Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федор лежал, не отвечая на ласки.
— Ты чем-то расстроен, Федя?..
— Расстроен, Майя. Боюсь, как бы не затянулась моя поездка. Уж больно дорога дальняя…
Сердце у Майи екнуло. «Что это значит, родной мой? — подумала она. — Почему ты так говоришь? Может быть, тебе страшно ехать одному? В дороге всякое может случиться: можно заболеть, попасть в лапы грабителей…»
— Не пущу, — чуть ли не сквозь слезы прошептала Майя, обнимая его, — не пущу…
Федор прожил у тестя три дня. Уговоры Майи никуда не ездить не помогли. Федор засобирался в дорогу.
— Когда тебя ждать, сынок? — спросил Харатаев.
Федор очень многое отдал бы, чтобы освободиться от необходимости лгать, но что он может поделать?
Майя широко открытыми глазами смотрела на мужа в ожидании ответа.
Федор сделал вид, что прикидывает, сколько займет поездка.
— Месяца через два, — наконец ответил он. — Постараюсь приехать до распутицы.
Лицо Майи помрачнело.
— Почему так долго? — вырвалось у нее.
— Раньше мне не успеть…
— Все долги надо собрать, сынок, вместе с процентами, — сказал Харатаев. — Никому ничего не надо прощать… Ну, что ж, с богом! — Харатаев перекрестил Федора.
Федору не терпелось скорее увидеться с Яковлевым, чтобы спросить, как быть дальше.
Батраки запрягли Федору лошадь, положили в сани полость и две подушки.
Майя с рыданием упала на грудь мужу.
— Приезжай скорее… — с трудом выговорила она, глотая слезы.
У Федора защекотало в горле. Он поторопился оторваться от Майи и побежал к саням.
— Будь осторожен, сынок… Не заблудись, — напутствовал его Харатаев. — Останавливайся у людей, в которых уверен.
Федор на ходу вскочил в сани и рысью поехал по той дороге, по которой подъехал к харатаевскому дому шесть дней назад.
Пересекая елань за усадьбой, Федор обернулся: Майя все еще стояла на дворе, махала рукой…
VII
Харатаевы ждали Федора весной, к благовещенским праздникам. Пока срок возвращения мужа не прошел, Майя цвела и радовалась. Но вот пробежали два месяца, и она потеряла покой. Весенние дни потянулись долго и тоскливо. С утра до вечера просиживала она у окна, глядя на дорогу, по которой уехал Федор. А когда темнело, она прислушивалась к каждому шороху во дворе.
А о Федоре ни слуху ни духу. Снег уже растаял, проселки раскисли. Вешние воды затопили прибрежные долины. А Федора все нет. Потом на холмах показалась зеленая трава, прилетели гуси и утки. А Федора все нет и нет.
— Дорога испортилась, теперь Федор не скоро приедет, — отвечая на немой вопрос дочери, заметил Харатаев.
Дождавшись лета, Харатаев съездил верхом на коне в Вилюйск проведать о пропавшем зяте и вернулся домой мрачный, злой.
— Ну что, папа? — упавшим голосом спросила Майя.
После нескольких дней отсутствия Харатаеву особенно заметно бросилось в глаза, как изменилась дочь: лицо осунулось, подурнела, в глазах тоска и тревога. У отца защемило сердце. Он хмыкнул и отвел глаза от дочери.
— Не могу тебя ничем утешить, — развел руками Семен Иванович, совладав с собой. — Дождался двух пароходов из Якутска… Стал расспрашивать у людей о Федора, сыне купца Гаврильева… Никто даже не слышал о таком купце… Нет, говорят, такого в Якутском округе…
Лицо Майи исказилось болью. Ведь Федор уверял, что Гаврильевы — купцы известные. И вдруг — «нет такого». Но не мог же он ее обмануть? Тут что-то не так… Вероятнее всего, застрял где-то в далеких восточных улусах, куда должен был податься за долгами…
По наслегу пошли пересуды: дочь-то Харатаева обвенчалась с проезжим молодцем, а тот поспал с ней три ночи — и был таков. Вот теперь пусть попрыгает, попробует найти дурня, который бы на ней женился. Днем с огнем такого не сыщешь.
Слух этот, распространяющийся с быстротой лесного пожара, дошел до дома Харатаевых. Семен Иванович стал стесняться смотреть людям в глаза, Ульяна вздыхала и плакала, а Майя все ждала и надеялась, что Федор приедет. А чтобы немного отвлечься от тревожных дум, попросилась доить четырех коров, которых выбрала сама для приданого.
* * *
Чем больше Федор отдалялся от елани Харатаевых, тем тоска по Майе становилась сильнее. Он стал раскаиваться, что назначил такой поздний срок возвращения. И все же на душе у него было светло и покойно. Если поначалу Федор сомневался в добрых побуждениях головы Яковлева, то теперь он готов был верить, что тот желает ему добра. Одел с ног до головы, дал лошадь. А что Федору попадало от него, то в этом ничего худого нет: отец и выпорет, и пожалеет. Ведь пожалел же его Яковлев, да еще как. Ни с чем не посчитался, ни а семейными скандалами, ни с обидой родного сына.
Наконец дальняя дорога привела Федора домой. Он проезжал мимо большого стога сена, возле которого стояла подвода. Федор по снежной целине подъедал к стогу. Круторогие волы неторопливо жевали сено. Из-за стога вышел батрак Толлор Николай — он приехал за сеном — и поздоровался с Федором.
— Ну, как вы тут жили без меня? — спросил Федор.
На бледном, без единой кровинки лице батрака появилось подобие улыбки.
— Как всегда, — ответил Николай. — А ты с какими новостями приехал? Говорили, поехал жениться. Это правда?
— Правда, Николай.
— Ну, как?
— Женился. Теперь мое счастье у меня в руках. Ох, и жену я себе высватал, если бы ты знал. Другой такой красавицы во всем свете нет!
Николай молча посмотрел на Федора, достал из кармана табакерку с нюхательным табаком, насыпал на ладонь, взял щепотку, понюхал, чихнул.
— Хозяин-то наш хвастался тут без устали: послал-де Федора к девушке, которая отвергла Федорку. Так пусть теперь поживет у меня в батрачках. Говорит, а сам смеется.
Белый, как песец, снег и светлое небо в глазах Федора вдруг потемнели. В висках застучала кровь, стало тяжело дышать.
Въехав наконец во двор, Федор с трудом вылез из саней, привязал коня и разбитой походкой приковылял к сеням, постоял в нерешительности, нарочно долго и тщательно отряхиваясь от снега, и вдруг рванул к себе дверь.
Яковлев с радостной ухмылкой пошел ему навстречу.
— Ну, как дела сынок?
Федор, не обращая на хозяина внимания, разделся, повесил шубу.
— Ты что, оглох? — начал терять терпение Яковлев.
«О том, что произошло, ты никогда не узнаешь, — подумал Федор. — Хоть лопни, я тебе, собаке, ничего не скажу».
— Ну, был у головы Харатаева?
— Был.
— Выдали за тебя дочь?
Федор покраснел и, отвернувшись,
