Россия – Турция: 500 лет беспокойного соседства - Иван Стародубцев

А вот уже как в 1927 году, согласно учебнику турецкой революции, ответил Ататюрк на вопрос французского корреспондента газеты «Petit Parisien», не собирается ли он, между делом, построить коммунистическую систему правления в Турции?

«По моему мнению, на свете нет правительства, похожего на это (прим. авт.: Речь, конечно же, о правительстве новой Турецкой Республики.). Не стоит забывать того, что эта система правления не является большевистской. Потому что мы – не большевики и не коммунисты. И мы не можем быть ни большевиками, ни коммунистами. Потому что мы националисты и испытываем почтение к религии. Короче, форма нашего правления – полностью демократическая. На нашем языке это правительство характеризуется как “народное правительство”».

Вот еще одна показательная цитата Ататюрка: «Нет, не коммунизм и не фашизм. Эти две чуждые идеологии не отвечают ни сути, ни характеру нашего народа. Демократия, но не фантазийная, а реальная демократия – самый подходящий режим для моего характера, для моего творения».

Так что на излете жизни в своем последнем выступлении перед Меджлисом Турции в 1937 году Ататюрк уже вспоминал о России в последнюю очередь, сфокусировавшись главным образом на соглашениях, заключенных с Францией, Англией и Германией.

Конечно, отношения между Советской Россией и Турецкой Республикой при жизни Ататюрка даже в лучшие времена были далеко не однозначными. Но представляется, что в попытке дать им какую-то общую оценку следует отталкиваться от чистых фактов, причем от событий, произошедших в поворотные моменты истории, когда решался вопрос «быть или не быть».

Так вот, наша страна первой, еще до заключения Лозаннского мира, в 1920 году признала новую Турцию. При этом Ленин в учебнике по турецкой революции не упоминается ни единым словом, только в пособии по современной истории мира. Замалчивается и тот факт, что 26 апреля 1920 г., уже через три дня после открытия Великого Национального Собрания Турции, именно Мустафа Кемаль проявил инициативу и от имени только что сформированного правительства обратился с официальным письмом к Советскому правительству, содержащим просьбу об установлении дипломатических отношений и об оказании Турции помощи: «Мы принимаем на себя обязательство соединить всю нашу работу и все наши военные операции с российскими большевиками, имеющими целью борьбу с империалистическими правительствами и освобождение всех угнетенных». Но, понятное дело, такого рода цитаты – не для турецких учебников, а скорее для узкого круга лиц, специально интересующихся вопросом.

Советская помощь – еще один подобный факт, чем бы при ее выделении ни руководствовалось правительство Советской России. Обвинять большевиков в трезвом стратегическом расчете смехотворно. Мол, хотели создать «буферную зону» от интервентов и перекрыть черноморские проливы, да и заняться «на досуге» пропагандой коммунистических идей на анатолийской почве, впрочем, достаточно «каменистой». Что тут ответишь? А нужно стесняться своего прагматизма? А исходя из чего тогда руководству страны следует принимать решения?

Так и Ататюрк вообще-то строил свои отношения на трезвом практическом расчете. Человек он был весьма образованный, а в оконченном им престижном военном училище, думается, крепко учили и про северного соседа, и про «панславизм» с выходом к «теплым морям», а также про роль царской России в упадке Османской империи… Но при отсутствии по большому счету других вариантов он решил договориться с многовековой «угрозой с севера», коль скоро там поменялась власть, пусть даже и на идеологически ему чуждую. Кстати, в своих выступлениях он говорил не о русско-турецкой, а о советско-турецкой дружбе. Почувствуйте разницу… В общем, вспомнив прописную истину «брак и по любви, и по расчету крепче того, который только по любви», вернемся к нашей теме.

Советская Россия оказывала всемерную поддержку Турции согласно условиям «Договора о дружбе и братстве» между РСФСР и Турцией, который был подписан 16 марта 1921 года, спустя год после обращения Ататюрка к Советскому правительству.

Впрочем, авторы турецкого школьного пособия говорят о том, что этот договор был подписан с задержкой в год после принятия правительством Советской России принципиального решения о помощи, поскольку оно дожидалось «первых значительных успехов» турецкой армии на театре военных действий против иностранных интервентов. Может, так оно и было.

Также заметим, что в тех же учебниках истории данный договор в отличие от многих аналогичных, заключенных Турецкой Республикой, именуется не своим полным названием, где используются слова «дружба» и «братство», а просто как «Московское соглашение 1921 года». У автора нет полной уверенности в том, что каждый российский историк, услышав про Московский договор с Турцией, без уточняющего вопроса сразу поймет, о каком именно документе идет речь.

