Морские титаны - Александр Калантаев

Вильгельм Карлович, стоя на левом крыле мостика своего темного двухмачтового исполина (все корабли эскадры были перекрашены в традиционные для военного времени серооливковые тона, и лишь у некоторых только трубы остались либо черно–оранжевыми, либо желтыми), даже не обладая ярким флотоводческим талантом, интуитивно предугадывал бросок японского удава и ломал замысел врага, невольно «отжимаясь» эскадрой на параллельные курсы. В этом случае до противника доставал своей артиллерией даже отставший от остальных кораблей и покалеченный от рождения доблестный броненосец «Севастополь».

Позднее, когда в очередной раз начнут проводить анализ боя и по–русски искать, «кто виноват», погибшему командующему незаслуженно поставят на вид, что брать с собой броненосцы «Полтава» и «Севастополь», как наиболее тихоходные корабли, было явной ошибкой. Однако в оправдание адмирала отмечу, что в подобной ситуации сказывается не оценка качества, а нормальное, человеческое желание — идя на более сильного врага, иметь под рукой хоть на чуть–чуть, но весомый количественный аргумент. Осознание ошибки придет потом! И конечно, ни для кого уже давно не секрет, что почти все броненосцы Витгефта были не ахти какие ходоки. Несмотря на то что старая флотская аксиома гласит: «Скорость эскадры измеряется по самому тихоходному кораблю соединения», априори определить, кто из шедших на прорыв русских броненосцев был самым тихоходным, невозможно даже сейчас, имея под рукой горы справочной литературы. «Полтава» и «Севастополь», однотипные с погибшим «Петропавловском», к 1904 году устарели (морально) по всем показателям, кроме артиллерии главного калибра. Броненосец «Полтава» и на приемных испытаниях едва «перелез» за 16 узлов (29,6 км/ч). «Севастополь» был тихоходным от рождения, имея дефекты машин и компенсируя этот недостаток здоровым авантюризмом и мужеством своего командира и команды. Те самые украшения эскадры, которыми так восторгались офицеры и порт–артурский бомонд — «Цесаревич» и «Ретвизан», — прошли кессонный ремонт, сказавшийся на их мореходном здоровье не самым лучшим образом Первый имел проблемы с рулевой машиной и периодически вскидывал на нок–рею черный шар — сигнал остановки хода из‑за потери управления. Очевидцы пишут о его метании на курсе и нестабильной скорости. О последнем факте на эскадре знали все, знал это, очевидно, и противник Еще на приемных испытаниях в Средиземном море «Цесаревич» имел проблемы с эксцентриками золотниковых приводов цилиндров высокого давления. И, разумеется, попадание японской торпеды не прошло без следа. Его друг по несчастью — «Ретвизан» — в этом прорыве больше напоминал камикадзе. Броненосец выходил в море, имея в носовых отсеках порядка 500 тонн поступающей в пробоину воды, с которой постоянно боролись аварийные партии. При увеличении хода до 15 узлов (27,8 км/ч) носовая переборка могла не выдержать давления, что привело бы к гибели броненосца. Зная это, В. К. Виттефт рекомендовал командиру корабля капитану 1–го ранга Э. Щенсновичу в случае катастрофы эвакуировать экипаж на идущий с эскадрой в прорыв транспорт «Монголия». Так что это еще вопрос — кто кого сдерживал. Вся четверка броненосцев первой линии была больна неизлечимо.

Оставшиеся два корабля типа «Пересвет» скорее напоминали раздутые в размерах броненосные океанские крейсера, строившиеся с оглядкой на ранний, удачный проект крейсера «Россия» и задуманные как дальние рейдеры для уничтожения британской торговли. 28 июля с эскадрой в прорыв шли двое: «Пересвет» и «Победа». Эти корабли несли по четыре десятидюймовых (254–мм) орудия и потребляли уголь для своих машин в невероятных количествах (хотя создавались как высокоавтономные корабли). Стоит отметить, что «Победа» имела самый мощный передатчик на 1–й эскадре, и именно этот корабль стал первенцем в радиоэлектронной борьбе с противником Он умудрялся глушить радиопереговоры японцев, чем особенно злил адмирала Камимуру. Правда, подобный атрибут пассивной борьбы упорно игнорировали для собственных нужд, больше полагаясь на привычные флаги, фонари Табулевича, прожекторы и просто голосовую связь. Кроме передатчика «Победа» нес приличную пробоину в корпусе от подрыва на мине, заделанную кое‑как с помощью деревянных (!) распорок.

Как видим, весь корабельный состав был не только частично искалечен, но и неоднороден по составу. И все‑таки даже эти корабли могли надеяться на успех. Первая часть боя благодаря вразумительному и толковому командованию адмирала Витгефта прошла на равных. Понимание этого термина для русских означало почти победу — для японцев было равнозначно поражению.

