День конституции - Алексей Борисов

– И что у вас за профессия?

– Я аналитик.

На площади они померзли еще минут пятнадцать, потом направились греться в кафе быстрого питания «Русский квас» в угловом доме на Большой Бронной. Оно открылось на месте самого первого в СССР «Макдоналдса», когда американская компания сократила свое присутствие из-за событий в Литве. В «Квасе» из горячительных напитков наливали только чай, но можно было осторожно принести с собой кое-что еще. Виктор Васильевич воспользовался возможностью и вытащил из-под куртки фляжку с бодрящей жидкостью. Как определил Денис по вкусу, это был неплохой бренди.

– Греческий продукт? – спросил он.

– ЮАР, – уточнил хозяин фляжки.

– Вы, наверное, дипломат или работаете по линии внешней торговли. На предпринимателя не похожи, – сказал Денис.

– В каком-то смысле дипломат. Но давайте сначала выпьем, – предложил Виктор Васильевич.

Узнав, что его собеседник и собутыльник служит в КГБ, Денис испытал желание встать и уйти. Но первый импульс прошел, когда Панин (за столиком Виктор Васильевич представился повторно, с фамилией) заявил: «Стучать ни на кого не надо. Мне любопытна только ваша оценка ситуации».

Беляев хихикнул.

– Консультантом берете?

– Как хотите, так и называйте. Я просто хотел бы иногда сверять ваши впечатления со своими, – ответил Панин.

– Зачем они вам? Я же сотрудник международного отдела.

– А сотрудники международного отдела не способны видеть жизнь, как она есть?

– Расписку писать? Оперативный псевдоним будет?

Виктор Васильевич засмеялся, будто услышал забавный анекдот.

– Обойдемся без формальностей. Вы не нужны конторе как агент.

Официант принес две порции блинов с мясом. Денис ел и размышлял о том, что чекист, конечно, мягко стелет. Уж это они умеют. Послать его подальше можно – так же мягко. Но на вербовку действительно пока не похоже. Так что, может быть, попробовать? На условиях взаимности?

– Вы со мной тоже будете делиться впечатлениями? – ангельским голосом спросил он.

– Почему нет? – неожиданно легко согласился Панин.

Для Дениса общение с Паниным стало интеллектуальной игрой, которая на самом деле помогала разобраться в нюансах политики. А для Панина это была не игра. О Денисе он впервые узнал от его коллег-журналистов и кое-какую информацию собрал заранее. На Пушкинской площади они, разумеется, встретились не случайно. По мере продолжения их деликатных отношений интуиция подсказывала подполковнику, что в будущем Беляев может сыграть и некую другую роль.

Здесь к профессиональному интересу со стороны Панина постепенно добавилось и то, что можно было назвать человеческой симпатией. С первой же встречи Денис показал себя отличным собеседником с живым умом и чувством юмора. Проще говоря, с ним не было скучно. Он действительно не сыпал газетными штампами и даже не пытался угодить офицеру из «серого дома». Беляев на удивление держался так, словно и правда был свободным человеком в свободной стране.

Каждый раз Панин сам выходил на Дениса. Обычно звонил ему на работу, реже домой. На мобильный телефон он не позвонил ни разу. Встречи назначал, как правило, в парках или скверах. Они никогда не происходили дважды подряд в одном и том же месте. Денис по умолчанию принял эти правила и не спросил у Панина адрес или телефонный номер. Загадочный знакомый появлялся и исчезал по собственному усмотрению. Паузы между встречами составляли от недели до месяца.

Панин прекрасно запомнил день, который окончательно изменил всё. Это был тоже вторник, двадцать первое августа две тысячи седьмого года. Его, сотрудника управления «З» Комитета госбезопасности СССР вызвали наверх, в приемную генерал-полковника Сергеева. У Панина было свое начальство, отвечавшее за охрану конституционного строя, однако Сергеев фактически руководил всем комитетом, пока председатель Крючков то лежал в ЦКБ17, то проходил курс реабилитации в Подмосковье или Крыму.

Сотрудник отдела планирования управления «З» знал всесильного первого зама не понаслышке. Он мог смело считать генерал-полковника своим наставником. Семнадцать лет назад, когда президент Рыжков объявил о начале нормализации, старший лейтенант Панин был командирован в Вильнюс. Сергеев, также прибывший из Москвы, сделался его непосредственным шефом. Тогда он был просто полковником, без приставки «генерал», и занимался координацией всей оперативной работы с МВД и военными. По сути, являлся замом председателя республиканского комитета.

«Обстановка крайне сложная. Запущено всё! Нам предстоит полностью изменить ситуацию. Центр требует крайнего напряжения сил и абсолютной преданности. Никакие ссылки на объективные трудности не допускаются. Я понятно выражаюсь?» – так Сергеев напутствовал сотрудников на общем собрании. Председатель-литовец, сидевший рядом с ним в президиуме, только кивал.

Преданности в тот год Панину было не занимать. Он воспитывался в семье, где отец и мать были членами партии, учился в вузе, который отличался идейной чистотой, а перед призывом в армию попросился добровольцем в Афганистан. Его порыв оценили, но «за речку» не послали. А когда подошло время распределения, Виктора позвали в кабинет без фамилии на входной двери и предложили связать дальнейшую судьбу с органами. От такой перспективы у него дух захватило.

Литва повлияла на его мировоззрение: правда, не в том смысле, который был бы по душе начальству. Идея независимости глубоко пустила корни в этом краю, и парламент республики отказался признавать законы Союза. На улицах появились пикеты, а перед парламентом – самосвалы и мешки с песком. Местная милиция игнорировала приказы нового министра внутренних дел СССР Амана Тулеева, и десантники вместе с группой «А»18 разоружили ее силой. Конечно, Прибалтика отличалась от Закавказья, и действовать им пришлось аккуратнее. Но всё равно ответом на восстановление советской власти стало почти тотальное презрение ко всему, связанному с ней.

Старший лейтенант убеждал себя, что он на правильной стороне. Что сепаратисты задурили головы людям, настроили их против коммунистов и всего русского. Что народ остынет и поймет, где его истинные друзья, а где враги. Убеждал себя и в том, что поступает правильно, когда оборудовал потайные убежища в лесу, с оружием и боеприпасами. Другие оперативники обнаруживали их, телевидение передавало подробные репортажи о боевиках «Саюдиса»19, а затем суды выносили приговоры. Начальство поощряло его за службу, а сомнения лезли и лезли откуда-то изнутри.

Капитан Панин вернулся в Москву в начале девяносто второго года, после успешных выборов в очищенный от враждебных элементов Верховный Совет Литовской ССР. Само собой, никаких иностранных наблюдателей к ним близко не подпустили. У Панина появилась возможность перейти на более спокойную работу, и он ею воспользовался. Теперь, после полутора десятков лет, проведенных в центральном аппарате КГБ, он не жалел о том, что, возможно, загубил столь хорошо начинавшуюся карьеру. Максимум, который светил ему при уходе на близкую пенсию – третья звезда