Замок искушений - Ольга Михайлова

Файоль резко поднялся, захлопнул толстый том, и поклявшись про себя, что непременно сведёт счёты с этой наглой девицей, почти бегом устремился к арочному входу. Его проводила глазами не только Элоди, но и малышка Габриэль, устроившаяся на качелях за стволом толстого вяза. Она была весьма юна, но не очень наивна, о чём, впрочем, мы уже говорили. Она поняла, что мсье де Файоль, как и их кузен Мишель, считает их сестрицу вполне заслуживающей внимания, Диди же только что отвергла его домогательства. Самой Габриэль нравился его сиятельство граф Этьенн, также привлекательным казался Арман Клермон, но ни блеклый Дювернуа, ни этот субтильный де Файоль интереса не вызывали — они были просто незаметны на фоне Клермона и Виларсо де Торана.

Тем не менее, ухаживания мсье де Файоля за Элоди разозлили Габриэль.

Она поспешила в замок рассказать об этом Лоретт, но та гуляла у пруда с графом Этьенном. Сюзанн, заметив нервный и напряженный взгляд девицы, задушевно спросила, что так расстроило её очаровательную малютку? Габриэль не видела причин скрывать своё раздражение. Она вполне искренне рассказала своей новой старшей подруге, что только что видела, как её сестрица Диди отвергла ухаживания Рэнэ де Файоля, высокомерно заявив, что он прикрывает собственное невежество показной мудростью.

Элоди и вправду разозлилась на Файоля — но отнюдь не из-за его жалкого тщеславия и фиглярского трюкачества. Ей показалось, что, если бы этот пустой дурачок Рэнэ не болтался под ногами, мсье де Клермон, этот красивый, знатный, благочестивый и прекрасно образованный юноша, мог бы пригласить её на прогулку… Она — что делать, и тут маячили «призраки пещеры» — искренне полагала, что ей полезно было бы прогуляться. Ведь она полдня провела взаперти!

На самом деле взаперти она провела не больше часа, но кому нужна точность в подобных вопросах? Ей так казалось, только и всего. Правда, пригласи её прогуляться мсье де Файоль, она сразу подумала бы, что никакой надобности в этом нет — можно прекрасно подышать свежим горным воздухом и на террасе. Если бы ей сказали, что причина её раздражения — в симпатии, возникшей в её душе к молодому синеглазому юноше, — она отвергла бы это предположение. Она была, по её собственному мнению, не из влюбчивых дурочек. Но прогулка с мсье де Клермоном была бы приятна.

А что вместо этого? Сидеть и слушать фата? Но все эти мысли, в общем-то пустые, вылетели из её головы, едва она заметила Лору и Этьенна, возвращавшихся с прогулки.

На сердце её снова потяжелело.

Глава 5. В которой Арман Клермон ещё не понимая, что влюблён, начинает ревновать, и в которой ему неожиданно удается прочесть таинственную надпись, замеченную в день приезда у входа в замок

Полночи Арман листал старый манускрипт одного из цистерцианских монастырей, заснул только под утро, и был разбужен горничной, принесшей завтрак. Ел, не чувствуя голода, и решил ещё немного поспать. Окончательно Клермон покинул пределы спальни незадолго до полудня и спускаясь вниз, неожиданно увидел мадемуазель Элоди, стоявшую у одного из окон. Она, стараясь не быть замеченной снизу, наблюдала за площадкой, расположенной перед входом в замок.

