё благодарен. Это была помощь друга, а не демонстративное покровительственное превосходство одолжения, которым он сам того не понимая меня оскорбил. 

Мы никогда не говорили с ним на эти темы, не обсуждали, просто между нами существовало что - то особое на двоих - молчаливое признание авторитета друг друга.

   Я учился через жопу, и вполовину не был таким как Сан, но одно, понимал очень чётко. Мы с ним равны. Абсолютно, исключительно равны. Ни Зидан, ни Лён, ни Мурзик с Родригесом считающиеся лучшими Саниными друзьями, не имели того, что имел я.

   Я смотрел Сашке в глаза, не пригнув голову, не льстиво заискивая и улыбаясь, а именно в глаза, как и всем остальным людям, даже несмотря на то, что в общении с Малиным мне приходилось задирать подбородок. И встречая мой взгляд Сашка неуловимо кивал. Признавая. Уважая. Зная. Существует то, что мы с ним очень оба ценим по своему, даже если никогда не озвучим вслух. Поэтому нам никогда не стать друзьями. Я просто не дам этому произойти. Я не хотел становиться для него таким же как Зидан или Лён. Утратить это особое светлое выражение которое появлялось в его глазах, в моменты нашего обоюдного пересечения. Когда мы сидели на уроках английского и Сан вопросительно приподнимал бровь: "Помочь?" 

Потому что я был единственным, кто мог ему ответить: "А не пойти бы тебе нахуй, Саня". И я неуловимо кивал "Помочь Сан, ещё как помочь".

   Самое парадоскальное заключалось в том, что мы, практически не разговаривали. Не считая редких уроков английского, в общем - то и не общались. 

Да и о чём нам было общаться? Я не переваривал его кодлу. Ладил с ними по возможности мирно сосуществуя, и возможно с их стороны, считался другом и своим в доску парнем. Но большинство поступков Зидана, Лёна и Мурзика с Родригесом оказывались для меня неприемлемы. И когда они окружали Саню, (а они тусили вместе постоянно ) Сан словно одевал маску, становясь развязанным, позволяя себе пахабные шуточки. Мне это было противно. Я знал, что Сан носит маску. И Саня знал, что я знаю какой он, на самом деле. Это тоже было нашим с ним признанием. Как и то, что при мне Саня старался сдерживаться, одевая полумаску, позволяя мне видеть краешек хорошей своей стороны, потому что существовала и другая сторона. И эта сторона казалась мне глубоко неприятной. 

И вот в очередное наше заседание на перемене английского, в класс ввалилась явление Христа народу из соседнего А.

   Симпатичная девчонка уселась на парту прямо напротив Сани, расположив ногу на ногу, практически упираясь коленями ему в лицо, и задрала юбку. Не то что бы совсем уж на весь сервиз, но стало понятно, что на девушке чулки. 

И мы офанорев от такого поведения и заявленица, плавно выпали в осадок, не говоря о дружной тесноте в штанах. 

- Всех приглашают? - ляпнул я жизнерадостно, пытаясь отвлечь внимание девушки от Сани, потому что по моему мнению некрасиво было, когда девушка приходит к тебе, садиться на парту, выставляя колени перед лицом, предлагая себя, а Саня...Саня отвернулся к окну и начал ржать в кулак, старательно маскируясь. Но и ежу понятно было, что ржёт скотина. 

Девчонка плавно развернулась, и меня окинули взглядом голубых заинтересованных глаз, пройдясь сверху донизу, особенно снизу. 

- Пожалуй, для тебя у нас найдётся местечко. Я могу всё лично - она выделила это слово - тебе показать. 

Я покраснел и кажется, реально возбудился от перспектив. Потому что ну бля, это был даже не намёк, а открытый текст. Но Зидан придушил меня за шею, отдирая назад и стаскивая с парты. 

- Никитос, ещё маленький, Ларочка, - сказал он многозначительно, вопросительно посмотрев на Саню. Саня повернулся и в его глазах...Это была Брезгливость? Ярость? Отвращение? 

- Пошла прочь, шлюха! - тихо сказал он. Я окаменел и даже перестал вырываться от Зидана. Но кажется это послужило негласным сигналом. Девушка безопасно пришедшая в наш класс, находилась с Саней в каких - то отношениях, и явно со всей компанией, вот только я не понимал, что именно там было. Но...

- Не слышала, что тебе сказали? - губы Зидана растянулись в очень нехорошей усмешке.

- Шлюха! - выделил он.

   Лён сложил ладони и начал тихо скандировать стуча по парте ритм

- Шлюха - Шлюха - Шлюха

Меня поразило поведение девушки. Она очень спокойно слезла с парты, и в её глазах читалось превосходство над нами дебилами. 

- Не хочешь, как хочешь, - спокойно ответила она и отвернулась, покидая класс.

   - Приглашение остаётся в силе. А для тебя в особенности, лапусик.

   Девушка наклонилась ко мне, выдыхая почти в губы, и провела маникюром по моментально покрасневшей щеке. У меня разве что в штаны не потекло.

   В руках Сани с отчётливым хрустом сломался карандаш. 

- Фуууу!- завыл Лён, но мне кажется, он завидовал. 

- Заткнись! - Я размахнувшись двинул ему в челюсть, но не смог попасть, потому что сзади меня придержал Зидан. - Вы уроды, бля! Нельзя так с девочками... 

И тогда Саня повернувшись сказал эти слова. 

- Есть люди, которые не стоят внимания, Никитос. 

Мне кажется, наш Саня был каким - то "не от мира сего". Очень умным, просветлённым что - ли. Но мне ли судить о чужих тараканах? Я сам по жизни считался ударенным во всю голову.

Так вот, о чём я. В нашем классе, Дёму Кирсана не тронули.

Сан приказал не пачкаться об него.

Но это отношение: насмешки, тайные и явные, пренебрежительное неуважение, вечное обращение к Дёме как к недочеловеку, какой - то гнили или швали. Оно запомнилось мне на всю жизнь. Оно было негласным, но очень ядовитым, тлетворным. Ощущение, что Дёма был грязным, несмотря на то, что мылся он наверное по два раза в день, в то время как мы красавцы, дай бог знакомились с ванной раз в неделю. Настоящий мужчина не должен мыться и смывать своё счастье.

   В общем, когда я ощутил, где меня трогает Вольх, мне стало противно. И возбуждение как рукой сняло. Я ёбнул ему коленом, вывернулся и...

Я обозвал его пидором.

Где моё чувство вселенской справедливости интересно было в тот момент?

Я назвал Вольха гомиком, а у самого стояло так, что было даже смешно, если бы не было противно. Крепко так стояло. Чётко. До боли.