Талисман любви - Луанн Райс

– Цыплят по осени считают, там посмотрим. Приходите ко мне завтра.

Игра номер 7 была на подходе, и по всей стране все хоккейные болельщики были настроены на действо в Бостоне, штате Массачусетс. В сотне миль к югу, в Блэк-Холле, штате Коннектикут, Мэй и Кайли снова смотрели телевизор в спальне Мэй. Фиалка, черная домашняя кошка, свернулась клубком у них в ногах. Мэй была окружена рисунками, фотографиями, списками приглашенных и меню к большой свадьбе в субботу.

– Почему мы не можем поехать туда? – нахмурившись, спросила Кайли. – Я хочу пойти на игру. Мы близки ему.

– Лучше смотреть за игрой отсюда, – сказала Мэй. Но в глубине души она все задавала и задавала себе вопросы. Значили ли они что-нибудь для него, в конце концов? Он не звонил два дня. Мэй была занята работой и Кайли, которую мучили плохие сны прошлой ночью, крошечные немые существа, пытающиеся сообщить ей что-то важное, кружили вокруг ее головы подобно тысяче белых ба бочек моли. Мэй сделала детальную запись в своем дневнике.

Телефон зазвонил, и Мэй взяла трубку, ожидая услышать невесту или ее мать или поставщика провизии.

– Алло!

– Чем ты сейчас занята? – спросил Мартин.

– Смотрю на тебя, – ответила Мэй, сжимая трубку, поскольку она действительно смотрела, как «Медведи» начинают выкатываться на лед. – Почему ты не на льду?

– Они позовут меня, – сказал он. – У меня всего одна минута.

– О… – Она выдохнула и затихла, словно ветер с шумом вырвался из нее.

– Сегодня вечером, – сказал Мартин, глубоко вздохнув.

– Да.

– Скажи, нам удастся выиграть? – вдруг спросил он. – Ведь мы выиграем, не так ли?

Мэй нервно засмеялась, не понимая, почему он спрашивал ее.

– Да, – ответила она, потому что знала, что именно такой ответ ему необходимо было услышать.

Но она не обязательно подразумевала Кубок Стэнли.

– В твоем голосе не слишком много уверенности, – заметил он.

– Моя мать всегда говорила, – пояснила ему Мэй, – вопрос не в том, выигрываешь ли ты или проигрываешь, но как ты играешь и ведешь свою игру. – Слова эти вырвались невольно, прежде чем она успела сообразить, что толкует старую прописную истину профессиональному хоккеисту перед его выходом на финальную игру национального первенства.

– Я уже слышал это и раньше, – засмеялся Мартин. – Только мне это не слишком помогало.

– Мне тоже, – призналась Мэй. – Я вела себя как капризная девчонка тем вечером.

– О чем ты? А, это когда хотела попасть на игру? Мне бы тоже хотелось этого.

– Правда?

– Уи (да).

– Мартин выиграет, – бубнила Кайли. – Мартин выиграет.

– Ты лучше иди на лед. – Мэй видела, как игроки его команды перекидываются тренировочными бросками.

– Твоя бутылочка все еще со мной.

– С розовыми лепестками?

– Шш-шш. – Он засмеялся. – Мои товарищи по команде могли бы нас услышать.

– Не хотелось бы этого, – засмеялась в ответ Мэй.

– Я люблю тебя, Мэй, – сказал Мартин, заставив замереть ее сердце.

– Мартин, – только и смогла произнести она, потрясенная услышанным.

– Только еще одно, – сказал он, пытаясь смеяться, но, казалось, у него пересохло в горле.

– Что?

– Если мы выиграем, – произнес он, – я попрошу тебя выйти за меня замуж.

– Теперь я знаю, что ты разыгрываешь меня.

– Ты думаешь, я стал бы так шутить?

– Я не знаю, что и подумать, – сказала недоверчиво Мэй.

– Нет, Мэй Тейлор, ты знаешь, – сказал Мартин. – Только не хочешь в это поверить.

– Ты же сейчас там, на стадионе, и вот-вот начнется игра, – прошептала она.

– Какое имеет значение, где я?

Мэй подумала о розовых лепестках, талисманах любви, и когда она посмотрела на Кайли и увидела дочь, напряженно смотрящую на нее, она задумалась, а действительно ли все это происходит или ей все это только снится.

Камера прошла панорамой по зрителям: она поймала красивую блондинку с плакатом в руках: «Бриллиант Картье». Две девушки в коротеньких топах стояли у края площадки, дрожа и крича «Мартин!». Мэй моргнула.

– Хорошо. Достаточно. Не по телефону, – сказал он. – Мы поговорим позже, при встрече.

– Да, – согласилась Мэй, все еще не спуская глаз с экрана, но больше не улыбаясь.

На стадионе прозвучала сирена.

Но он уже отключил телефон, потому что внезапно она увидела его на экране своего телевизора, крепкого, сильного, красивого синеглазого мускулистого мужчину. Все на стадионе Флит-центра тоже увидели его. Зрители подскочили с мест, приветствуя его стоя. Мэй обняла дочь, не спуская глаз с Мартина. Не было ни унции лишнего в его шестифутовой фигуре. Интересно, а куда он спрятал ее розовые лепестки?

