Кошмары Серебряных прудов - Антон Иванов

— Тогда мне нужны подробности. — Пелагея по-прежнему пристально изучала Жанну. — Рассказывай все по порядку и как можно подробней. Это очень важно.

— Только не знаю, с чего начать, — нерешительно ответила Жанна.

— Начинают обычно с начала, — губы Пелагеи чуть тронула улыбка.

— Понимаете, сначала у мамы начались какие-то неприятности на работе, — сказала Жанна, — но она от меня это скрыла, и я не знаю, в чем там дело.

— Хорошо, — кивнула «бабка». — Тогда рассказывай, о чем знаешь.

Жанна начала рассказывать про день рождения. Получалось это у нее путано. Она постоянно сбивалась, подыскивала слова и что-то уточняла.

Пелагея слушала очень внимательно и даже ни разу не перебила. Лишь время от времени задумчиво кивала. Свет лампы отбрасывал от ее головы тень на противоположную стену. Тень получалась огромной, и при каждом кивке Пелагеи казалось, что по стене кто-то ходит. И еще меня отчего-то все время бросало то в жар, то в холод.

Наконец Жанна с грехом пополам окончила свой рассказ и умолкла. Пелагея продолжала смотреть на нее. Взгляд ее обретал почти физически ощутимую тяжесть. Серые зрачки потемнели и теперь стали черными.

«Бабка» медленно поднялась со скамьи, подошла к буфету, распахнув створки, извлекла оттуда внушительных размеров деревянную миску, поставила ее на стол и сняла со стены несколько полотняных мешочков. Их там висело великое множество.

— Ну-ка, Федор, бери фонарик и зачерпни воды из бочки в сенях. Принесешь сюда, — распорядилась она.

Я вздрогнул. Ни я, ни Жанна своих имен здесь еще не называли. «Или называли, — немедленно одолели меня сомнения. — Пелагея представилась нам. Это я помню наверняка. А вот мы… мы… Нет, точно не представлялись. Откуда же она узнала мое имя?»

— А ты, Жанна, пока вот что сделай… — продолжала «бабка».

Я снова вздрогнул. Возле Жанны неизвестно откуда взялась медная ступка с пестиком. Пелагея сыпанула туда что-то из мешочков и распорядилась:

— Толки. А ты чего встал? — перевела она взгляд на меня. — Давай, давай, пошевеливайся.

Включив фонарик, я выскочил в сени. Там, между штабелями дров, стояла огромная дубовая бочка, перетянутая черными металлическими обручами. Верх бочки прикрывала круглая фанерка. На ней стоял ковш.

Зачерпнув воды, я понес ее в комнату. Под ногами внезапно раздался душераздирающий вопль. Что-то с силой вцепилось мне в ногу. Я споткнулся. Ковш и фонарик полетели на пол. Фонарик погас. А так как дверь комнаты я закрыл, то оказался в кромешной тьме.

К счастью, дверь почти тут же распахнулась.

— Экий ты неловкий! — осуждающе покачала головой Пелагея. — Ну-ка поднимайся.

Пока я вставал на ноги, «бабка» подняла ковшик и, заботливо обтерев его полой платья, вновь протянула мне.

— Набери еще раз. Нам вода нужна. Пошли, кисонька.

Тут я увидел виновника переполоха. Мне бы такое не пришло в голову назвать кисонькой. Это был настоящий рыжий кот-бандит. Огромных размеров, одноухий, второе он, видимо, потерял в боях, и к тому же одноглазый. Этим самым глазом он обозрел меня с ног до головы и, брезгливо дрыгнув всеми четырьмя лапами, величаво удалился в дом.

«Наверное, рыжий котяра — ближайший ее помощник, — пронеслось у меня в голове. — Интересно, он по ночам в кого-нибудь превращается?»

— Глупости, — вдруг сказала мне Пелагея. — Обычный кот. Зовут Барсик.

У меня отвисла челюсть: «Неужели она и впрямь мысли читает?»

— Фонарик подними! — ткнула в угол пальцем Пелагея.

Я послушался. Фонарик в моих руках немедленно зажегся. Набрав полный ковш воды, я пошел следом за Пелагеей в комнату. Теперь я внимательно смотрел себе под ноги. А то вдруг еще на что-нибудь вроде этого Барсика наступлю.

Жанна толкла что-то в ступке. Движения ее были размеренны и монотонны. Она неподвижным взглядом взирала на стену,

— Садись и не мешай, — строго произнесла Пелагея.

Взяв у меня из рук ковшик, она вылила воду в миску. Затем обратилась к Жанне:

— Хватит. Давай сюда.

Та немедленно подвинула к ней ступку. Пелагея перевернула ее над миской. Вода забурлила. Вверх поднялись клубы пара, словно миску внезапно поставили на сильный огонь. Пелагея простерла над ней ладони и, опустив веки, принялась что-то невнятно бормотать. Бурление смолкло. Пар рассеялся.

— Плюй! — приказала она вдруг Жанне.

