Обменный ребенок - Кристине Нёстлингер

Джаспер думал, что Мэри его больше не любит. Причины, по которым она не хотела с ним встретиться, он считает смехотворными и глупыми. И мы, полагал он, тоже от него откажемся, раз он так себя вел. Теперь ему безразлично, любит его кто или нет! Камни он оставляет Билли. А одежду — мне. Он уходит. Идет на вокзал. Дорогу найдет сам. Там он английские деньги обменяет на австрийские и купит билет на скорый поезд. Если он выпрыгнет из скорого поезда на ходу, то, конечно же, разобьется и умрет. Яда у него нет. Да он слышал: яд иногда подводит. А если он прыгнет в воду, то точно — выплывет. Такой пловец, как он, не утонет. В конце он написал, что мы ему нравимся, а Билли он даже любит.

Папа с мамой, прочитав письмо, прямо задрожали. Папа громко себя проклинал. Оказывается, когда мы спали, а он в гостиной читал газеты, раздался какой-то шум у входной двери. Однако он не обратил на это внимания.

— Ах, я глупец! — восклицал папа.— Почему же я не посмотрел! Дурак набитый!

Мама оделась и сказала папе:

— Для самобичевания нет времени. Быстрее одевайтесь! — приказала нам с Билли. Кинула ключи от машины папе.— Ты с Эвальдом поедешь на Южный вокзал. Я вызову такси и поеду с Билли на Западный.

Потом мама схватилась за телефон, стала звонить в диспетчерскую. Но в пятницу вечером заказать такси — дело нелегкое. Прошло много времени, пока она сказала: «Машина будет через три минуты».

Я уже хотел было идти с папой, но папа перерешил:

— Постой! Один должен остаться здесь у телефона. Для связи.

— А кто? — спросила Билли. Я согласился добровольно.

Папа, мама и Билли кинулись из дома. Но вскоре мама, запыхавшись, вернулась. Она забыла кошелек.

— Не бойся, Эвальд,— сказала мама прежде чем выйти.— Мы его найдем! Я уверена!

Я сел возле телефона и попытался читать газету. Но ничего из этого не получилось. Читать-то я читал, но ничего не понимал. Одна надежда — Джаспер не найдет вокзал. А если найдет — все пропало! Скорых поездов у нас много. Ждать ему не придется.

Через полчаса позвонил папа и сообщил, что на Южном вокзале Джаспера нет. Но папа предупредил полицию. Его будут искать. Может, он заблудился в городе. Папа предусмотрел и другие возможности. Четверть часа назад отбыл скорый поезд, с которым есть телефонная связь. Кондуктор уже предупрежден. Он пойдет по всем купе искать Джаспера. И кондуктор другого скорого, отъехавшего полчаса назад, будет тоже предупрежден на следующей станции. И тоже проследит.

Вскоре позвонила мама.

— Эвальд, голубчик,— сказала она. В ее голосе звучали веселые рождественские колокольчики.— Мы его нашли!

Я сообщил маме о действиях отца. Она пообещала уведомить полицию, чтобы ничего не предпринималось.

Через час вся наша семья была в сборе. Царила чудесная атмосфера. Вели мы себя, как мне теперь кажется, глупо. Мама, к примеру, спрашивала Джаспера, не поджарить ли ему рыбы. Как вы думаете, можно ли человека, собравшегося выкинуться из поезда, спрашивать о рыбе? Папа читал Джасперу программу телевидения и спрашивал, что ему хотелось бы посмотреть. Советовал ему «Высокого блондина в черном ботинке». А я? Я дурацки улыбался Джасперу.

Билли была благороднее. Она не делала ничего. Вечером, когда мы чистили зубы в ванной, Билли сказала, что не боялась за Джаспера.

— Я была уверена, что он не выбросится. Он только хотел, чтоб мы видели, как он страдает.

— Откуда ты знаешь? — спросил я, сплевывая пену.

— Я так думаю. Он не сделал бы этого. Я посмотрела расписание. Там были три скорых поезда, куда он мог бы сесть. Но не сел. Он ждал. Ждал нас.

Позже, в постели, я долго думал об этом. Может, Билли и права. Но, наверное, в конце концов он все равно бы сел в поезд и выпрыгнул, если бы его не нашла мама. Потому что вернуться и сказать: «Я передумал» — невозможно.

Суббота, 22 августа

Мама послала меня с Билли в магазин и попросила побыть там подольше. Она хотела поговорить с Джаспером. Папу еще раньше она услала проведать бабушку.

— Понимаешь,— сказала мама Билли, немного смущаясь,— я могу любить человека, даже если он неблагоразумный. Я хочу сказать это Джасперу. Я люблю его, несмотря на то что он бьет зеркала, буйствует и вообще такой, как он есть. Мое сочувствие ему — не просто сочувствие.

Билли, не проронив ни слова, взяла сумку и направилась к двери. Мама ей вслед прокричала:

— А тебя буду любить, даже если ты будешь получать двойки, красть и курить!

