Плут. роман - Виталий Новиков

– Как же так получилось?

– Вот так – спешил.

– Что, неужели перелом?

– Буду надеяться, что нет. Завтра поеду снимок делать.

– Вот чёрт.

– Сам, Миш, локти кусаю от бессилия.

– Что же делать? – голос Тихомирова был не по-мужски жалостлив.

– Будем думать, Миш. Что-нибудь придумаем. Как вы там? Держитесь еще?

– Олег, – Тихомиров сделал паузу. – Олег, мы на тебя надеялись как на бога. А ты? Как ты мог?

У Тихомирова эмоции явно преобладали над разумом.

– Миш, чем я могу помочь, если такой несчастный случай произошел? Я же не специально всё-таки или ты мне не веришь? – сказал Суматохин.

– Верю, – ответил не сразу Тихомиров.

– Ладно, Миш, держитесь. Не железные же они, должны же они когда-нибудь уйти, – постарался немного подбодрить управляющего Суматохин.

– По-моему, они этого не собираются делать, пока не добьются своего. Очень упрямые товарищи. Я еще вот почему звоню. Ты, Олег, сам представляешь – ситуация у нас критическая. А тут ещё один из них омон вызвал.

– Какой омон? – Суматохин отказывался верить своим ушам.

– Обыкновенный, – спокойно ответил Тихомиров.

– Миш, если можно по порядку, – попросил взволнованно Суматохин.

– Эти, блин, я уже не знаю, как их назвать. Короче, начали они требовать, чтобы мы предъявили им всю документацию. Мы, естественно, под различными предлогами уворачивались, пока они не пошли на штурм и не полезли в ящики столов. Наши девчонки пытались оказать сопротивление. И Людка сцепилась с одним: он обозвал ее не хорошим словом. Этот гад порвал у нее край подола. А тут еще, как назло, Людкин Борька приехал, время-то уже много, задержались мы уже больше чем на два часа, и видит. Людка вцепилась в волосы этому гаду, а тот отбивается, хватает и лапает её за разные там места. Естественно Борис не смог сдержать себя и «поучил» его немножко. Вернее, конечно не немножко, а очень даже ощутимо. Этот гад даже сознание потерял, до сих пор не можем привести его в чувство. А второй убежал, но вслед успел крикнуть, что дескать ждите омон. Вот так. Он побежал омон вызывать, а мы скорую вызвали. Этот, мало того, что не может в себя прийти, у него к тому же кровь из носа хлещет. Правда Борька нас успокаивает: говорит ничего страшного, до свадьбы заживет, – Тихомиров описал вкратце последние события, произошедшие в агентстве.

Суматохин почувствовал, как холод пробежал у него по коже. Они теперь как бы поменялись местами. Тихомиров немного успокоился, перекинув свое волнение Суматохину, а тот наоборот, начал беспокоиться, уже яснее представляя, что творится в его родном агентстве.

– Что же делать? – вялым, безжизненным голосом буркнул в трубку Суматохин.

Тихомиров хмыкнул, прежде чем ответить: по его мнению, на этот вопрос давно уже должен был ответить сам Суматохин, ведь это же в первую очередь его фирма, его детище.

– Олег, если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы наверняка не звонил бы тебе, – с некоторым чувством превосходства в голосе, наконец ответил Тихомиров, видимо предположив, что его ответ был очень остроумен.

– Конечно, конечно, Миш. Я понимаю – это, в первую очередь, моя вина. Конечно же, я должен сейчас находиться среди вас. А так очень сложно оценить ситуацию, чтобы дать правильный совет. Так что, Миш, прости конечно. Ты даже себе представить не можешь, как я себя паскудно чувствую из-за того, что не могу подействовать на ситуацию. Миш, я тебя очень прошу: придумайте что-нибудь, я верю в вас, и ещё раз прости…

Они попрощались, и Суматохин с нескрываемым облегчением отключил связь.

