Фортуния любит отчаянных - Элина Литера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не так давно под предлогом светского раута я зазвала во дворец профессоров, писателей, художников и музыкантов, чтобы пообщаться с интересными людьми. Лорд и леди Зенуа почтили дворец своим присутствием, и когда мы с леди Зенуа расположились в креслах Бежевой гостиной — традиционном месте отдыха для дам — леди пожаловалась мне, что муж, профессор истории, отдает ей написание самых трудных частей своих монографий — тех, где настоящие события невозможно перенести на страницы из-за соображений морали и нравственности. Ей приходится заменять их благопристойными сюжетами, которые, увы, весьма далеки от реальности. Так, к примеру, пьяница и гуляка Патрис превратился в принявшего обет аскезы скромника.
Настоящий Патрис был сыном успешного торговца в небольшом северном городке Иртоя и, пользуясь любовью папочки, проматывал все выданные ему деньги. В изложении леди Зенуа благочестивый Патрис родился в семье, пользующейся всеобщим почетом, и тратил большие суммы на помощь бедным и обездоленным. Здесь она почти не солгала — деньги Патриса оседали в карманах трактирщиков и работниц веселых домов, людей весьма небогатых.
Однажды, вывалившись из портовой таверны, подгулявшая компания спьяну посадила Патриса на борт судна вместо друга-матроса. Сам Патрис уснул за столом рядом с кружкой эля, а проснулся в качающемся под толчками волн гамаке. Этот достойный комедии случай леди Зенуа превратила в похищение и продажу рабовладельцам.
Патрис вернулся в Иртою с женой, благородной леди, которую увел у мужа. В книге это было обозначено как спасение невинной девы от чудовища. Времена были суровые, и подобные обиды смывались кровью — под стены Иртои явились отряды обманутого супруга с требованием головы негодяя. В "Житие" чудовище привело армию монстров.
Отец Патриса, в те дни был в отъезде. Патрис посмотрел на мрачных земляков, смекнул, что его сейчас вытолкают за ворота, собрал все золото в доме и приказал отлить из него голову со своим изображением. Осаждающих это удовлетворило, и они ушли восвояси. В "Житие" появилась строчка о том, что Патрис хитроумно обманул противников, выдав золотую голову за собственную.
Вернувшийся отец гонял Патриса кнутом по улицам, пока тот не пообещал восполнить всё утраченное в течение года. Оставив жену на попечении отца Патрис уехал искать богатство. Наверное, боги покатывались со смеху от его деяний и жаждали новых зрелищ, потому что Фортуния привела Патриса к богатому кладу в пустыне Хыть. Леди Зенуа описала его путешествие как просвещение пустынных народов о настоящих богах.
Патрис привез клад в Иртою, где обнаружил, что за время его путешествия жена предпочла опыт молодости, и теперь не жена ему, а мачеха. Патрис отнесся к этому довольно легко, отдал отцу с молодой женой половину клада и зажил счастливо холостяком. В городских хрониках его имя упоминается не раз, но обыкновенно рядом со званием и именем стражников, которые подбирали его бессознательное тело после возлияний. Некоторые из этих случаев тоже попали в "Житие". Город надолго запомнил оргию с тремя артистками балета, которые, вообразив себя вакханками, поутру танцевали на городской площади в прозрачных накидках. Иной одежды на дамах не было. Танцы закончились горячим спором между танцовщицами, чьи прелести прелестней. Спорщицы демонстрировали аргументы прохожим, требуя разрешить их дело, свидетели благодарили богов за то, что надоумили проснуться на рассвете, но судить отказывались, опасаясь острых ноготков проигравшей. Когда спор грозил перейти к рукопашной, Патрис купил три бутыли вина, написал на каждой "Прелестнейшей" и вручил танцовщицам. После употребления приза всех четверых доставили в дом мага-лекаря — третья бутыль была очевидно лишней.
Леди Зенуа написала в "Житие" про спор между тремя богинями, спустившимися рано поутру с небес. Патрис превратил воду в амбросский нектар, коим напоил богинь, и объявил, что каждая из них прелестна по-своему.
Я спросила у леди Зенуа, за что же Патриса посчитали Великим смертным. "Как — за что?" — в притворном удивлении приподняла брови леди. — "Никто в Иртое не мог выпить больше эля, чем Патрис. Для иртойцев это весьма значимое достижение." Мне стало понятно, почему в марте, ко дню Великого смерного Патриса, в Иртою свозят алкоголь чуть ли не с половины Ангории.
— Как видите, Великий Патрис, путешественник, благодетель, аскет и мудрый просветитель, должен служить примером всем ныне живущим, — закончил рассказ господин Вольф.
Я спряталась за веером, чтобы не оскорбить ювелира рвущимся наружу смехом. Дженкинсу и Сантиону повезло меньше — они, очевидно, знали историю как она есть, а вееров у них не было.
* * *
Мы с Катрионой сидели после обеда на софе и выдумывали, чем бы еще порадовать оставшихся "женихов", когда в мои покои вбежала Сабина с горящими глазами и выложила сверток.
— Трис, смотри, что я нашла!
Сабира вынула два листа. Оба пожелтели от старости, но один был некогда сложен пополам, и почерк можно принять за образец чистописания. Второй измят и покрыт бурыми пятнами, а несколько строк прыгали то вверх, то вниз.
Прыгающие строки гласили, что автор их, лорд Сантион, признается в душегубстве — будучи в расстройстве от того, что единственный сын и наследник выкрал фамильные драгоценности и проиграл их в карты, лорд Сантион приложил наследника тяжеленной тростью по голове, от чего тот скончался. Образец чистописания пояснял, что тело родителя нашли в петле, а тело наследника, как и предполагалось, рядом с ним в луже крови. Оставшееся имущество Сантионов, за неимением наследников по прямой линии, переходит к кузине душегуба с другой фамилией.
— Мало ли Сантионов в королевстве? — кровавая история никак не вязалась с улыбчивым лордом.
— Мало. Раз в десять лет для Короны делают списки всех семей с благородным достоинством. Последнюю "Книгу благородных родов" составили три года назад, там есть только один род Сантионов, и главой рода указан тот, кто сейчас во дворце. В двух перед ней никаких Сантионов не было.
— Бр-р-р, — поежилась я. — Судя по дате, дед Сантиона убил его отца. Жуть. Как вы думаете, это передается по наследству?
Сабина с Катрионой переглянулись.
— Трис, — Сабина ткнула в строчку документа, — "за неимением наследников по прямой линии".
Я перечитала дважды, посмотрела на дату и снова перечитала.
— Он может быть потомком побочной ветви, от какого-нибудь младшего сына несколько поколений назад. Обедневшие аристократы, бывает, скрывают происхождение. Спустя несколько поколений праправнук решил вернуть себе имя, и вот он — лорд Сантион.
— Может, и так... — проговорила
