Там, вдали, за рекой - Юрий Коринец

В этот день я рано лёг спать. Я долго не мог уснуть, у меня болела голова, а потом я уснул, но спал очень беспокойно, мне что-то снилось, что-то про меня и про дядю, я не помню, что именно, но это было что-то очень тяжёлое, и я проснулся глубокой ночью и заплакал.

Я не заметил, как ко мне подошла мама. Она села ко мне на кровать.

— Ну, что с тобой? — спросила она.

— Мне жалко дядю! — сказал я и ещё сильнее заплакал.

— Я вижу! Я всё прекрасно вижу! — сказала мама. — Тебе нужно с ним помириться.

— Я не могу!

— Почему? Что это ещё за глупости?

— Я не могу простить себе тех слов!

— Каких слов?

— Ну, тех… «жалкий обманщик» и «не подлизывайся»…

— Да! — сказала мама. — Это ты очень плохо сказал! Ты очень обидел дядю! Ведь дядя тебя так любит! А ты сказал ему такие слова! Тем более, что бивня-то действительно не было.

— Мне тоже кажется, что не было!

— Конечно, не было! Вам надо помириться. Ты не знаешь, как переживает дядя! Он просто места себе не находит. Ты должен подойти к дяде и попросить у него прощения. Когда он приедет…

— Он уехал? Куда?

— На Север, — сказала мама. — В экспедицию ГЛАВСЕВМОРПУТИ. Надо было вам сегодня помириться. Дядя специально приходил. А ты был такой злой!

— Я совсем не был злой! Я тоже хотел помириться… Но я не мог подойти…

— Как это глупо! — сказала мама.

— А когда он приедет?

— Через три недели… — Мама вздохнула. — Жалко дядю… А теперь спи!

Дохлая крыса

Я шёл из школы в хорошем настроении.

Во-первых, это было перед праздником — приближалось 1 Мая.

Во-вторых, я получил «оч. хор.» по математике. Получил я эту отметку совершенно самостоятельно.

Когда я учился в начальной школе, «пятёрок» не было. И «четвёрок», и «троек», и «двоек», и «единиц» тоже не было. Были такие отметки: «оч. хор.» (очень хорошо), «хор.» (хорошо), «уд.» (удовлетворительно), «пл.» (плохо), «оч. пл.» (очень плохо). По математике я почти никогда не вылезал из «удов.» Часто я получал «плохо» и «оч. плохо» — особенно за письменные контрольные. Математика мне не давалась. Не давалась, да и всё! Бывает же, что кому-нибудь что-нибудь не даётся. Моему дяде, например, не давалось рисование. Всё ему давалось, а рисование не давалось. Зато мне рисование давалось. И литература мне давалась. Правда, я получал иногда «плохо» за абстрактные рисунки, но это меня не волновало — это было моей жертвой искусству. «В каждом деле должны быть жертвы, особенно в искусстве», — говорил дядя. Потому что человек в искусстве ищет. Он ищет не какой-нибудь там ботинок под кроватью, а себя. Ну-ка, пощупайте-ка себя… Нащупали? Вы думаете, вы себя нашли? Как бы не так!

«Искать себя» — это значит искать себя в высшем смысле. «В высшем смысле» — это любимое выражение дяди. Найти себя в высшем смысле не так-то просто. В искусстве это значит научиться здорово рисовать. Но это ещё не всё — надо научиться так рисовать, чтобы это было ни на кого не похоже. Каждый хороший художник ни на кого не похож, он похож только на себя. Когда художник начинает рисовать, он, как правило, похож на всех других, потому что его «я» ещё в нём спит. Надо это «я» найти и разбудить! Так говорил дядя. И тогда твои рисунки станут ни на кого не похожими. Потому что каждый человек может сказать людям что-то такое, что никто другой сказать не может. Каждый человек видит окружающий его мир по-своему, как никто другой. Каждый человек видит то, чего не видят другие. Вот это-то и ценно! Потому что если ты скажешь людям то, чего они не знают, — ты откроешь им нечто новое — этвас, как говорил дядя. Это этвас и будет открытием. А открытия обогащают человечество! И тогда оно движется вперёд. Вот почему так ценно найти себя, чтобы сказать людям что то новое.

Но для этого надо много работать, потому что найти себя можно только в труде Надо очень много работать, много думать. Надо размышлять. Без труда и размышления ничего не выйдет. Это закон для каждой области труда. Я выбрал себе для труда область искусства, потому что хотел стать художником. И я очень много работал, то есть рисовал.

Конечно, на этом пути у меня были ошибки, и тогда я получал за свои рисунки «оч. плохо». Но у кого не бывает ошибок! «Не ошибается только тот, кто ничего не делает». Это изречение очень любил Владимир Ильич Ленин. И дядя всегда повторял эти слова.