Элоди услышала его шаги и обернулась, и Арман, стараясь сгладить возникшую неловкость, подошёл, приветствуя её. Она сдержанно ответила, смущённая тем, что он застал её за наблюдениями. Клермон выглянул в окно, желая понять, что привлекло её внимание и увидел двух сестер Элоди, двух своих приятелей, а также брата и сестру Виларсо де Торан. Молодые люди и девицы играли в серсо, и в этой идиллической картинке не было, на его взгляд, ничего, что могло бы встревожить. Рэнэ, смеясь, бросал кольца мадемуазель Сюзанн, она ловила их на конец тонкой деревянной рапиры, Этьенн галантно подавал шаль мадемуазель Лоретт, юная Габриэль что-то пресерьёзно доказывала мсье Огюстену Дювернуа, но тот шутливо покачивал головой, делая вид, что не верит словам собеседницы. Его пепельно-рыжеватая шевелюра колыхалась на утреннем ветру как большой серый одуванчик.

Клермон перевёл взгляд на Элоди и тут в свете, льющемся из окна, увидел её лицо. Оно несло на себе печать такой тревоги, что он невольно потянулся к ней, желая успокоить. Но тут же остановил себя. Он не знал, что было причиной скорби Элоди, и едва ли мог претендовать на её откровенность. К тому же, почему-то со странной досадой подумал он, её, скорее всего, снедает ревность, и ещё раз взглянув в окно, сразу выделил того, кто заставлял ее страдать. Огюстен едва ли мог привлечь внимание такой девушки, да и Рэнэ, решил он по здравом размышлении, не мог понравиться ей. В библиотеке она чуть посмеивалась над ним…

Это, конечно же, Этьенн. Ошеломляющий красавец.

Что ж, с горечью подумал Арман, любовь, как говорил де Фонтейн, это поветрие, переболеть нужно каждому, и мадемуазель Элоди едва ли в состоянии избежать того, что составляет смысл бытия каждой женщины. Арман смирил ставшее вдруг чуть более прерывистым дыхание, поклонился ей, и в непонятном раздражении торопливо направился к лестнице. Выходя из зала, невольно чуть обернулся и заметил, что она не смотрит ему вслед, но снова поглощена наблюдениями за происходящим за окном. Клермон ощутил странную, словно тянущую боль в сердце. Что с ним?

Внизу игра продолжалась. Арман, чтобы не выдать мадемуазель Элоди, присел на скамью под старыми тисами, которая была не видна из окна, и сам стал от скуки разглядывать играющих. Красота Этьенна, заметил он, кружила голову мадемуазель Лоретт, она смотрела на него как на божество, и Клермон видел, что взгляды, исполненные нескрываемого восхищения, исподлобья бросает на графа и маленькая Габриэль. Рэнэ де Файоль обхаживал теперь мадемуазель Сюзанн, но, как заметил Арман, брат и сестра просто развлекались, признаков же сердечного увлечения он в них не подметил.

Потом ему надоело сидеть, и Арман решил пройтись вокруг замка. Прошёл до моста, но перейдя его, направился не к завалу, вчера его ещё не разобрали, а дальше вверх, против течения реки. Арман удивился, что ущелье необитаемо, пройдя около лье, он не нашел ни единого жилища. Правда, встретил старуху с небольшой вязанкой хвороста. Она испугалась его, наверное, приняв за егеря, но потом, внимательно рассмотрев, приметно успокоилась, даже разговорилась, рассказывая о видах на урожай и о приметах холодной зимы, что заметны уже сейчас. Клермон вежливо спросил, что это за приметы?

— И ягоды бересклета мелки, и радуга была на Петра и Павла, и воронья кругом немеренно. Все над этим старым замком ночных вакханалий нечистой силы кружат…

Арман с удивлением покосился на старуху. Она сказала «Un vieux château des bacchanales de nuit de l'esprit malin»? Ему не послышалось? Он спросил, имеет ли она в виду старый замок Тентасэ у речной излучины? «Чертово гнездо, ночлег нетопырей, логово сатаны, замок искушений — вот что она имеет в виду», со странной злостью ответила старуха, — Сколько раз и прошлой весной, и третьего дня дьяволово строение в руинах лежало, бревна да каменья — нет же, к вечеру сатана воздвигал чертов чертог заново, аки из пепла… Дьявольщина, дьявольщина все это… — Старуха побрела вдаль.