Трудный переход - Мулдаш Уналбаевич Ерназаров

Среди собравшейся многочисленной толпы степняков прокатился одобрительный гул. Ахмет, Хайрулла и другие баи, посаженные напротив стола, застеленного кумачом, уныло и злобно переглядывались. Выждав, когда народ успокоился, Казакбаев обратился к людям:

— Кто хочет высказаться, откровенно, без боязни?

Через расступившуюся толпу степняков к столу прошел аксакал Артыкбай. Увидев его, баи повеселели. Кое-кто из них даже подмигнул старику. Они знали: своим авторитетом и умением говорить Артыкбай мог увлечь людей на сторону степных феодалов.

— Дорогие сородичи! Наши предки и мы знали одно: постоянные кочевки, уход за скотом, тяжкий труд, бедствия джута. Кусок мяса, брошенный с байского стола, казался нам праздником. Мы не знали всего, что происходит за пределами наших степей, а если и узнавали, то слишком поздно или в искаженном виде. Зато баи знали и понимали все. Когда не стало царя, они, запугивая нас, кричали в каждом кочевье: «Большевики убили Ак-патшу, захватили в земле орысов власть. Что они теперь сделают с нашим народом? Нужно отделиться от России». И мы верили им, считая по традиции, что это наши кормильцы и защитники. Да и сам я лишь недавно прозрел. Они меня сами пригласили на свое сборище, и там я узнал, как натравливали они, эти «защитники», род на род, как эти «кормильцы» решили организовать откочевку лишь для того, чтобы спасти свое богатство. Чем это могло кончиться для нас, простых людей, они не подумали. А мне они поручили обманывать вас, подбивать к откочевке. Я стар и перед всевидящим оком всевышнего врать не стану! Я всегда оставался с вами, простыми степняками, и в горе, и в радости, не мог врать своему народу.

Вдруг, перекрывая голос аксакала, выкрикнул не сдержавший своей ярости бай Ахмет:

— Ничтожный предатель! Аллах покарает тебя!

Его вопль подхватил Хайрулла, исторгая бессвязные ругательства и проклятия.

Старика Артыкбая не смутили эти оскорбления.

— Эх, Хайрулла! Ты даже в злобе не можешь сказать чего-либо путного. Как был «Ахмак-ку», им и остался, годы не прибавили тебе ума, — и, отвернувшись от баев, аксакал вновь обратился к степнякам:

— Друзья! Мои соплеменники! Нам нужно покончить с родовыми распрями. Теперь вы видите, кто наши враги. Пусть ум и сердце подскажет вам, что делать дальше.

Аксакал отошел от стола и демонстративно сел среди самых бедных степняков. После него выступило еще несколько человек, которые рассказали, как прошедшей ночью приспешники баев вынуждали их к немедленной откочевке, сулили за это различные блага, угрожали. Было решено прекратить родовые распри, на собрании выбрали состав аулсоветов и доверенных людей для учета скота баев и их имущества.

Закрывая собрание. Казакбаев объявил о начале конфискации и добавил:

— Эту работу мы начнем сегодня же!

VII

Чуть только заискрились под солнцем умытые росой травы, семья Алдажара вновь отправилась в путь. Дорога предстояла долгая. Ярость и страх подгоняли бая. В памяти проносились картины прошлого. Угрюмо в последний раз перед откочевкой он оглядел джайляу, где столько лет был властелином и законодателем. А какие празднества устраивал он здесь! Равных им не видала степь. Лихие скачки, громкоголосые состязания акынов. Певцы, конечно, воспевали его мудрость и богатство. Что же случилось? Почему он, как вор, должен бежать из родных мест?

Алдажар искоса посмотрел на сына. Ладный джигит и светлая голова, но уж очень безразличен ко всему. Способен ли он понять, какие мысли терзают отца? А может быть, думает в такое время о какой-нибудь красавице, о резвых скакунах?.. И какое ему дело, как унижают сейчас его отца? Понимает ли он, что рушится все, освященное веками, что родная земля уходит из-под ног? Неужели его сыновьям, ветвям Кенесары, суждено стать босяками? В бессильной злобе Алдажар в который раз послал проклятие новой власти.

Бай, пытаясь вызвать на разговор сына, завел было речь о своих бывших владениях, но Жаилхан рассеянно слушал рассказ отца. Не дождавшись от сына ни слова, Алдажар гневно отвернулся. Шекер хотела развеселить мужа, но он ответил ей злым взглядом. Она испуганно отпрянула на своей лошади, в сторону.

Младшая жена бая с самого отъезда была подавлена предстоящей встречей с ненавистной байбише. «Проклятая старуха, — убивалась она, — опять судьба сводит нас вместе». Сколько обид, издевательств пришлось вынести ей от Кульнар. На людях Шекер была женой богатого бая, ей завидовали, а на самом деле она была покорной служанкой Алдажар и байбише. Над постелью бая висела камча, и Шекер знала, как быстро он пускает ее в ход.

Почему-то сегодня ее воспоминания были особенно тягостны и не давали покоя. Как счастлива она была в своей бедной семье! Стройная, юная, черноглазая девушка нравилась многим джигитам. Но она приглянулась и Алдажару. Богатый калым, недвусмысленные угрозы — все это заставило бедняка отца отдать любимую дочь замуж за бая.

Отпраздновали богатый той, и после этого Шекер уже не позволяли навещать отца. Не раз он подходил к ее аулу, стараясь хоть издали увидеть свою дочь. А ее глаза не просыхали от слез. Но ни отец, ни Шекер уже ничего не могли изменить. Байбише же изощрялась в издевательствах. Так и прошла молодость…

Только недавно отделил Алдажар ее с сыном от старшей жены. Шекер легче было бы отсечь руку, чем снова встретиться с Кульнар. Открылись затянувшиеся было раны, с новой силой захлестнули сердце боль, обиды, ненависть…

Суранши, как и положено слуге, ехал в некотором отдалении от семьи хозяина. Его мучали догадки: «Почему меняем стоянку? Что еще задумал хозяин? Что ожидает его завтра?»

Так, день за днем, с короткими привалами Алдажар со своей семьей продвигались все дальше и дальше по степи. На девятый день пути их караван достиг местности Шихан, простирающейся вдоль бывшего морского дна Мынбулак. Вдоль дороги серебрился на солнце небольшой ручеек.

Солнце клонилось к закату. Подъехав к роднику, Алдажар спешился и объявил, что ночлег будет здесь. Суранши отвел лошадей на полянку, отпустил подпруги и начал готовить ночевку.

Шекер постелила у родника попоны, накрыла их корпеше, положила подушки. Алдажар грузно опустился на разостланное. Жаилхан, собрав сухих сучьев и веток кустарника, разжег огонь. При свете костра Шекер принялась готовить нехитрый ужин. Вскоре закипел самовар, и она, накрыв дастархан, подсела к мужу. Рядом с отцом сел и Жаилхан, а Суранши чуть поодаль. Шекер молча разлила дымящийся чай. Неожиданно Алдажар гневно взглянул на сына и заговорил:

— Мы едем уже девять дней по земле наших предков. За все это время я не услышал от