Миленький ты мой... - Надин Арсени

Ни Марсель, ни старый Бовиль отнюдь не были любителями пышных церемоний, Таня же боялась их, как огня. Помолвку решено было отпраздновать в изысканном, но не шумном ресторане, пригласив только самых близких друзей и будущих коллег Марселя по ожидавшей его службе. Однако самый строгий отбор гостей поставил их перед тем фактом, что список их включал более тридцати фамилий.

Разослав приглашения, Марсель предоставил Таню заботам портнихи, парикмахера и косметички, на вкус которых принято было полагаться среди тех, чье финансовое положение давало возможность это себе позволить. Таня трепетала, полностью отдав себя во власть этих строгих, компетентных людей, которые делали все, чтобы она потеряла способность узнавать свое отражение в зеркалах. Вместо маленькой провинциальной сиротки на нее смотрела совершенно незнакомая дама, в длинном открытом платье, державшемся на плечах на тоненьких бретельках. Глубокие вырезы на груди и на спине, собственные тонкие обнаженные руки заставляли Таню краснеть, — она совершенно не представляла себе, как это можно появиться в таком виде на людях, под пристальными взглядами чужих дам и, особенно, мужчин.

Высокая прическа и тоненькие каблучки делали ее фигуру выше, придавали гордость прямой осанке; умело наложенная косметика делала лицо загадочным, подчеркивая его неординарность. Несмотря на смущение, Таня в глубине души не могла не любоваться собой; с интересом вглядываясь в отражавшуюся в зеркале незнакомку, понимала, как, в сущности, плохо знает саму себя. Она даже не слышала, как в комнату вошел Марсель. Таня заметила его присутствие, только обнаружив в зеркале его отражение, появившееся у нее за спиной. Марсель обнял ее сзади, всем телом прижался к ней, и теперь они уже вдвоем вглядывались в прекрасную пару у них перед глазами. Тщательно причесанный и выбритый молодой человек в темном вечернем костюме разительно отличался от доходяги, которого всего несколько месяцев назад охранники грубо приволокли в лагерный лазарет. Только складки у рта, морщинки у глаз напоминали о том, таком близком и таком далеком, безвозвратно ушедшем, времени. Таня медленно провела ладонью по его щеке, Марсель зарылся лицом в ее волосы, его губы нежно и страстно скользили по ее шее, плечам, ключицам. Таня ласково отстранилась.

— Неужели это мы? — прошептала она.

— Мы еще только рождаемся… — ответил мужчина, отражавшийся в зеркале.

Никогда раньше Тане не приходилось бывать в ресторане, однако отражение прекрасной и полной чувства собственного достоинства женщины, увиденное ею в зеркале, помогло ей ощутить себя совершенно другим человеком, имевшим полное право гордиться собой. Входя в полутемный зал, где огоньки свечей многократно умножались отражавшими их зеркалами, она почувствовала, что сегодня может все — даже прямо держаться на высоких каблуках, надетых ею впервые в жизни.

За столом она оказалась между Марселем и изысканным господином в летах — его будущим шефом. Вечер начался самым удачным образом. Скованность полностью оставила Таню, она радовалась этому подобно каторжнику, освобожденному от своих кандалов. Марсель не мог отвести от нее влюбленных глаз, любуясь мягкими бликами света на ее волосах, тонким профилем, свободными легкими жестами, мягкой улыбкой, обращенной ко всем присутствующим за столом и к каждому в отдельности. Нежно склонившись к ней, он переводил непонятные ей реплики, незаметно для окружающих перемежая их своими собственными ласковыми словами.

Так продолжалось до тех пор, пока Таня вдруг с ужасом не ощутила настойчивое прикосновение к своему колену чего-то сильного и жестокого, что могло быть только ногой ее соседа, сидевшего слева от нее.

Она вздрогнула и так резко отшатнулась, что опрокинула на себя рюмку на хрупкой высокой ножке, и красное пятно медленно расползлось по светлой ткани ее платья.

Таня сидела, потерянно опустив глаза на неумолимо расплывавшуюся по скатерти и по ее бедру темную жидкость. Ей казалось, что ее горящие щеки стали еще темнее пролитого ею вина. Марсель ободряюще похлопал ее по ладони и произнес какую-то бодрую фразу. За столом все разом заговорили, прервав неловкое, вдруг наступившее молчание.

Теперь Марсель крепко сжимал ее руку, словно стараясь передать ей свою спокойную уверенность. Изо всех сил Таня пыталась восстановить внутренний статус-кво, но это никак ей не удавалось. Она боялась повернуться в сторону виновника своей оплошности, который рассказывал какой-то анекдот, предупредительно наливая вино в ее рюмку, словно ничего не произошло.

Она машинально подняла полный бокал и выпила его залпом, по-русски. Импозантный сосед взглянул на нее чуть изумленно и наполнил его снова, после чего она с решимостью приговоренного к смерти повторила свой жест. Марсель еще сильнее сжал ее руку, но она едва обратила на это внимание и не сумела правильно истолковать его предостережение. Ей снова стало легко, лица вокруг казались прекрасными, очень хотелось разделить со всеми нахлынувший на нее детский восторг. Люди, сидевшие за столом, сдержанно улыбались, стараясь не встречаться взглядом с Марселем. В их мирке каждый имел свои мелкие слабости, которые охотно прощались. Все прекрасно знали, что герцогиня Н. имела обыкновение клюкнуть лишнего, графиня X. томно нюхала кокаин, а владелец одного из крупнейших банков был склонен к слишком тесному общению со смазливыми мальчиками.

Однако то, что было простительно им самим и их ближним, вызывало ужас и реакцию отторжения, когда дело касалось пороков людей посторонних, тем более тех, кто так или иначе осмеливался претендовать на право принадлежности к их кругу. И уж тем более никому не могла проститься демонстративность в осуществлении собственных порочных наклонностей.

— Дорогие друзья! — Таня встала за столом в полный рост, с бокалом в руке. — Мне ужасно хорошо с вами! Я вас всех очень люблю и так рада, что вы тоже любите меня! — она пьяно хихикнула и подмигнула своему соседу слева, — очень удачно, с ее точки зрения, исчерпав недавний досадный инцидент.

Марсель не решился перевести на французский язык всю эту галиматью и едва успел подхватить ее, когда она покачнулась на непривычно высоких каблуках. Он встал, властно обнял ее за плечи и повел к дверям, не попрощавшись и предоставив отцу искать выход из более чем неловкого положения.

Таня не могла понять, что, собственно произошло, и почему Марсель куда-то тянет ее, прочь от этих милых людей, из уютного зала, где ей вдруг стало так хорошо. Она резко дернулась, возмущенно отталкивая Марселя; его пальцы, зацепившись за тонкую бретельку ее платья, оторвали ее, и Таня оказалась посреди ресторанного зала с обнаженной грудью.