— Куда? — опешила та.

— В миску.

Жанна, привстав с лавки, плюнула. Пелагея тут же придвинула миску к себе и принялась разглядывать ее содержимое. Ей явно что-то там не понравилось. Лицо стало хмурым. Рот нервно задергался.

— Мяу-у-у! — И на стол приземлился одноглазый и одноухий рыжий бандит.

— Не мешай, Барсик. Видишь, я работаю, — ласково обратилась к нему Пелагея. Затем, переведя взгляд на нас, объяснила: — Есть просит.

— Мяу-у-у! — недовольно повторил тот.

Он, крадучись, достиг миски и, подобно своей хозяйке, с интересом воззрился на содержимое. Шерсть на нем встала дыбом. Он прижал к голове единственное ухо и с угрожающим шипением попятился.

— Совершенно с тобой согласна, Барсик, — на полном серьезе произнесла Пелагея. — Дело плохо.

Кот взвыл и, спрыгнув со стола, куда-то исчез. Я тщательно оглядывал комнату. Его нигде не было.

— Плохо дело, — повторила Пелагея. — Очень сильный сглаз, да еще с наслоениями.

— С какими наслоениями? — испуганно пролепетала Жанна.

— Будем разбираться, с какими, — загадочно прозвучал голос Пелагеи.

Она резко отодвинула от себя миску. И, снова направив пристальный взгляд на Жанну, проговорила:

— Завтра снова придешь ко мне.

— А можно я с собой опять Федю возьму? — спросила Жанна.

— Бери, почему же нет, — явно не вызывала никаких возражений у Пелагеи моя кандидатура.

— А в какое время вам удобнее? — осведомилась Жанна.

— Когда хочешь. Я целый день дома. Но в твоем случае чем скорей, тем лучше. Пугать не хочу, но предупредить должна.

Даже в тусклом свете керосиновой лампы стало заметно, как побледнела Жанна. И когда она начала говорить, голос ее задрожал.

— Пелагея, а что еще может случиться?

— Все, — коротко отвечала «бабка». — Говорю же, на тебе и твоей маме лежит очень сильный сглаз. Так что поторопись ко мне обратно.

Мы с Жанной переглянулись. Я понял ее без слов. Она явно предлагала мне явиться завтра к Пелагее вместо уроков. Я кивнул. Жанна сказала:

— Тогда мы придем к девяти утра. Можно?

— Очень хорошо, — одобрила такое решение «бабка». — Теперь слушай внимательно, что тебе следует сделать. Во-первых, как только придешь домой, собери пыль из шести углов. Положишь ее вот сюда, — протянула она Жанне пустой холщовый мешочек. — И крепко обвяжешь ниткой. Еще мне нужна какая-нибудь вещь, которой твоя мама постоянно пользуется. И такая же твоя вещь — тоже. Поняла?

Жанна кивнула.

— И еще…

Не договорив, Пелагея резко поднялась со скамьи, подошла к буфету, выдвинула один из многочисленных ящичков и достала оттуда шесть чем-то наполненных холщовых мешочков. Один из них она протянула Жанне.

— Этот повесишь посреди комнаты, где спишь. Оберег тебе будет.

— А маме? — взяв в руки мешочек, спросила Жанна.

— Ты к ней сегодня в больницу пойдешь? — поинтересовалась Пелагея.

— Да нет. К ней пока не пускают.

— Ладно, — махнула рукой Пелагея. — Тогда твою маму беру на себя. До завтра можешь не волноваться.

Затем она протянула нам остальные мешочки.

— После того как соберете пыль, посыпете из них вдоль всех стен. Особенно тщательно возле двери и окон.

— Хорошо, — кивнула Жанна.

— Ну, ладно. Идите с богом.

— Ой, а деньги? — смущенно произнесла Жанна.

— Вперед не беру, — отрезала Пелагея. — Сперва надо дело сделать. Так что до завтра. Хотя нет. Постойте. — Она вдруг замерла, к чему-то прислушалась, подошла к окну, отодвинула занавеску и, глянув во двор, потянулась за фонариком. Затем уже на ходу бросила: — Посидите пока, я скоро, — и выскользнула во двор.

Мы покорно опустились на скамью. Тут же непонятно откуда в комнате возник Барсик. Громко мурлыкая, он начал тереться о наши ноги, а потом вообще вспрыгнул ко мне на колени. Я осторожно почесал его за единственным ухом. Барсику это понравилось. Его мурлыканье стало напоминать рев реактивного двигателя.

— Куда же это Пелагея ушла? — спросила Жанна.

— Наверное, что-нибудь во дворе случилось, — предположил я.

Мы стали слушать. Однако так ничего и не услышали. Лишь Барсик продолжал мурлыкать, да в керосиновой лампе мерно потрескивал фитиль.

— Пойду все-таки в окно посмотрю, — поднялась на ноги Жанна.

Барсика мигом как подменили. Соскочив с моих колен, он решительно преградил ей путь.