– Он говорил, что думал, мамочка, – сказала сонно Кайли.

– Говорил и думал что, детка? – переспросила Мэй, опустив глаза.

– То, что он тебе сказал. Он действительно хочет, что бы мы стали его семьей.

Мэй внимательно посмотрела на Кайли. Девочка ни как не могла услышать конец их беседы с Мартином. Особый склад видения? Она потянулась к дневнику, чтобы за писать слова Кайли, но тут же отложила тетрадь. Некоторые видения были слишком глубокими и личными, чтобы описывать их.

Старик делал это сам, выигрывал Кубок Стэнли три раза, для двух разных команд НХЛ, так что он наблюдал игру с некоторым чувством ностальгии и какими-то будоражащими душу воспоминаниями. Дэйфо не мог тренировать стояще. Дерьмо. Старик мог читать по его губам, а тот все бубнил: «сконцентрируйся», «соберись» и «дисциплина». Какое там «бросай», когда надо «отдай Мартину»?

– Бросай, – рычал Серж, ему не хватало дыхания. – Бросай, черт побери.

Мартин поднял правую руку и бросил прямо в сетку. Йоргенсен блокировал удар. Рэй Гарднер получил шайбу.

– Отдай ее Мартину, идиот! – крикнул Серж.

Бог мой, он ненавидел тренерский стиль Дэйфо. Когда-то, сам тренируясь в НХЛ, Серж мог держать пари, что Дэйфо говорил одной стороной своего рта Мартину, чтобы тот де лал бросок, а другой стороной велел команде тянуть время, уводя Мартина вправо. Мартин-то не нуждался в этом, он нуждался только в подаче.

– Получил деньги за игру? – спросил один из старых таймеров.

– Заткнись, – сказал Серж.

– Твой малый уже стар, – влез кто-то еще. – Слишком стар, куда ему до Кубка Стэнли? Ему надерут задницу.

– Да будь я на месте Нильса Йоргенсена, я бы все его броски взял.

– Ты молчи уж!

– Эй, парень, не вздумай говорить, будто бросает Кувалда плохо. Не можешь такого сказать.

– Но он стар для хоккея, парень.

– Серьезно, Серж, берешь деньги на игре?

Серж больше не слышал их. Нагнувшись вперед, он только смотрел на экран. Его окружили голоса, отзываясь эхом от бетонных блоков. Тюремные охранники стояли поблизости, столь же заинтересованные игрой, как и остальные. Один из них спросил Сержа, звонил ли ему Мартин, прося совета. Губы Сержа вытянулись в струнку.

– Ты слышишь меня? – громче спросил охранник. – Мартин звонил папочке?

Серж сузил глаза, сосредоточиваясь на экране. Казалось, что его сердце настолько сжалось, что стало совсем как маленький, жесткий комочек. Мартин не звонил и не навещал его очень и очень долгое время. Серж даже не мог вспомнить, когда это было в последний раз. Это была только его проблема, и никому не должно быть до этого никакого дела. Камера шумела, звуки рикошетом бились и отскакивали от стен. Охранник резко похлопал Сержа по плечу, но Серж только сурово взглянул на него. Старик подумал, слушал ли Мартин своего тренера.

«Сконцентрируйся», – казалось, говорили губы Дэйфо. «Дисциплина». Серж игнорировал остальной мир вокруг себя, сконцентрировавшись на игре. «Медведи» и «Нефтяники» завязли, счет выровнялся – 1:1.

Мартин катался ради своей жизни, вот что он испытывал сейчас. Он забил одну шайбу, но Йоргенсен сумел блокировать все остальные броски. Эдмонтон снова выигрывал – вел 2:1, и Мартин читал победу в глазах своего противника, все его шрамы, изгибаясь, складывались в огромную ухмылку.

Он мог слышать, как бостонские болельщики требовали шайбу. Они что-то кидали на лед, и полиция была не в силах с этим справиться. Глядя на трибуны, Мартин видел плакаты: «Проклятие Картье»; «Двойной или ничего», «Картье проигрывает». Мартин подумал об отце. Смотрит ли тот игру в тюрьме?

«Боже, позволь мне победить». Он хотел сделать это для Мэй, для себя. Мартин слышал смешки болельщиков. Он думал обо всех новостях, о ставках отца на его собственную команду, как тот бросил играть, покинул спорт. Серж Картье, великий форвард НХЛ, троекратный победитель Кубка Стэнли. «Картье превратил золото в тюрьму» – гласил какой-то заголовок.

Мартин хотел восстановить доброе имя. Он хотел доказать отцу, что сумеет, он хотел доказать миру, что имя Картье все еще стоило кое-что в хоккее. Даже на закате своей карьеры Мартин хотел, чтобы его отец гордился им. Но потом он подумал о Натали, о том, как склонность отца к азартным играм забрала ее жизнь, и он застонал.