После 16 часов наступило временное затишье. Флот японцев, описывая огромную кривую, начал настигать русских. Того снова делал «crossing the Т»… До Владивостока было еще так далеко!

Флагманский броненосец, дав залп, сам вдруг вздрогнул от сокрушительного удара — двенадцатидюймовый снаряд весом почти в полтонны разорвался между нижним и верхним мостиками корабля, там, где врастает в его тело огромная пустотелая бронетруба — фок–мачта. Именно здесь, на высоте между морем и небом, бравировал своей храбростью и вел эскадру в прорыв отмеченный роком контр–адмирал Виттефт. Его смерть была мгновенна, как вспышка молнии. Позднее среди обломков металла и обезображенных трупов офицеров штаба (с Вильгельмом Карловичем погибли мичман Эллис, флаг–офицер лейтенант Азарьев и были тяжело ранены контрадмирал Матусевич и с ним другие младшие офицеры) найдут все, что осталось от командующего, — обрубок ноги, узнанный по метке на белье. Капитан «Цесаревича» Иванов, уже контуженный, осколком следующего снаряда будет ранен в голову, находясь в рубке с теми немногими, кто еще оставался в этом аду. К несчастью, именно в эту минуту броненосец резко вильнет влево, в очередной раз потеряв управление. Следующий за ним «Ретвизан» продублирует маневр флагмана, не подозревая о случившейся трагедии. Корабль в этот момент управлялся с центрального поста в низах его бронированных отсеков лейтенантом Пилкиным Это была кульминация битвы!

Под бронеколпаком рубки «Микасы» адмирал Того, приготовившийся отдать приказ об отходе, нервно теребил свои белые лайковые перчатки. Молчание боялся нарушить даже консультант–наблюдатель при эскадре англичанин Сеппинг- Райт…

— Отставить, лейтенант Хираяса, мы продолжаем битву, — отчеканил Того, не сводя глаз с дымящегося флагмана русских. — Капитан Номото, усильте огонь!

В командование «Цесаревичем» вступил капитан 2–го ранга Шумов, приказавший поднять сигнал о передаче руководства младшему флагману — адмиралу Ухтомскому, идущему на «Пересвете». В сплошном дыму, при разбитой мачте, флаги развернули на леерах ограждения крыла мостика. Сигнал отрепетовал лишь проскочивший рядом крейсер «Аскольд». «Пересвет» получил к этому моменту более 40 японских снарядов и повести эскадру дальше уже не смог. Корабли российского флота смешали строй и повернули назад, в Порт–Артур. Это было началом конца! (Последний акт трагедии будет сыгран через 10 месяцев, но уже в Цусимском проливе.) Разбитые, деморализованные русские, отошедшие от артурской гавани примерно на 100 миль, вновь оттягивались в эту западню, и теперь уже навсегда.

Избитый «Цесаревич», отстав от эскадры, остался один, в наступившей темноте приготовившись к отражению обязательных в таких случаях атак миноносцев противника. Были погашены все огни и прожектора из тех немногих, уцелевших в бою, и любой зазевавшийся матрос, споткнувшись о комингс (порог), мог услышать упрек, приправленный матом:

— Тише, холера... Видишь, в пасть к Тогову идем.

Японцы чудом нашли одинокий русский флагман и атаковали его — пять раз! Безрезультатно!

— Николай Чудотворец оберег, не иначе, — шептались в экипаже.

В этот вечер самураи были неубедительны в своем победном рвении. «Цесаревич» остался невредим. Решили пробиваться во Владивосток, не разочаровывая дух покойного Виттефта, чьи останки, укрытые Андреевским флагом вместе с другими 16 погибшими, предадут морю позднее.

Осмотр повреждений корабля развеял мужественные иллюзии, не оставив радужных надежд. Броненосец, по версии историка И. Бунича, получил 15 попаданий тяжелых «чемоданов» (так называли двенадцатидюймовые снаряды матросы и офицеры 1–й эскадры) в подводную часть корпуса, но особо серьезных проблем корабль не имел. Писатель А. Н. Степанов в романе «Порт–Артур» цифры дает те же, но добавляет: «Вследствие подводных пробоин оба отсека с правого борта оказались залиты водой. Рулевое отделение было совершенно разрушено, руль поврежден. Внутри оказались разбитыми адмиральская каюта, лазарет и много других помещений…»

По сути, самым серьезным и неприятным явилось то роковое попадание, оборвавшее жизнь адмирала. Снаряд разворотил основание многотонной фок–мачты, и эта искореженная конструкция грозила рухнуть в сторону кормы, сминая переднюю трубу и доламывая крышу рубки. Этот последний «подарок» японцев и предопределил дальнейшую судьбу российского броненосца. Попытки закрепить качающуюся массу металла талями (тросами) обрекались на неудачу — требовался серьезный капитальный ремонт в ближайшем нейтральном порту.