Исповедь «вора в законе» - Александр Гуров

— Собирайся, пошли, — сказал Костя решительно. — Хочу извиниться перед тетей Фросей и вернуть ей долг.

Он попросил свою бабку положить в сумку что-нибудь повкуснее из продуктов, которые мы привезли с собой, достал пачку денег.

Для тети Фроси наш приход был полной неожиданностью.

Костя, выложив на стол все, что мы принесли, подошел к ней:

— Тетя Фрося, ваши карточки украл тогда я. Простите, если можете.

— Дело прошлое, — она вдруг часто-часто заморгала глазами. — Одно тебе скажу, сынок: на чужом несчастье сыт не будешь. Запомни это…

Когда шли домой, Костя тронул меня за плечо:

— А знаешь, Артист, по-моему, правду написал.

На допросах и между допросами. Портрет со старой фотографии

Рассказать все это Ивану Александровичу я смогу, наверное, лишь за несколько вечеров. Хотя воспоминания о пережитом проносятся в голове за считанные секунды — их ведь не надо облекать в слова. Правда, иной раз всплывет в памяти дорогой сердцу образ или случай, сыгравший с тобой злую шутку, — и задумаешься.

Я лежал на нарах, притворяясь, что сплю, но в мыслях был далек отсюда, весь погруженный в далекое прошлое.

— Намаялся, бедный. Замучили эти проклятые «менты», — причитал чуть ли не каждые пять минут балаболка-сокамерник. Нарочито громко, пытаясь, как видно, меня разбудить.

«Пошел ты, подсадка поганая, к ядреной бабушке», — выругался я про себя. И продолжал лежать, пока в установленный местным начальством час не открылась «амбразура», в которую подали обед.

Доедая под надоедливый треп этого холуя «шрапнель», я еле сдерживался от желания вмазать ему по хавалу. Конечно, можно было и ошибиться, заподозрив в нем подсадную «утку». Случается, чутье подводит. Что ж, поглядим.

…После обеда меня вызвали к следователю, чтобы предъявить постановление, подписанное прокурором. С этого часа из задержанного я становился арестованным.

На сей раз Иван Александрович держался со мной почти официально.

— Разрешите полюбопытствовать, — осмелился я все-таки задать вопрос, который человека в моем положении, естественно, не мог не волновать, — как продвигается дело, которое вы мне «шьете»?

— Продвигается, по этому поводу я тоже хотел с вами поговорить, — сухо ответил следователь и, посмотрев мне прямо в глаза, сделал паузу.

— На одного из подозреваемых в похищении икон, а если точнее — в грабеже, мы вышли, — продолжал Иван Александрович, заметно смягчая тон. — Спросите, как? Вычислили по почерку. Прутья решетки на окне храма, откуда похищены иконы, — кованые, исключительно прочные — оказались не распиленными или выломанными, а… откусанными, как щипцами. Приспособление, которое позволяет давить на резцы с такой силой — до шести тонн — и резать металл, было зафиксировано в нашей практике дважды, причем во второй раз вора схватили с поличным. И у нас были все основания предположить, что решетку резал рецидивист, год назад вернувшийся из зоны. Задержали. Молодой парень, лет двадцати пяти. Вначале все отрицал. Но улик оказалось больше, чем достаточно. Во-первых, в сарае у старика из Быковского мы нашли это хитроумное приспособление — за него, как сказали специалисты, патент на изобретение был бы гарантирован. Во-вторых, парня опознал церковный сторож, показавший, что из двоих, совершивших грабеж, именно этот связал ему руки, засунул в рот кляп и повалил лицом вниз. Больше он ничего не видел, но приметы преступников запомнил. И, в-третьих, Валентин Петрович, эксперты показали, что следы одежды на раме и решетке тоже скорее всего принадлежат этому человеку.

— Как это — следы одежды?

— Объясняю. «Церковники», как и квартирные воры, обычно работают в перчатках. Вы это хорошо знаете. На пальцевые отпечатки рассчитывать нечего. Но у экспертов, а значит, и у нас, появилась в последние годы надежная замена — аппаратура, которая позволяет исследовать мельчайшие, не видимые невооруженным глазом следы с места преступления — их называют микрообъекты. Волокна от одежды, остатки волос — да мало ли что человек оставляет, помимо отпечатков пальцев.

— Понял, гражданин следователь. Но ведь нужно их с чем-то сличить. К примеру, с одеждой, которая была на человеке.

— Конечно. Эксперту непременно нужна вещь, оставившая следы…

— В наше время такого не было, — опять перебил я Ивана Александровича. — Но нынешние — они-то должны знать.

