Магички - Марта Кетро

В финале надрыв достиг апогея, и все очень смеялись, а на бис Ирина Станиславовна исполнила «А ну-ка убери свой чемоданчик» — так зажигательно, что под конец публика свистела (кто умел) и размахивала боа (у кого было).

А потом совершенно счастливая Алла выскочила на сцену и крикнула:

— Госпел, дамы!

— Даааа! — отозвался зал.

— God wants a yeees! — начала дредатая повариха.

— Yeee!!!

— Oh yeees!

— Yee!!!

— Yes to His will.

— Yesto His way…

Они повскакали со своих мест и пели, раскачиваясь, — женщины в голубом бархате, в переливающейся тафте, в розовых перьях, в белых кружевах и в красных чулках. Лица, подсвеченные снизу, были полны отнюдь не христианского экстаза, и ничего более странного Ольга в своей жизни не видела. «Come what may», — повторила она вслед за хором.

Но когда песня закончилась, она почувствовала, что всё это немного слишком для неё, и осторожно стала продвигаться к выходу.

Неожиданно её окликнула Елена, раскрасневшаяся и необычайно довольная:

— Ольга, вам нравится праздник?

— Очень. — Ольга заметила Жакоба, притаившегося в кружевах. — «Интересная всё-таки мания».

— Это прекрасно.

— Но я бы хотела лечь спать пораньше — пообещала Алле, что утром помогу с уборкой.

— Какая вы! Что ж, до завтра. Занятия в полдень, расписание будет вывешено в столовой после завтрака. И я надеюсь… вам будет у нас хорошо.

— Что ж, я тоже на это надеюсь.

У самых дверей столкнулась с Панаевой.

— Убегаете? — сладко улыбнулась та.

— Да, было чудесно, но я с трудом выношу бурные вечеринки.

— Нет ли здесь херофобии? — обеспокоилась собеседница.

— Что вы, Маша! — удивилась Ольга. — К херам отношусь с большой нежностью, да и какая связь?

Панаева взглянула осуждающе:

— Это боязнь веселья, неужели не знаете?

— Да, действительно, могла бы и догадаться, какое может быть веселье, если боишься… ээээ…

Панаева фыркнула, резко развернулась, подхватив голубой шлейф, и отошла.

Ольге стало неловко от собственного казарменного юмора, и она поспешила уйти.

Доставая из посудомоечной машины последнюю порцию тарелок, Ольга обдумывала вчерашние события. За два предыдущих дня она успела привыкнуть к приглушённым тонам обстановки и разговорам вполголоса, оттого ночное разноцветье с пением и танцами казалось сном, и теперь она пыталась понять — дурным или хорошим. Такие случались перед месячными и в полнолуние — яркие, тревожные, после которых просыпаешься усталой, с напряжёнными мышцами икр, будто всю ночь то ли гналась, то ли убегала. Вспомнила, что бледная луна, которую вечор успела заметить, действительно, круглела.

К завтраку вышли только помятые ученицы и кандидатки, видимо, дамы питались отдельно. А жаль, Ольге было безумно интересно рассмотреть их лица без косметики и хмельного воодушевления.

Покончив с едой, все остались на своих местах: ждали Елену. Она явилась в одиннадцать и прикрепила на доску объявлений несколько листочков.

— Позже, когда заработает сеть, я выложу эту информацию в открытый доступ для каждой из вас. — Наступило первое сентября, и Елена чуть изменила тон, отойдя от клана «девочек» и приблизившись к учителям.

Все, даже строгая Алла, снова спрятавшая дреды под платок, сгрудились возле расписания, регламентирующего их жизнь на ближайшую пару месяцев. Прочитав названия предметов, Ольга не поверила глазам, заподозрив, что так и не проснулась: «Альтернативная история литературы», «Мифотворчество и создание миров», «Героика и пафос», «Сексуальность автора — сексуальность текстов», «Позитивное мышление — залог продаж»…

— Что за блядский тренинг личностного роста?! — чересчур громко сказала она.

— Эй, спокойно, — ответила ей Панаева, — сначала посмотри, кто читает.

Ольга проглядела список преподавателей — да уж, кажется, в нём перечислены чуть ли ни все звёзды русскоязычной женской литературы. Многих она вчера не узнала в лицо, но имена говорили сами за себя. Пожалуй, из их уст даже кулинарная книга прозвучит откровением.

К ней приблизилась Марго, которая была сегодня ещё бледней и нелепей обычного, но хорошо хоть без пластыря. Протянула клетчатый листок, выдранный из молескина:

— Пароль. Будет прекрасно, если вы… эээ, дорогая, до занятий попытаетесь подключиться к локалке. Встретимся в классе, коли возникнут трудности — прихватите ноутбук. На первом уроке традиционно присутствуют и ученицы, и кандидатки, а так у нас разные уровни обучения, будем редко встречаться.

