40 лет среди грабителей и убийц - Иван Путилин

После этого я отправился на дачу Х-ра. Это была богатая дача с огромным садом, совсем рядом с Выборгской заставой. На дорогу выходил сад, окруженный невысоким забором. Вдоль него тянулась дорожка к крыльцу дачи, выстроенной в глубине сада и выходившей одним боком во двор.

Я вошел в дом и позвал хозяев. Хозяевами оказались толстый немец и молодая тоненькая немка.

— А, это вы! — заговорил тотчас немец, вынимая изо рта сигару. — Ошень рад! Находите наш вещи!

— О да! — пропела и его жена. — Найдите наши вещи!

— Приложу все усилия, — отвечал я. — Будьте добры показать мне теперь, откуда была произведена кража.

— Просим, пожалста! — сказал немец. — Тут, сюда!

Я прошел следом за ними в большую комнату с верандой, выходившей в сад.

— Вот, — объяснил немец, — здесь лежал мое пальто и ее пальто, и ее зонтик, короший с кружевом зонтик, а тут, — он открыл дверь в маленькую комнату, ведшую в спальню, и показал на диван, — лежал мой теплый пальто и были ее сапожки и мои… Понимаете? — он подмигнул мне и показал на брюки, а его немка стыдливо потупилась.

— И все украл! Сто рублей! Больше! Ее пальто стоил мне шестьдесят рублей, и она носиль его только три года.

— Вы не можете ни на кого указать?

— Нет! У нас честный служанка, честный дворник! Вор входил в окошко. Сюда.

Он снова вернулся в большую комнату и указал на окошко. Я выглянул из окна. Оно было аршина на два от земли, но доступ к нему облегчался настилкой веранды, которая подходила под самое окошко.

Я перекинул ноги и очутился на веранде. Затем спустился в сад и тщательно осмотрел его, причем со мной оказались и хозяева, и дворник, и старая немка-служанка. Мои поиски сразу же увенчались успехом. У самого забора, под кустами, я нашел брошенную солдатскую шинель. Я ее тотчас обыскал и за обшлагом рукава обнаружил бумагу.

Это был паспорт на имя финляндского уроженца Израеля Кейтонена. Больше не нашел ничего, но этого для меня было достаточно. Я попросил подробно описать мне украденные вещи, потом распрощался с немцами, сказал, что тотчас извещу их, как только найду вещи, и отправился назад, к убитому, которого по моему указанию перевезли в Красное Село.

Приехав туда, я зашел по очереди во все кабаки и постоялые дворы, спрашивая, не видал ли кто Кейтонена.

— Третьего дня он у меня работал, — сказал мне наконец один из зажиточных крестьян. — Дрова колол. А тебе на что?

— А вот сейчас узнаешь, — ответил я ему и повел его к трупу.

Крестьянин тотчас признал в убитом Кейтонена. Первый шаг был сделан — личность убитого выяснена. Я поехал домой.

Солдатская шинель, и в рукаве ее паспорт убитого. Несомненно, хозяин этой шинели овладел паспортом убитого, а следовательно, он и совершил убийство. Эта шинель очутилась в саду ограбленной дачи. Несомненно, тот же человек совершил и кражу. Кем же он может быть? Ясно как день, что он солдат, и солдат беглый, которому форменная шинель только обуза.

Исходя из этих соображений, я начал свои поиски со справок во всех войсковых частях, находящихся в этом районе, и в тюрьмах. На другой день я получил сообщение, что в ночь на двенадцатое число из этапной тюрьмы бежал арестант, рядовой Вологодского пехотного полка Григорий Иванов.

Я немедленно отправился в Красносельскую тюрьму и получил сведения об этом Иванове. Для меня уже не было сомнения, что это он и убийца, и вор.

Оказалось, что ранее он был задержан как вор и дезертир и до того, как его перевели в эту тюрьму, содержался в Петербургском тюремном замке под именем временно отпускного рядового Несвижского полка Силы Федотова.

В тот же день я был в тюремном замке, где меня отлично знали все служащие и многие из арестантов.

— С чем пришли? О ком справляться? — радушно спросил меня смотритель.

Я объяснил.

— А, этот гусь! Весьма возможно, что он. Чистый разбойник. Поймали его на краже, он сказался Силой Федотовым. Мы уже хотели его в Варшаву гнать, да один арестант признал в нем Иванова. Решили гнать в Вологду, а он, оказывается, из тюрьмы бежал.

В наш разговор вмешался один из помощников смотрителя.

— Он, ваше благородие, кажись, вчера сюда приходил. Показалось мне так.

Смотритель даже руками развел.

— Врешь ты! Не может быть такого наглеца.

— Я и сам так подумал, а то бы схватил. И был в штатском.

— А с кем виделся? — спросил я.