Но, несмотря на свои ошибки, я всё равно был лучшим рисовальщиком в классе. И лучшим живописцем. Это было признано всеми. Просто некоторые мои абстрактные рисунки никто не понимал. Да и сам я в них мало что понимал. Но дядя это понимал — он понимал, что я ищу себя.

Искать себя надо не только в рисунках — надо вообще искать себя. Не только художники ищут себя. Каждый человек ищет себя. Возьмём, например, дворников — даже они ищут себя. Конечно, не все. Некоторые не ищут. Они вообще ничего не ищут. Это, конечно, очень плохо. О таких людях я вообще не говорю. А настоящие люди всегда ищут себя, даже дворники. Вы думаете, когда они подметают улицу, они ищут что-нибудь другое? Вы глубоко ошибаетесь! Они ищут себя! А некоторые, может быть, себя уже нашли. Если они хорошо подметают, если они делают свою работу отлично и довольны своей работой, значит, они нашли себя! Конечно, они не сделают никакого гениального открытия, но это просто потому, что у них такая работа. Но сделать гениальное открытие — это вовсе не самое главное. Самое главное — найти себя в жизни. То есть найти своё призвание, своё любимое дело, именно то дело, к которому ты предназначен. Это тоже не так просто! Вот в этом смысле и можно сказать, что хороший дворник, который хорошо подметает улицу и любит своё дело, нашёл себя. Это, конечно, очень хорошо. Плохо, когда человек себя не находит. Многие, например, так и умирают, не найдя себя. Это, конечно, очень печально! Так что ищите себя, желаю вам в этом успеха! Но только помните: никто никогда вам вас не найдёт! Это вы должны сделать сами. Вам только могут помочь. Так говорил мой дядя. Мне, например, помог дядя. Без дяди я бы себя, может быть, не нашёл. А благодаря дяде я нашёл себя довольно быстро.

Мой дядя тоже нашёл себя. Он нашёл себя в революции. Он делал революцию, а потом создавал Советскую власть. А потом строил первые советские заводы и фабрики, создавал колхозы. Это тоже была революция. Великая революция, в которой дядя нашёл себя, своё призвание. Мой дядя был очень счастливым человеком, потому что нашёл себя очень рано.

А моим призванием стало искусство. А математика не была моим призванием. Дядя это понимал. Он, правда, занимался со мной математикой, но это просто так, чтобы я не получал «оч. плохо». Математика мучила меня до десятого класса, я даже не знаю, как я окончил школу… Может быть, я бы её и не кончил, если бы не дядя и не Лидь Петровна — директор школы, которая преподавала у нас математику, и алгебру, и геометрию, и тригонометрию, до самого десятого класса. Дело в том, что Лидь Петровна меня «вытягивала»… Как она меня вытягивала? Очень просто!

Допустим, Лидь Петровна пишет на доске задачу и вызывает меня. Вообще она меня редко вызывала, потому что боялась меня вызывать, но иногда нужно же было меня вызвать! Когда меня вызывали на уроке математики, на меня всегда нападала сильнейшая тоска, хотя я и знал, что всё кончится хорошо. С мрачным видом вылезал я из-за парты и шёл к доске. Лидь Петровна строго смотрела на меня, стоя у доски с учебником в руках. Но я-то знал, что вид её обманчив. Лидь Петровна всегда на всех строго смотрела, а на самом деле была очень доброй. А меня она просто любила. Она относилась ко мне прямо-таки нежно. Она говорила:

— Так как ты любишь путешествия, то вот тебе задача на путешествие! Прочти вслух!

Я читал:

— «Моторной лодке нужно было пройти 220 километров. Первые 60 километров она шла со скоростью 30 километров в час, а остальной путь — со скоростью 40 километров в час. Во сколько часов лодка прошла всё расстояние?»

В этом месте я замолкал, тупо глядя на доску.

— Итак, — говорила Лидь Петровна, — задача ясна, не правда ли?

Я кивал головой.

— Для того чтобы узнать, за сколько часов лодка прошла первые 60 километров, надо разделить 60 на 30… Ты это хотел сказать?

Я кивал головой.

— Совершенно верно! — говорила Лидь Петровна.

Это было её любимым выражением.

— Пиши!

Я писал: «60 : 30 = 2» — уж это-то я знал!

— Совершенно правильно! Пойдём дальше. Первые 60 километров лодка прошла за 2 часа. Сколько лодке оставалось пройти километров?

Я опять тупо смотрел на доску, переминаясь с ноги на ногу и краснея как рак.

— 220 − 60 =… Пиши!

Я писал: «220 − 60 =…» — тут я мучительно думал.

— 160, не так ли?

Я кивал и писал: «160».

— Совершенно верно! — удовлетворённо говорила Лидь Петровна. — 160 километров лодка шла со скоростью 40 километров в час. Разделим 160 на 40…