А если обратиться к сути документа, то советская поддержка по Договору заключалась в признании Национального обета – Декларации о независимости страны, в аннулировании всех соглашений и капитуляций между Российской и Османской империями, включая и полное списание долгов второй по отношению к первой, а также в безвозмездных материальной помощи и поставках оружия.

Питая слабость к цифрам, не упустим возможности привести некоторые статистические данные относительно фактических объемов советской помощи, оказанной Турецкой Республике.

Согласно данным различных авторов, суммарный объем безвозмездных финансовых пожертвований Турции со стороны Советской России в период с 1920 по 1922 год составил сумму от 15 до 18 миллионов рублей золотом. Что же касается размеров военной помощи, где также присутствует известный разброс в оценках, то округленные цифры выглядят следующим образом: два морских эсминца («Живой» и «Жуткий»), 39 тысяч винтовок, 63 миллиона ружейных патронов, 54 орудия, 147 тысяч снарядов, 4000 шрапнельных снарядов, 4000 гранат, 327 пулеметов, 1500 сабель и 20 тысяч противогазов. Кроме того, различная «разносортица» – продовольствие, лекарства и медикаменты, одежда, постельные принадлежности и прочее. Необходимо отметить, что эту помощь оказывала страна, и сама в те же годы переживавшая Гражданскую войну и разруху…

И намного труднее бы пришлось Турецкой Республике в первые годы своей независимости, если бы не строительство Советской Россией, под ее же кредиты, крупных промышленных предприятий. Полезно помнить, что в находящейся в руинах Анатолии собственной индустрии практически не было. Экономическая жизнь едва теплилась в маленьких ремесленных цехах.

На заметку российским «челнокам», да и просто всем интересующимся: в 1935 и в 1937 годах именно СССР ввел в эксплуатацию два крупнейших текстильных комбината в Турции (Назилли, Кайсери). Тогдашний премьер-министр Исмет Иненю назвал их «прекрасными произведениями советской индустрии» и «символами вечной дружбы». Эти заводы и стали первыми флагманами турецкой легкой промышленности.

При этом отношения между Советской Россией и Турецкой Республикой, как и между И. В. Сталиным и М. К. Ататюрком, были далеки от идеала.

Как указывает ряд историков, Ататюрка глубоко задевал тот факт, что Сталин не направлял ему личных поздравительных телеграмм, оставляя эту роль своим подчиненным – скажем, председателю Центрального исполнительного комитета СССР М. И. Калинину. Ататюрк такого рода посредничество воспринимал как неуместное между «равноправными вождями» двух великих народов. Добавим от себя, что оба лидера были по своему менталитету восточными людьми, в протоколе смыслили и не могли не относиться к нему со всей возможной серьезностью.

А если по существу, то СССР со сталинскими репрессиями, невзирая на свою растущую экономическую и военную мощь, вряд ли мог стать для некоммунистической Турции, идущей по совершенно другому пути развития, достойной моделью для подражания.

Да и турецкая внешняя политика, взяв на вооружение ататюрковский принцип «Мир на родине – мир во всем мире», заявляла о своем стремлении строить равноудаленные отношения со всеми зарубежными странами на основе нейтралитета. То, что нейтралитет продолжался не так долго, как задумывалось турецким вождем, – отдельный вопрос, которого мы коснемся чуть позже.

Со своей стороны Кремль с обеспокоенностью наблюдал за все большей диверсификацией внешнеполитического курса Анкары и ее неуклонным выходом, после получения признания на международной арене, из-под советской опеки.

В частности, балансирующая позиция Анкары в ходе переговоров по одному из главных наследий того времени – действующей и поныне Конвенции Монтре – была воспринята в Москве как отход от блоковой солидарности с Советским Союзом и крен в сторону Англии с целью решения своей главной задачи – ремилитаризации черноморских проливов и установления над ними полного турецкого суверенитета. Пусть даже и в ущерб интересам Советского Союза, стремившегося придать особый статус Черному морю, к которому, согласно советскому замыслу, не должен применяться общепринятый принцип свободы мореплавания, и максимально обезопасить себя от прохождения через проливы военных судов нечерноморских государств как в военное, так и в мирное время. В общем и целом СССР в результате это удалось, но, как говорится, осадок по отношению к туркам остался.