Усмешка тьмы - Рэмси Кэмпбелл

Я скармливаю переводчику еще несколько абзацев – на случай если они могут поведать что-то еще о Табби. Эстель Монтре полагала, что именно Табби вдохновил Фрица Ланга на создание образов Калигари и Мабузе – безумцев, балансирующих между шутовством и жестокостью; сам Ланг якобы отзывался о Табби как о «единственном настоящем комике всех времен и народов». Отсюда следовала довольно сомнительная гипотеза, что «фильмы ужасов – это чистейшая форма комедии». Братья Маркс и Три балбеса, по мнению Монтре, выглядели «жалко» в сравнении с Табби. Вся эта субъективщина никак не могла помочь мне в моем исследовании. Да и ценность самого первого фрагмента была сомнительна. Внимательно сверяя оригинал и перевод, я пришел к выводу, что «двадцать фильмов, изнасиловавших все, что даже Сеннет хранил в храме» – это всего лишь «двадцать фильмов, перевернувших стандарты Сеннета с ног на голову», а «тихий смех» – на деле «беззвучный смех». О каком Мастере шла речь в последнем предложении, я так и не понял – похоже, текст книги был рассчитан на куда более информированного читателя, чем я.

И все же была одна зацепка. Отработать ее я отправился на сайт Британского совета по классификации фильмов.

В те времена, когда Совет являл собой инструмент жесткой цензуры, не одна комедия пострадала от его ножниц. Сокращен был один фильм Бастера Китона, два фильма Гарольда Ллойда, три фильма Чаплина, четыре – братьев Маркс, целых пять – с участием Лорела и Харди. Но Табби Теккерей отличился особо: зацензурены были не только «Табби и полные штаны проблем», «Табби смотрит в телескоп» и «Табби читает мысли» – вообще всем двадцати фильмам с его участием отказали в сертификации.

Я решил, что добавлять информацию о Табби на «Интернет Муви Датабейз» я буду только после выхода книги, но сейчас у меня есть иная причина наведаться на сайт. Читая информацию на странице Вилли Харта, я заметил, что в ссылках на источники был упомянут контактный электронный адрес его агента. Набросав для него несколько вопросов касательно загубленной репутации дедушки, Оруэлла Харта, я отправил письмо и вернулся на страницу о Табби. В моем треде появился ответ от Двусмешника.

Вообщще не поннимаю, что за чушшь несет эта ОШИБКА В ОПИСАНИИ, если это вообщще она. Ее/ (его?) постов я вообщще здессь никогда не видел, по крайней мере под ником Айви Монсли. Давайте все подождем, пока Айви прочтет заголовок в верхней части страницы. Заголовок глассит: Т.а.б.б.и. и е. г.о. в. ы.в.о.д.о.к. «Тройняшки», конечно, подраззумевают цифру три, но так обычно говорят о детишшках, а в фильме они никакие не детишшки. Эй, может быть, именно поэтому в названии нет ни слова о тройняшшках. Может быть, ОШИБКА В ОПИСАНИИ и фильм-то никакой не видела. Может быть, ей стоит большше никогда не писать на этом сайте и не тревожить людей, которые знают что-то о ффильмах.

Не думаю, что этот пост заслуживал чего-то большего, нежели смешка в ответ. Если Двусмешник распространяет дезинформацию о Табби – что ж, это делает мою книгу только полезнее. Тихонечко – из страха, что Джо захочет узнать, чего это я веселюсь, – я хихикаю в ладошку. Тут внезапно звонит мой мобильник.

– Это университет? – требовательно спрашивает мне прямо в ухо мужской голос.

– Нет, простите.

– В прошлый раз мне ответили, что да, – прежде чем я успеваю возразить, следует новый, еще более недоуменный по тону вопрос: – А как, вы сказали, вас зовут?

– Я не говорил, но – Саймон Ли Шевиц.

– Ну, вот так вы и сказали. Человек из университета. Так зачем вам я?

Теперь я узнаю его. Я слышал его голос на автоответчике и на кассете с «Золотым веком юмора», только теперь он кажется старше.

– Мистер Трейси? Спасибо, что позвонили. Я видел составленный вами киноальманах, «Золотой век юмора». Хотел бы поговорить с вами о Табби Теккерее, если у вас найдется время.

– Поговорить, значит, – его ланкаширский акцент проявляется все больше и больше по мере разговора. – А вы сказали, будет интервью.

– А что вы предпочитаете?

– А за что больше заплатят?

– А на сколько вы рассчитываете? – с удовольствием пасую я.

– Не думайте, что у меня куча свободного времени, – предупреждает меня Трейси, хотя я ничего такого и не утверждал. – У меня и моего проектора все расписано на месяц вперед. Есть еще люди, которые хотят смотреть старые фильмы не по телевизору, да и все равно, для телевизора такое кино не предназначено, – видимо, осознав, что это несколько противоречит его участию в создании кассеты «Золотой век юмора», он добавляет резко: – Три сотни – вот моя цена, на одно утро.

– Меня устраивает, – говорю я. – Мое издательство покрывает такие расходы.

– Вам придется прийти ко мне.

Говорит он таким тоном, будто предупреждает меня не совершать глупостей.

– Когда вам будет удобно?

– Завтра. Для вас будет лучше, если вы застанете меня в хорошем настроении. Вся неделя у меня загружена приватными кинопоказами.

Эти его слова – определенно повод спросить:

– Будете показывать фильмы Табби Теккерея?

– Не думаю, что это старье подходит для детских утренников.

– Почему бы и нет? Тот фильм, что включен в ваш альманах, довольно смешной. Он у вас один? Или удалось раздобыть еще?

– Наш разговор не записывается? Это же не часть интервью?

– Нет, я просто интере…

– Наш разговор не записывается, – это не просто утверждение, это что-то вроде приказа. – Оставьте все вопросы на завтра. И да, готовьте деньги.

– Могу я хотя бы спросить, какой фильм Табби попал в ваш альманах?

– Из нашего разговора мне показалось, что вы смотрели его. Там же все сказано.

– На моей кассете проблемы со звуком.

– Если вы знаете хоть что-то о Табби, вы сами догадаетесь.

– Ну, я решил, что это «Ужасные тройняшки».

– Ну и зачем тогда спрашиваете? – его голос звучит подозрительно. – А где вы вообще раздобыли эту кассету?

– Заказал в Интернете через вторые руки. Если бы я знал раньше, как выйти напрямую на вас, купил бы у вас. Кстати, можно?

– А зачем вам?

– Я стер нужную мне часть записи. Не спрашивайте как.

– На меня не рассчитывайте. Вы – единственный обладатель кассеты, которого я знаю.

Трудно поверить, что у него не сохранилась копия.

– Почему же она такая редкая?

– Спросите мудаков, выпустивших фильм. Они вляпались по уши, издав кое-какой незаконный контент.

– По-моему, к «Золотому веку юмора» это не относится.

– Они просто не снизошли до получения сертификата, вот «Век» и попал под раздачу вместе со всем остальным. Они сдали все свои архивы полиции и даже не воспользовались услугами адвоката. Перепугались, что он влетит им в копеечку, – усмехнувшись, Трейси добавил: – Да, не впервые у старика Табби проблемы с законом.

– А когда…

– Бесплатных слов я наговорил достаточно. Слышали? Потерпите до завтра. Я встречу вас на станции, если назовете точное время. Не путайте рамс.

– Простите, что?

– Не путайте рамс, сыщите-ка Мамс, – выдал он с нервическим смешком, слившимся с трескотней помех в трубке, и оставил меня наедине с моим недоумением.

Я поискал в Интернете расписание поездов – и уловил шутку. Чарли, видимо, ссылался на станцию с названием Олдхэм Мамс. Добраться туда из Эгхема можно за шесть часов, сделав пять пересадок. Пожалуй, все-таки надо было научиться водить машину. Наверное, подростком я бы сдал на права, вот только задача оказалась куда сложнее и ответственнее компьютерных гонок, в которые я тогда постоянно играл. Я звоню Трейси, чтобы сказать, что буду после часа дня, но он либо куда-то ушел, либо просто не берет трубку.

Проинформировав автоответчик о своих планах, я возвращаюсь к своему треду на «Муви Датабейз».

Прошу покорнейше извинить меня за то, что приходится ссылаться на факты, но составитель «Золотого века юмора» подтверждает мою правоту.

И да, мое имя – не ОШИБКА В ОПИСАНИИ. Это даже не мой ник.

Не слишком ли язвительно? По сравнению с коленцами Двусмешника – очень даже скромно. Поэтому я отправляю сообщение. Я не рассчитываю на его скорый ответ, но если он снова встрянет, мне останется только припечатать его своей книгой. Он и так отвлек меня от работы. Но завтра у него этот фокус не пройдет. Пусть зубоскалит в одиночестве.

10: Торфяники

В электричке мне выпадает сомнительная честь сидеть напротив какого-то долговязого подростка, который на протяжении трех часов залипал в игру на своем ноутбуке. У него такие длинные ноги, что его коленки упираются в мои. Я пытаюсь отвлечься на пейзаж за окном, но в сером безликом небе нет ни капельки утешения. Дорога выглядит настолько однообразной, что я теряю ощущение пространства и времени. На Манчестер-Пикадилли я понимаю, что сыт поездами по горло, и на своих двоих добираюсь через весь город до станции Виктория, торопливо лавируя между спешащими на обед обывателями. На поезд я еле-еле успеваю, запрыгиваю в последний вагон. Под аккомпанемент собственной одышки я, минуя ряды клерков, уткнувшихся в свои экранчики, добираюсь до ближайшего свободного сиденья и бухаюсь на него. Звонит телефон.