— С Федйкой Коноваловым. Ему через пять дней выпуск.

Я кивнул головой.

— Отлично! А не можешь ли ты, братец, припомнить, как он был одет?

— В штатском, — ответил помощник, — спинжак это коричневый и брюки словно голубые и в белых полосках.

— Он! — невольно воскликнул я, вспомнив описание брюк, украденных у немца. Я обратился к смотрителю.

— Будьте добры теперь показать мне этого Коновалова, но так, чтобы он этого не видел.

— Ничего нет легче, — ответил смотритель и обратился к помощнику: — Петрусенко, приведи сюда Коновалова!

— Слушаю-с! — сказал помощник и вышел.

— А вы, Иван Дмитриевич, — обратился ко мне смотритель, — идите сюда и смотрите в окошечко.

Он открыл дверь с крохотным окошком и ввел меня в маленькую комнатку. Находясь в ней, я через окошко свободно видел весь кабинет смотрителя.

— Отлично! — сказал я.

Смотритель закрыл дверь. Я расположился у окошка. Через минуту вошел Петрусенко с арестантом.

Смотритель стал говорить с ним о работе в мастерской и о каком-то заказе, а я внимательно изучал лицо и фигуру Коновалова.

Невысокого роста, приземистый, плечистый, он производил впечатление простоватого парня, и только голова его, рыжая и огромная, являлась как бы отличительным признаком.

Смотритель отпустил его, я вышел.

— Ну, что? Довольны?

— Не совсем, — отвечал я. — Мне надо будет его посмотреть, когда вы его выпустите уже без арестантской куртки.

— Ничего не может быть легче, — любезно ответил смотритель. — Приходите сюда в девять часов утра двадцатого числа и увидите.

Я поблагодарил его и ушел.

План мой был таков: неотступно следить за этим Коноваловым на свободе и через него найти Иванова. Если Иванов был у него в тюрьме, зная, что тот скоро выйдет на волю, то. несомненно, с какими-нибудь планами, и, несомненно. Коновалов, выпущенный на свободу, в первый же день встретится с ним. А приметы Иванова, кроме этих синих брюк с белыми полосками, я узнал от смотрителей обеих тюрем, где он сидел.

По их описаниям, это был человек среднего роста, худощавый, с маленькой головой, черненькими усиками и большим носом. Положим, с такими приметами можно встретить в течение получаса полсотни людей, но знакомство с Коноваловым, а также брюки в полоску — это уже что-то.

Я был уверен, что Иванов от меня не уйдет, и позвал к себе на помощь только шустрого Ицку Погилевича, о котором уже упоминал в деле о «душителях».

Объяснив ему все, что он должен делать, двадцатого числа к девяти часам утра я был в тюремном замке. Погилевича я оставил на улице у дверей, а сам прошел к смотрителю и опять укрылся в каморке с окошком.

Коновалов вошел свободно и развязно. На нем были серые брюки и серая рабочая блуза с ременным кушаком. В руках он держал темный картуз и узелок, вероятно, с бельем.

Смотритель поговорил с ним с минуту, потом выдал ему деньги, его заработок, паспорт и отпустил. Тот небрежно кивнул смотрителю, надел картуз и вышел.

Я тотчас выскочил из каморки и хотел бежать за ним, но смотритель добродушно сказал:

— Можете не спешить. Я велел попридержать его, пока не выйдете вы. А теперь, к вашему сведению, могу сказать, что у них на Садовой, в доме де Роберти, нечто вроде притона. Вчера один арестант рассказывал.

Я поблагодарил его, поспешно вышел на улицу и подозвал Погилевича. Мы с ним перешли на другую сторону, и я стал прикуривать у него папиросу.

Через минуту вышел Коновалов. Он внимательно поглядел по сторонам, встряхнулся и быстро пошел по направлению к Никольскому рынку.

— Не упускай его ни на минуту! — сказал я Ицке, указав на Коновалова, и спокойно пошел по своим делам.

На другой день Ицка явился ко мне, сияя.

— Ну, что? — быстро спросил я его.

— Я все сделал. Они вместе, вдвоем, и в том доме!

— Сразу и встретились?

— Нет, много работы было. Уф, совсем заморил меня!

И начал рассказывать.

— Как он пошел, я за ним. Ноги у него длинные, идет так-то скоро, як конь. Он — в самый двор Никольского рынка. Я за ним… ну а по лестнице идти побоялся, вдруг догадается! Я и остался ждать. Ждал, ждал, думал, уж он прочь убежал, а он идет с каким-то евреем. Потом я узнал — Соломон Пинкус, старыми вещами торгует… Вышли они, Пинкус ему что-то говорит и рукой машет. Я совсем близко подошел и хотел послушать, но они на улицу вышли, и Пинкус только сказал: «Так смотри же!», а тот ответил: «Знаю!» — и разошлись.