Почти родные - Слава Доронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей подходит к такси и садится на место рядом с водителем. Я располагаюсь на заднем сиденье. Близость Ковалёва нервирует по-прежнему, но теперь иначе. Внутри борьба противоречий. Хочу, чтобы Андрей попросил водителя остановиться, пересел и еще раз дотронулся до меня, и в то же время не хочу этого. В голове не укладывается, что на танцполе я не отталкивала его, а прижималась сама, трепетала от жарких прикосновений.
Весь следующий час в дороге до дома убеждаю себя, что ничего ужасного не произошло. Хотя кого я обманываю? Эмоции кипят. И тише не становятся. Это неимоверно злит. Перед глазами стоит лицо Ковалёва: угольно-черные ресницы, четко очерченные губы и густые брови. По красоте Яр сильно уступает Андрею. Как, впрочем, и по энергетике.
— Спокойной ночи, — летит в спину, когда я направляюсь в свою комнату.
Точнее, сбегаю в нее, едва мы переступаем порог.
На мгновение оборачиваюсь. Андрей даже не смотрит в мою сторону. Похоже, только у меня буря чувств после того, что произошло на танцполе. Это тоже почему-то злит. Как и безразличный вид паршивца. Ничего ведь с годами не меняется!
— Почему ты спишь в гостиной? — интересуюсь я.
— Нравится, — беспечно отзывается Андрей.
— Комната Эрика пустует. Он был бы не против, если... — Осекаюсь.
Хочется хорошенько себя пнуть. Со стороны, наверное, выглядит так, словно я ищу повод задержаться. Лучше бы ушла, потому что Ковалёв стягивает с себя джемпер и бросает его на кресло. Включает телевизор и поднимает голову. На его губах появляется наглая усмешка, когда он замечает мой внимательный взгляд.
— В общем, не имеет значения. Спи где хочешь.
— Угу, — кивает он.
— Кстати, ты говорил, что торопишься домой и завтра рано вставать. А сам собираешься смотреть телевизор?
— Тренер будет в восемь. — Андрей зевает. — Чужой бубнеж с детства меня убаюкивает. Не переживай, вырублюсь через десять минут.
Нет, все-таки очень странно, что мы с Ковалёвым нормально общаемся. Больше не пытаемся друг друга задеть. А перед этим обнимались в клубе...
Махнув волосами, я отворачиваюсь и поднимаюсь на второй этаж. Нужно срочно в душ — смыть с себя прикосновения Андрея. И лечь спать.
Включив воду, я иду переодеваться в комнату. Разглядываю в зеркале плечо, которого недавно касались губы Ковалёва. По телу бежит дрожь, когда воскрешаю в памяти свои ощущения во время танца. Засранец, наверное, уже спит, а я думаю о нем! Опять начинаю раздражаться.
В душе долго стою под теплыми струями воды. На удивление, о Ярославе даже вспоминать не хочется. Возможно, это и к лучшему. Ненадолго закрываю глаза, чувствуя, как расслабляюсь. Когда открываю их, вокруг непривычная темнота. Тру ладонями веки — опять темно. Да что такое?..
«Выбило пробки!» — осеняет меня.
В прошлом месяце было то же самое. Мы утром собирались кто куда и из-за аварии остались без завтрака, в институт я поехала с мокрыми волосами. Папа потом вызвал электриков, и те сказали, что всё нормально. Это так нормально, да?
На ощупь выхожу из ванны и наспех вытираюсь полотенцем. По памяти иду до шкафа. Надев первую попавшуюся ночную сорочку, я хочу включить фонарик на телефоне, но смартфон не подает признаков жизни. Черт! Как не вовремя сел.
Мысль, что придется звать Андрея вызывает внутренний протест, хотя другого выхода нет. Я лишь примерно знаю, где находится щиток, и совсем ничего не смыслю в технике. Меня в принципе опасно подпускать к электричеству, как говорит отец. Но все же попробую как-нибудь обойтись своими силами...
Поток моих рассуждений прерывает голос Ковалёва:
— Яна, ты спишь?
Дыхание перехватывает, когда слышны приближающиеся шаги. Затем на меня наводят фонарик. Морщусь от яркого света.
— Нет, не сплю. — Я закрываю лицо руками.
— Знаешь, где щиток?
— В подвале, где тренажерный зал.
— Хорошо. Ты побудь здесь, я сейчас разберусь.
— С тобой пойду, — привыкнув к свету фонарика, говорю я и направляюсь за Ковалёвым.
Можно было бы отпустить его одного, но страшно оставаться в темноте одной.
Внизу почти не приходится помогать, Андрей со всем справляется сам, и через несколько минут свет возвращается в дом. Становится не по себе. Не представляю, что делала бы, будь я дома одна.
— Ты, наверное, уже не помнишь, мелкая была. Однажды нашла у нас дома на полу какую-то мелочовку, похожую на зубочистку, и начала тыкать ею в розетку. Везде вырубило свет, щиток вышел из строя. Пришлось ждать электриков. Палочка, которой ты поковырялась в двух дырочках, обуглилась. Мастер потом сказал: чудо, что тебя током не шандарахнуло. Считай, в рубашке родилась.
— Не помню этого, — качаю я головой.
Зато теперь ясно, что отец имел в виду, говоря, будто я и электричество несовместимы.
— Я постарше тогда был. — Интонация Андрея меняется. — Вот и запомнил…
Глаза, привыкшие к свету, задерживаются на его красивом лице. Ковалёв в паре шагов от меня. Лишь в спортивных брюках, с голым торсом. Взгляд скользит по его напряженным грудным мышцам, прессу... Сердце начинает нервно колотиться от того, что Ковалёв тоже рассматривает меня. Опять становится неловко, потому что хочется почувствовать его прикосновения.