«Это наваждение какое-то. Какой-то злой рок. Почему-то судьба в один день обрушивает на меня удар за ударом. Так с ума можно сойти. К телефону уже стало страшно подходить. И с этим „вымогателем“ еще надо разобраться (он имел в виду Каштанова). Просто какой-то чёрный день», – Суматохина переполняли отрицательные мысли и эмоции. Он даже не сразу вспомнил, куда направлялся. А вспомнив, ему подумалось, что то, чем он собирается сейчас заняться, верх глупости и безумия. Эта мысль заставила его ещё больше предаться самотерзанию. Но так как Суматохин представлял собой натуру непостоянную, то он довольно скоро оправился от тяжелых мыслей. Немного погоревав и поразмыслив над своим печальным положением в обществе, он пришёл к выводу, что положение его хоть и отчаянное, но рано или поздно все равно чем-нибудь да закончится, поэтому лучше не париться, а заняться «делом». И он, накинув куртку, вышел в подъезд. Пока Суматохин разговаривал по телефону, а потом еще приходил в себя, времени прошло прилично, и Юля думала, что он уже не вернётся, но дождалась его.

Они вошли в кабину лифта. Суматохин остановил лифт между седьмым и восьмым этажом. Условия конечно и ситуация были не очень подходящие, но Суматохин уже решился и готов был идти до конца. Он даже почувствовал необычный прилив сил от осознания дерзости своего поступка. Это здорово заводило его и наверное Юлю. Суматохин начал подбирать удобное положение… И может быть всё бы у них получилось, если бы не Каштанов, которому вдруг взбрело в голову, что Суматохин хочет убежать.

Находясь на кухне, Каштанов краем глаза заметил, что Суматохин накидывает в прихожей куртку и выходит из квартиры. Ему показалось подозрительным то, что Суматохин стал постепенно пропадать из его поля зрения. Каштанов поинтересовался у Элеоноры:

– Куда это он?

– Курить, – ответила Элеонора.

– Он так часто курит?

– Не знаю, я же не слежу за ним.

– Странно.

– Что? – не поняла, что имел в виду Каштанов, Элеонора.

– Я о поведении вашего мужа, – пояснил Каштанов.

– Ах, – Элеонора даже улыбнулась. – Если вы о поведении моего мужа, то в этом для меня уже давно нет ничего удивительного.

– Что, неужели он настолько странный человек, что от него можно ожидать любого сюрприза?

– Именно так.

– И вы спокойно миритесь с тем, что можете от него получить в любой момент неизвестно что? – искренне удивлялся Каштанов.

– Что поделать – видно такова наша доля бабья, – ответила Элеонора, пожав плечами.

– Ну, зачем себя хоронить раньше срока.

– Вам легко говорить, мужчинам – за вами всегда выбор. А нам остаётся только терпеть того, который достанется, если ещё найдется такой, – пожаловалась Элеонора.

– Что за глупости, вы рассуждаете, как какая-нибудь, я не знаю, как сказать даже… Но вы же такая, что я не думаю, что если что-нибудь случилось бы, вы остались одни. Я даже уверен в этом.

– Скажете тоже.

Между Каштановым и Элеонорой сразу возникла взаимная симпатия, и Каштанов даже не скрывал своих чувств.

«Этот Суматохин. Он способен на все. От него можно ожидать всё что угодно. Чем он сейчас занят? Что замышляет?» – Каштанов пытался поставить себя на его место. «Он загнан в угол. Это я его загнал. И теперь он тянет время. Для чего? Может быть… Может быть, чтобы сделать ноги: незаметно, по-тихому. Глупо? Отчего же. Он должен, а отдавать может быть нечем. Что тогда остается делать?», – размышляя таким образом, Каштанов пришел к выводу, что Суматохин находится в такой ситуации, что вполне мог решиться на любой отчаянный шаг.

Конец ознакомительного фрагмента.