Пигмалион 21 века - Иоганн Михайлович

После этого Стос решил дать Лулуаной Торол хорошенько изучить предмет её пристального внимания, сиречь молоденьких красоток, щеголявших без малого в чём мать родила, а потому купил туристическую путевку и весь июль месяц, который в Москве выдался уже не таким жарким, как июнь, загорал на пляже в Санта Крус де Тенерифе. Арнисе это очень понравилось и её желание стать именно девушкой, а не кем-нибудь иным, после этого только окрепло. Она с восторгом наблюдала за молоденькими красотками, прибывавшими на Канары со всей Европы и осталась очень довольна поездкой на курорт.

Вернувшись в Москву, он продолжал сибаритствовать и даже стал частым завсегдатаем ночных клубов, правда, только тех, где выступала в сопровождении группы электронной музыки Ольхон. Теперь эта красотка с раскосыми глазами, стрижкой под панка и крепким телом профессиональной пловчихи или гандболистки, меняла за ночь добрую дюжину нарядов, заказанных у какого-то кутюрье, бывшего ещё большим экстремалом, чем она сама. За тот месяц, что он отсутствовал, эта девчонка расцвела и превратилась в настоящую красавицу.

Публика тащилась не только от мощного голоса бурятской красотки, но и от её сексапильных, подчёркнуто эротичных меховых нарядов этой экстравагантной шаманки, почти не скрывавших её прелестей. На взгляд Стоса Резина, явно, недооценивал красоты её упругих грудей и вздёрнутого, круглого зада, ритмичное потряхивание которыми, вместе с фантастическими руладами, мигом вводило публику в психоделический транс даже без какой-нибудь наркоты и спиртного.

Так уж вышло, что большая часть смуглого, маслянисто-блестящего тела Ольхон, которое украсили ещё несколько вызывающих ярких татушек, оставалось открытым и зрителям был виден не только крупный, круглый сапфир, прикрывавший её пупок и выставленный на показ, но и несколько золотых, довольно больших овальных плоских сережек, украсивших те девичьи губы, которые никогда не пьют чая. Эта бесстыжая бестия демонстративно не надевала трусиков и, к тому же, не брила своих подмышек, чем окончательно добивала публику и вызывала бурю восторгов в зале.

Генка где-то надыбал себе не только отличного клавишника и гитариста, тридцатилетнего парня с бритой головой, который был вдобавок ко всему ещё и великолепным аранжировщиком, но и чернокожего саксофониста лет тридцати пяти, тоже бритоголового, рослого, мощного и очень похожего на Луи Армстронга. Старый друг Стоса, невысокий и худощавый Изя Кац откликнулся на его просьбу без лишней волокиты и вписался в небольшой музыкальный коллектив мгновенно. Именно ему принадлежала идея сделать из Ольхон шаманский секс-символ, хотя пять серёжек и сапфир в пузо, ей всё-таки подарил Генка, который шестой серёжкой украсил своё левое ухо.

Группа сменила название и именовалась теперь коротко и непонятно — «Здым» и исполняла музыку в новом стиле — "диджитал рок". Здымовцы, прорепетировав всего лишь один месяц, отныне работали исключительно в живую. Генка и оба его старых друга повели себя очень жестко, почти деспотично, но добились-таки своего и теперь перед каждым музыкантом на пюпитре были не ноты, а стоял ноутбук, посредством которого Резина, сидя на сцене за своим жутко навороченным компьютером, руководил квинтетом музыкантов-инструментальщиков, лихо лабающих на скрипке с проводами, саксофоне, какой-то здоровенной электрической железяке с клавишами, называющейся совсем по мотоциклетному — «Ямаха», порой на гитаре «Зенон» с двумя грифами и каких-то странных шестигранных и жутко дорогущих электрических барабанах.

Резина заранее выстраивал своими семплами основную мелодию, а Ольхон вела голосом главную тему. Все же остальные ребята делали вид, что импровизируют, но на самом деле строго и чётко отыгрывали свои партии, расписанные новым членом группы, бритоголовым аранжировщиком Митяем, которому очень понравился этот сумасшедший проект. Изя, кажется, всё-таки малость переборщил со своими иезуитскими штучками и провёл слишком уж мощную предварительную агитацию в клубных кругах, так как боссы ночных клубов через чур активно вырывали здымовцев друг у друга из рук, хотя был самый конец лета и ночная жизнь Москвы несколько поугасла и поутихла по сравнению с зимой.

Поэтому Стос, невольно раскачиваясь в каком-то гипнотическом трансе, задавался вопросом: — "Что же будет дальше?", ведь уже сейчас небольшую эстраду, на которой извивалась в такт своим умопомрачительным фиоритурам и энергично трясла своими обалденными сиськами Ольхон, прикрывали с флангов два здоровенных качка, нанятых Изей. Ночной клуб, в который он приехал около одиннадцати, был переполнен людьми, хотя время уже подходило к рассвету. Он, как всегда, был в восторге как от пения Ольхон, в котором ему не встречалось ни одного единого понятного слова, так и от музыки здымовцев. Лулуаной тоже, но она, в отличие от него, не могла выразить своего восхищения её талантом напрямую.

Как только девушка перестала петь, он встал из-за столика, стоящего рядом с эстрадой, и, быстро шагнув вперед, принялся бешено аплодировать ей. Та, весело завизжав, бросила свой микрофон к Мишке на шестигранный барабан, с разбегу запрыгнула на него и покрыла его круглую физиономию звонкими поцелуями. Деликатно придерживая девицу за талию, он расцеловал её в обе щёчки и аккуратно спустил на пол, но она тотчас ухватила его за руку и потащила за сцену, хотя публика громко хлопала в ладоши и требовала её на поклон.

Стос сразу понял в чем тут дело. Для Ольхон это был, пожалуй, первый по настоящему большой успех. До этого они хотя и выступали в клубах с довольно большими программами, всё-таки были одними из многих артистов, приехавших в клуб, а сегодня, что ни говори, именно они были гвоздём программы и это уже другие исполнители заполняли перерывы. Их выступление прошло на ура и они отыграли лишних полтора часа только потому, что публика просто не отпускала их со сцены.

Поэтому девушке, очень смущенной вниманием стольких людей, срочно потребовалась широкая ширма, за которой она смогла бы спрятаться от своих почитателей и Стос подходил для этого, как нельзя лучше. Прекрасно понимая, что родной сын на него не окрысится, он крепко прижал девушку к своему боку и, склонившись к ней головой, повёл в служебное помещение клуба. Оба парня, нанятые Изей, тотчас отсекли от них всех других типов, стремившихся пообщаться с новой звездой.

Как только они вошли в небольшую комнату, служившую гримерной, Ольхон тотчас отпрыгнула от него, словно кошка от ежа, и, смущённо сопя, опустила голову. Стос демонстративно стал лицом к двери, давая девушке переодеться и чуть не получил за это по лбу, так как дверь стремительно распахнулась. В гримёрку влетел Генка с напряженной физиономией, но, увидев, что его отец стоит перед ним с насмешливой улыбкой на лице, а за его спиной голая девушка торопливо натягивает на себя топик, тоже широко заулыбался и тотчас удалился.