«Отличная новость», — подумала Ольга, но не сказала.

Трудностей не возникло, но на лекции она всё равно сидела с компьютером — уже давно разучилась писать от руки, точнее, записать умела, но потом совсем не могла разобрать то, что получалось.

Перед началом в класс вплыла Рудина в сопровождении невозмутимой Елены. Несколько опухшая после вчерашнего, директриса сдержанно пожелала всем «успехов и трудолюбия, трудолюбия и успехов» и неловко вышла. Ольга отметила пристальный взгляд Елены, устремлённый в спину начальницы.

Курс открывала «Альтернативная история», которую читала маленькая и ужасно умная Хмельницкая. У неё оказалась ехидная живая мимика и хриплый голос.

— Первым долгом я должна сообщить вам пренеприятнейшее известие: великой русской литературы не существует. — Она сделала эффектную паузу. Сашка не растерялась и выронила из рук толстенький блокнот, упавший в наступившей тишине с тяжелым стуком. Вообще, эта жареная новость ведома любому филологу, но следовало подыграть. Хмельницкая с удовольствием кивнула:

— Да, да, да, вам придётся переварить эту шокирующую информацию, прежде чем я продолжу. Забудьте всё, что вам вбивали в головы в школьные годы: литература наша молода, дика и необузданна, она вовсе не источник мировой духовности, как нам приятно было бы думать. В то время как в Европе писали романы, у нас едва зарождалась культура текста. В середине шестнадцатого века во Франции появился «Гаргантюа и Пантагрюэль», а у нас «Пётр и Феврония». Всерьёз к нашей прозе стоит относиться только с середины девятнадцатого.

— А Пушкин? — тоненько пискнула Сашка.

— А Пушкин — наше всё, — успокоительно покивала Хмельницкая, — но мы говорим не об отдельных гениях. Поймите, я не собираюсь вас переучивать, вы более или менее прослушали литературоведение в институтах. Я лишь хочу изменить точку зрения на общеизвестные факты. Мы будем изучать прежде всего развитие женской литературы. Которая, кстати сказать, в России набрала силу лишь в конце двадцатого века. Почему — это нам предстоит выяснить. Вы привыкли думать, что история творчества — мужская история, но мы начнём исследование с Сапфо, основавшей женскую школу искусств. Все знают, чем она и её девочки занимались на острове Лесбос… Секс — удивительный инструмент манипуляции общественным сознанием. С одной стороны, это сильнейший магнит, с другой — идеальное средство маскировки. Всех волнуют горячие подробности, но мало кого интересует что-то, кроме них. Если бы Мать, — Хмельницкая явственно произнесла это слово с большой буквы, — Сапфо беспокоилась о своей репутации в веках, ей следовало избрать другое прикрытие. Но ей было важно сберечь тайну, и она её надёжно спрятала. В древнегреческой культуре процветала идея об идеальном государстве, и женские школы кочевали по городам-утопиям, которые неизменно рушились под натиском варварского мира. В конце концов Матери Ордена поняли, что мы не сможем подстроиться под законы мужского общества. Следовательно, мы должны его изменить. Но прошли столетия, прежде чем их замысел начал воплощаться. На наших занятиях мы поговорим о том, как женщины пронесли свои секреты сквозь самые тёмные века, пережили охоту на ведьм, которая была вызвана в немалой степени тем, что тайну в полной мере сохранить не удалось. Затем перейдём к периоду нашего Возрождения, начавшегося с конца восемнадцатого века. Имена Джейн Остин, сестёр Бронте, Жорж Санд наполнятся для вас новым смыслом. Уже в двадцатом веке Натали Бэрни основала в Париже вполне легальную «Женскую академию» для писательниц. Она говорила, что война — детище мужчин, а женщины — матери жизни, и кажущаяся простота этой мысли не должна вас обманывать. Вы узнаете о том, как сердце Ордена перемещалось по всему миру и почему оно оказалось здесь. Изучите иерархию, напрямую связанную со структурой алфавита. Вы поймёте, как женщины стали властительницами умов, почему самые талантливые наши сёстры занимаются, например, сказками, почему Линдгрен, Янсен, Роулинг предпочли работать с детским сознанием, и что станет с поколением, чьи литературные герои созданы женщинами.

Хмельницкая помолчала.

— Но, дорогие мои, это будет только вводный курс. До Дня Клятвы я изложу вам лишь забавную конспирологическую теорию, полную натяжек и умолчаний. Если вы пожелаете вынести её за пределы Ордена, вас засмеёт любой мало-мальски культурный человек. Ни одного скрытого факта, ни одного документа, ничего серьёзного. Это делается для того, — она весело улыбнулась, обведя взглядом аудиторию и задержавшись на ошеломлённых кандидатках, — чтобы, если вы вдруг передумаете вступать в Орден, нам не пришлось вас убивать.