— А тут — знай не знай, но что-нибудь все равно после себя оставишь… Мы с вами отвлеклись, Валентин Петрович, но я думаю, не без пользы. Мне лишь хотелось объяснить, почему следствие с достаточной уверенностью может судить о том, что человек, о котором я вам рассказал, участвовал в совершении грабежа. При обыске у него, кстати, мы нашли адидасовские спортивные брюки и куртку, волокна от которых обнаружены на оконной раме. Тут он дал промах, хотя и опытный вор, дважды судимый.

— Но ведь одежду и обувь он мог бы и уничтожить, если опытный.

— Видать, не думал, что мы сможем на него выйти. Или же пожалел адидасовские «три полоски».

Я почувствовал, что Иван Александрович, начав на официальной ноте, все более оживлялся, и допрос напоминал, скорее, уже доверительную беседу — из тех, что вели мы в «нерабочее» время. По-моему, такие вот перепады, как и умение расположить к себе человека, были его коньком, помогавшим добиваться успеха. А может, я ошибался, и это был лишь один из тактических приемов допроса.

— С теми, кто непосредственно совершил кражу, пожалуй, все ясно, — продолжал следователь. — Ясна мне, в общем-то, и ваша роль, Валентин Петрович, хотя вы упорно все отрицаете.

— Это называется: без меня меня женили.

— Считайте, как вам угодно, но задержанный рецидивист — кличка его «Сергунчик» — описал внешность человека, которому у себя на квартире дал пароль и адрес старика из Быковского, а у того были спрятаны похищенные иконы. Он же вручил этому человеку пустой дипломат с наборным замком. Так вот, приметы мужчины, которого описал задержанный, полностью совпадают с вашими. Один к одному. Будете отрицать очевидное?

Такого поворота событий я, честно скажу, не ожидал. Выходит, «беспредел», попирая правила нашей воровской «братвы», подставляет меня в открытую. Ну, этот номер им не пройдет. И если до последней минуты я колебался, теперь — баста. Пусть все их фотки на память горят синим пламенем… Конечно, сдавать свои позиции сразу ни к чему, цену словам знаю.

— Без очной ставки здесь, гражданин следователь, не обойтись. Иначе прилепят напраслину, а потом отмывайся. Они ведь…

— Погодите, Валентин Петрович, — перебил следователь. — Хочу напомнить, что до этого свое участие в краже вы полностью отрицали. Как теперь? Я хотел бы зафиксировать в протоколе.

— Признаю, но только пособничество, да и то неумышленное. Учтите, что я даже точно не знал, что за «картинки» должен взять у хозяина дачи и чьи они. Хотя суд вряд ли сделает скидку на незнание.

— Между прочим, — Иван Александрович впервые за время этого допроса протянул мне пачку сигарет, — о вашей второстепенной роли в этом преступлении я догадывался. И склонен поверить. Хозяин дачи на допросе свидетельствует в вашу пользу. Правда, Сергунчик представил вас чуть ли не организатором преступления. Но тут я вижу попытку прикрыть главаря группы. И, если честно, рассчитываю на вашу помощь. Иначе следствие может затянуться, и сколько мы вас продержим — неизвестно.

Наступила пауза, во время которой я попытался еще раз все взвесить. Но как ни взвешивал, гири на весах здравого смысла явно перетягивали в пользу чистосердечного признания. Потому что простить «беспределу» двойной обман я уже был не в состоянии.

— Дорезали, гражданин следователь. — Я попытался даже шутить, хотя в душе все кипело. — Расскажу все, как было. От показаний не откажусь. Пишите.

Сказал, но тут — будто пружиной, сорвавшейся с гвоздя, ударило по мозгам. Расскажу все, говоришь? В том, что этот паскуда Сергунчик тебя, Валя, продал и дальше готов продавать — сомнений нет. А с Сизым ты до конца разобрался? Уверен ли на сто, что он сука? Что если послал он тебя на дело, зная, что в таких, как ты, можно не сомневаться? За тобой и смекалка, и «блатной» опыт. Доподлинно о засаде Сизый не знал — иначе бы отложил операцию. Вопрос в том, был ли он предупрежден своими людьми об опасности, о том, что за домом в Быковском следят «менты». Если был и все же меня туда отправил — оправдания ему не будет. Это его последний шанс. Значит, о Сизом пока ни слова.

В общем, Ивану Александровичу я начал рассказывать все, как было, но только с того момента, когда Сергунчик меня проинструктировал и вручил дипломат. Погрешил в одном: представил дело так, будто с самого начала вышел на этого типа. Встретил его случайно и отгадал чутьем.