Куколки - Джон Уиндем

Я опустил глаза и заерзал было под его пристальным взглядом, но потом перестал, потому что от этого начало дергать спину.

— Все было совсем не похоже на то, как об этом говорили в церкви, — попытался я объяснить, — и потом, пальчики были совсем крошечные…

Инспектор взял еще пирожное и подтолкнул пакет мне:

— «…и на каждой ноге должно быть по пять пальцев», — процитировал он. — Помнишь?

— Да, — грустно согласился я.

— Дело в том, что все части Определения важны одинаково. Если этот ребенок не подходит под Определение, значит, это не человек и у нее нет души. То есть это не образ Божий, а подделка. В подделке же всегда что-нибудь не так. Только Бог создает совершенство. И хотя Отклонения могут очень сильно походить на нас, они не настоящие люди. Они нечто совершенно другое.

Я обдумал его слова и сказал:

— Но Софи не другая. Она ничем, кроме пальцев, не отличается.

— Когда ты станешь постарше, тебе будет легче разобраться. Но и сейчас ты уже знаешь Определение и должен был понять, что Софи отклоняется от Нормы. Почему ты не рассказал о ней своему отцу или мне?

Я рассказал ему свой сон, в котором отец расправлялся с Софи так же, как с одним из Нарушений на ферме. Инспектор задумчиво посмотрел на меня и кивнул:

— Понимаю, но с Богохульствами поступают иначе, чем с Нарушениями.

— Что с ними делают?

Он уклонился от ответа и продолжил свою мысль:

— Знаешь, мой долг включить твое имя в рапорт об этом случае. Поскольку твой отец уже принял меры, я могу не делать этого, но все равно дело это очень серьезное. Дьявол засылает к нам Отклонения, чтобы мы ослабели и отвлеклись от Чистоты. Иногда ему удается создать подделку почти совершенную, так что мы должны быть все время начеку, чтобы разглядеть его ошибку, пусть самую маленькую. А когда мы ее обнаружим, то должны немедленно о ней заявить. Запомни это на будущее, ладно?

Я не поднимал глаз: инспектор инспектором, он, конечно, лицо важное, но я все равно не мог поверить, что Софи послана Дьяволом. И мне не верилось, что крошечные лишние пальчики на ногах что-нибудь в этом меняют.

— Софи мой друг, — сказал я, — мой лучший друг.

Инспектор посмотрел на меня долгим взглядом, потом покачал головой и вздохнул:

— Верность — это великая добродетель, но есть такое понятие, как ложно понятая верность. Придет день, когда ты поймешь всю важность верности более высокой. Чистота расы… — Он прервал речь, потому что дверь открылась. Вошел отец.

— Их поймали, всех троих, — сказал он инспектору и с отвращением посмотрел на меня.

Инспектор сразу поднялся, и они вместе вышли. Я смотрел на закрытую дверь. От ужасного сознания собственной вины меня трясло. Слезы катились по щекам, я захлебывался ими, пытался остановиться и не мог. Я забыл об истерзанной спине: боль, которую причинили отцовские новости, была сильнее. Грудь стеснило так, что я задыхался.

Дверь снова отворилась. Я стоял лицом к стене, кто-то пересек комнату. На мое плечо легла рука, и раздался голос инспектора:

— Это не из-за тебя, старина. Ты здесь ни при чем. Их захватил патруль в двадцати милях от нас. Совершенно случайно.

Дня через два я сказал дяде Акселю, что собираюсь бежать. Он прервал работу и стал задумчиво разглядывать свою пилу.

— Я бы этого не делал, — сказал он. — Обычно из этого ничего хорошего не выходит. А кроме того, — добавил он, помолчав, — куда ты убежишь?

— Об этом я хотел посоветоваться с вами.

Он покачал головой:

— В любом округе захотят увидеть твое свидетельство о Нормальности и тогда сразу узнают, кто ты и откуда.

— Только не в Зарослях, — предположил я.

Он ошеломленно уставился на меня.

— Да ты что? В Заросли собрался? У них же там ничего нет, даже еды не хватает. Они ж все почти живут впроголодь, поэтому и устраивают набеги. Тебе придется все силы тратить на то, чтобы выжить.

— Но ведь должны быть другие края, — сказал я.

— Разве только ты отыщешь корабль, который возьмет тебя, да и то… — Он снова покачал головой. — Мой жизненный опыт говорит, что, если убегаешь от чего-то только потому, что оно тебе не нравится, тебе не понравится и то, к чему прибежишь. Другое дело бежать к чему-то определенному. А к чему побежишь ты? Поверь мне, здесь гораздо лучше, чем в большинстве других мест. Так что, Дэви, я против. Через несколько лет, когда ты возмужаешь, станешь самостоятельным, тогда может быть. Но до тех пор, по-моему, лучше никуда не бегать. Гораздо хуже будет, если тебя поймают и вернут назад.

Пожалуй, он был прав. Я уже начал понимать значение слова «унижение» и не хотел испытать это снова. Из того, что сказал дядя Аксель, выяснилось, что вопрос «куда идти» будет нелегким и впоследствии. Самым разумным было бы узнать все, что возможно, об окружающем мире за пределами Лабрадора. И я попросил его рассказать мне, как там все выглядит.

— Безбожно, — ответил он, — совершенно безбожно.

Такой ничего не говорящий ответ я часто слышал от отца.

Поэтому я был очень разочарован, получив его от дяди Акселя, и сказал ему об этом. Он усмехнулся:

— Точно, Дэви, ты прав. Что ж, если не разболтаешь, я, пожалуй, расскажу тебе кое-что.

— Это что, секрет? — недоуменно спросил я.

— Не совсем, — ответил он, — но дело в том, что когда у людей уже сложилось привычное представление о мире, а проповедники твердят им, что лишь оно правильное, то, попытавшись изменить их взгляды, дождешься не благодарности, а неприятностей. Моряки в Риго давно это поняли и разговаривают о том, что видели, в основном с другими моряками. А если остальные хотят верить, что вокруг одни только Дурные Земли, пусть верят. От этого в окружающем мире ничего не изменится, а им так жить спокойнее.

— У меня в книге сказано, что вокруг Лабрадора Дурные Земли или плохие Заросли, — заметил я.

— Есть книги, в которых говорится другое, но их не достанешь даже в Риго, не говоря уж о нашем захолустье. И учти, верить всему, что рассказывают моряки, нельзя. Иногда не поймешь, говорят ли они об одних и тех же местах, даже если они уверяют в этом, или о разных землях. Но когда сам что-то повидал, начинаешь понимать, что мир гораздо удивительнее, чем кажется отсюда, из Вэкнака. Ну что, сумеешь держать язык за зубами?

Я заверил, что сумею.

— Тогда слушай… — начал он. — Чтобы добраться до остального мира, — объяснил дядя Аксель, — надо плыть от Риго вниз по реке до моря. Говорят, что плыть прямо на восток бесполезно, потому что там море не то длится бесконечно, не то неожиданно кончается, и тебя может перебросить через его край, в точности неизвестно.