— Как мило с твоей стороны! — сказала насмешливо Билли. Но думаю, мама этого не услышала, мы были уже за дверью.

Мы купили, что нужно, и пошли в кафе поесть мороженого. Там мы говорили о жизни, ее коварстве и о Джаспере. А потом и о том, как изменилась этим летом мама. Лишь заметив в сумке растаявшее масло, мы пошли домой, чтобы у нас еще и молоко не прокисло.

Джаспер был с мамой на кухне. Он ел жареную рыбу. И был почти счастлив. С обеда и чуть не до часу ночи мы смотрели телевизор. Такое у нас бывает редко. Наверное, потому, что все были потрясены.

Воскресенье, 23 августа

Спокойный день. Джаспер, лежа в постели, поедал гору жареной картошки, которую ему наготовила мама. И читал книгу «По следам Финегана». Я говорю об этом не потому, что злюсь на Джаспера, а из-за мамы. Она за мной так ухаживает, только когда я бываю болен. Да и то дает мне настой ромашки, а вовсе не жареную картошку. В ответ на мое брюзжание мама объяснила, что Джаспер болен, болен душевно. А такое не излечивается настоем ромашки.

Понедельник, 24 августа

Утром позвонила госпожа Пикпир. Первой взяла трубку мама, услышав ее голос, отдала трубку папе.

— Не хочу разговаривать с этой женщиной,— сказала она. Папа заверил госпожу Пикпир, что Джаспер «happy and well up» («счастлив»), что он «а good child and high intelligent darling» («хороший и умный ребенок»), Джаспер слушал этот разговор с ухмылкой. Папа, положив трубку, прошептал маме: «Она никак не может этого понять. Глупая гусыня!» Мама в ответ прошептала, что нельзя огульно обзывать человека, если не знаешь, почему он такой. «Мы уже раз ошиблись с Джаспером»,— добавила она.

Больше в этот день ничего не произошло. Ах, да! Чуть не забыл! Когда я был в комнате Джаспера, то увидел на голубеньком столе листок. Там было написано красным карандашом:

24, 25, 26, 27, 28

и черным: 29.

Сначала я ничего не понял, но потом вспомнил, что 29 — день отъезда.

Вторник, 25 августа

Я спросил у мамы, не можем ли мы оставить у нас Джаспера навсегда. Мама покачала головой:

— Если они его не оставили Мэри, то и нам не оставят.

— Но ведь они не любят его.

— Это говорит Джаспер. Госпожа Пикпир, наверное, думает по-другому. Я даже уверена. По-своему, конечно, она его любит. Билли ведь тоже говорит, что я люблю вас не той любовью.

Я сказал маме, чтобы она не огорчалась из-за Биллиных речей:

— Она так не думает!

Мама вздохнула:

— Кроме того, есть еще кое-что,— и замолчала, не решаясь продолжать.— Есть еще одна проблема...— мама опять споткнулась.— Он... Он...

— Что еще? — допытывался я.

Мы сидели на кухне и чистили картошку. Когда мама замолчала, вошла Билли.

— О чем речь? — спросила она.

Мама вертела перед глазами картофелину, будто видела ее первый раз в жизни. Потом, посмотрев на Билли, решилась:

— Он любит тебя, Билли.

— Вот как! — произнесла Билли не без гордости.

— Да, так! Хочет с тобой обручиться.

— Этого еще не хватало! — пробормотала Билли, опускаясь на ведро с очистками.

Такой беспомощной я ее никогда не видел.

— Он еще и поэтому хотел уйти из жизни,— сказала мама.— Он считает, ты с ним не обручишься.

— Но ведь он ребенок!

— Он младше тебя на год.

— Что же делать?

— Не знаю! — ответила мама.— Он попросил меня спросить о твоем согласии. Я это и делаю.

Билли вскочила с мусорного ведра.

— А ты не сказала ему, что он слишком молод для меня, и вообще?..

— Нет! — ответила мама.— С его стороны — это признак большого доверия. Да и что говорить! Я счастлива, что он жив!

— Как он вообще пришел к такой мысли?

Мама приложила палец к губам и кивнула в сторону комнаты:

— А почему бы и нет? Если человек любит кого-то и тот его тоже, им нужна уверенность. Раз у него нет больше Мэри, он сделал выбор. Не меня же или Эвальда ему выбирать!

Я глубоко вздохнул и сказал Билли:

— Обручись с ним!

Билли растерянно уставилась на меня.

— В субботу он улетает. Побыть обрученной четыре дня — небольшой труд.

Билли, покачав головой, объяснила, что, во-первых, он никогда не будет обручаться, а если все-таки будет, то уж, конечно, не с ребенком, а с мужчиной. И тот должен соответствовать ее идеалу: быть высоким, загорелым, с черными волосами и зелеными глазами.

Такую глупость мне было противно слушать, и я ее перебил: