Дневник из преисподней - Ирина Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне приснилась тихая ночь и удивительно приятный ветерок, словно наяву, ласкал мою кожу и трепал волосы. Мои босые ноги ступали по мокрому песку и теплые морские волны омывали их. Мне было очень спокойно, словно сон сумел прогнать усталость и горечь, и вернуть мне утраченные силы.
Я всегда любила море и воспринимала его, как живое существо. И сейчас оно возвращало меня к жизни, наделяя энергией и ощущением реальности. Во сне произошедшие со мной перемены, казалось, утратили свое истинное значение, и море наполнило душу покоем, вытеснив полумертвое и сумеречное состояние бреда, в котором я находилась на самом деле.
Но неожиданно все изменилось — резко и внезапно. Меня вырвали из теплой морской воды и бросили в прорубь ледяной и замерзшей реки. И я задохнулась от невероятного обжигающего холода, а затем с трудом выбралась из полыньи, оставляя на льду капли крови от мелких порезов на руках и ногах. И мне не дали возможности отдышаться.
Две серые тени, похожие на огромных собак, внезапно атаковали меня. Призрачные и таинственные, они приближались так быстро, что страх погнал меня к лесу, стоявшему темной полосой вдоль ледяного покрова замерзшей реки. Лапы зверей почти не касались земли, словно они умели летать, и мое сердце разрывалось на части в попытке добавить скорости моим собственным «лапам». Это была самая сумасшедшая гонка жизни и смерти не только в моем сне, но и во всей моей жизни.
Неожиданно я выскочила на дорогу — пустынное асфальтовое шоссе, уходящее вдаль, с обеих сторон окруженное лесом, окутанное мраком и тьмой. Погоня внезапно стихла и наступила тишина, только кровь стучала в висках и оглушительно билось сердце. Губы пересохли, ужасно хотелось пить, и я уже не чувствовала зимнего холода, несмотря на сырую одежду. Но, прислушиваясь к тишине и относительному спокойствию, я все же понимала, что мои преследователи прячутся где-то рядом в кустах окружающего меня леса. Отмечая частью своего сознания, что все еще сплю, другой своей частью я начинала в этом сомневаться, ибо, несмотря на все мои усилия и желание, я не могла проснуться. И тут на шоссе я увидела свет.
Никогда в жизни я так не радовалась свету приближающихся фар. Он показался мне сиянием ангела, спустившегося с небес. Я отчаянно замахала руками, словно боясь, что машина пройдет мимо меня, и мои преследователи доведут дело до конца. Но машина остановилась и дверь, услужливо распахнувшись, пригласила меня в теплый и мягкий салон, приятная атмосфера которого окутала меня и вернула чувства защищенности и уверенности в себе.
В первые секунды сумрачный свет не позволил мне разглядеть лица владельца машины, но мои нейроны уже среагировали и донесли до мозга важную информацию раньше, чем милорд заговорил со мною. Внезапная усталость накатилась на меня вместе с его словами, и я откинулась назад на спинку сиденья, ощущая какое-то мрачное удовлетворение. Машина помчалась по безлюдной дороге, но я не почувствовала ее скорости. Руки милорда, защищенные перчатками, словно броней, практически не управляли ею. Казалось, машина, как живое существо, сама знала, куда и зачем мы направляемся.
Милорд не посмотрел в мою сторону, когда заговорил, и я вдруг поняла, что страх уже не разъедает моего сердца при звуках его голоса:
— Вы испугались моих спутников? Напрасно. Они вполне безобидны, если не пытаться остановить их.
В моей голове, щекоча язык, невольно завертелся встречный вопрос: "Тогда насколько опасны вы? И что произойдет, если я попытаюсь остановить вас?". Но я не сказала этого вслух. И милорд продолжал:
— Я хочу заключить с вами соглашение, выгодное для нас обоих, — произнес он мягким, почти задушевным голосом. — Я живу далеко отсюда, в огромном замке, расположенном на холме. Его стены оплетают лианы, чьи цветы горят, как огни светлячков в темные вечера. Земли, окружающие замок, принадлежат мне, как и люди и звери, живущие в моем мире. Вода в моих реках и озерах прозрачная, как стекло. Она, словно молодое вино, веселит и пьянит одновременно. Мой мир может стать вашим домом, Лиина, достаточно лишь пожелать…
Я смотрела на него, пока он говорил, и мое воображение убаюкивало мои страхи и сомнения. Милорд легко прочитал мои мысли. Я действительно хотела сбежать от собственной боли, но я должна была знать, чем придется заплатить за свое желание. Ничто в этом мире не достается нам просто так и я спросила его о цене:
— Что вы потребуете взамен?
Он очень долго молчал перед ответом, а я видела только белую полосу на асфальтовом шоссе, которую пожирали колеса машины. И ночь за окном наступала на яркий свет фар, пытясь погасить их.
— Мне нужны вы, Лиина, — вы и ваша душа. Я хочу видеть вас, ощущать рядом ваше присутствие, слышать ваш голос. Ваша преданность — цена нашего договора.
Тихие слова падали с его губ, как тяжелые камни, и эхо от их падения отдавалось в моих ушах вместе с биением сердца. А потом он изменил интонации, не дождавшись моего ответа.
— Я подарю вам мир и покой, Лиина. Целый мир за вашу дружбу. Или уничтожу все, что дорого вам сейчас, или станет близким и родным в будущем. Это причинит боль, Лиина, причинит ее наяву, а не во сне, и пути назад не сможет найти никто из нас! — Тон его был не просто угрожающим, он обещал мне боль и потому допустил ошибку.
Ему не следовало так говорить. Угрозы никогда не действовали на меня, напротив, они вызывали ярость, а после пережитой потери я потеряла всякий страх перед другими людьми.
— Никто не смеет указывать мне, как жить и кого считать своим другом! — Голос мой прервался от переполнявшего гнева. Я не просто разозлилась, я потеряла контроль, и мой инстинкт самосохранения на этот раз не сработал.
Рядом с родителями я всегда чувствовала себя защищенной, словно надежный тыл предоставлял мне исключительную возможность побеждать во всем. Когда кто-то имел глупость угрожать мне, пытаясь достичь собственных целей, меня не пугала перспектива прямого конфликта и даже драки. Меня можно было напугать, но запугать было нельзя, особенно с моим обостренным чувством справедливости, которому юный возраст лишь придавал ускорение. И даже после смерти своей мамы, я все еще ощущала то чувство безнаказанности маленького ребенка, которого защищают боги — его собственные мама и папа. Утрата одного из них не привела к страху за свою безопасность,
