Тит. Божественный тиран - Макс Галло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17
Мне хорошо запомнился наше плавание.
Я нашел Иоханана бен-Закая сразу, как только мы вышли в открытое море. Он стоял на носу, вцепившись в канаты высоко поднятыми руками, и напоминал распятого. Я встал рядом. Устремив лицо к небу, он не смотрел на меня. Ветер откинул его волосы назад, и его костлявый профиль четко выделялся на фоне моря. Этот хрупкий с виду человек обладал недюжинной волей.
Когда мы поднялись на судно в Остии, я заметил группу мужчин, женщин и детей. Они сидели на палубе, прижавшись друг к другу. Большинство из них скрывали свои лица, одни — уткнувшись головой в колени, другие — набросив на голову покрывала.
Я вопросительно посмотрел на Иоханана бен-Закая.
— Мой народ гордый, — он указал на эти сгорбленные тела. — Вы же обратили его в рабство. Он побежден.
Он шел медленно и останавливался перед каждым из этих евреев, которых он только что выкупил у торговцев, вернувшихся из Галилеи и Иудеи.
— Тех, кого не убили, вы заковали в цепи и надругались над ними! — добавил он.
В Риме цены на еврейских рабов стремительно падали, но их было так много, что еврейская община не могла выкупить всех.
Бен-Закай выбрал самых молодых.
— В Александрии, — сказал он, — когда ветер подуете севера, они почувствуют знакомые запахи Идумеи, Иудеи, Самарии и Галилеи. Они окажутся в нескольких днях ходьбы от Иерусалима.
Он направился к носу судна, и я пошел за ним. Италия превратилась в маленькую черную точку на горизонте. Капитан заверил, что, подгоняемые восточным ветром, мы доберемся до Александрии за шесть или семь дней.
Сначала Иоханан бен-Закай не обращал на меня внимания. Он молчал, а потом, внезапно, будто продолжая только что прерванный разговор, сказал:
— Я молю Бога, чтобы пророчество Иосифа бен-Маттафия сбылось, чтобы Веспасиан стал императором Рима. Он жил среди моего народа. Он преследовал его и победил. Но ни он, ни Тит не презирали нас. Они признают, что мы — храбрый народ который сражается за свою родину и свою свободу. Так сказал Тит, и вам наверняка известны эти слова.
Наконец он повернулся ко мне.
— В Александрии я со всем посольством отправлюсь к наместнику Египта. Я знаю Тиберия Александра. Он еврей по рождению, хотя и забыл свои корни. Он знает о нашем влиянии и богатстве. Я скажу ему: необходимо, чтобы легионы выступили за Веспасиана и отказались поддержать Вителлия.
За минуту до того, как покинуть Остию, мы узнали, что войска Вителлия уже превратили Рим в огромный военный лагерь.
Каждый дом был полон вооруженных солдат. Они пришли из холодных и суровых земель Германии и обнаружили здесь золото и серебро первого города мира. У них была сила, одной рукой они сжимали меч, а другой жадно захватывали все, чем прежде владел Рим.
Сам Вителлий начал пить и устраивал бесконечные застолья. Завтрак, обед, одно буйное пиршество сменялось другим, и так каждый день. Он не гнушался даже объедками. На его пирах уже было съедено две тысячи рыбин, семь тысяч птиц, он пожирал печень рыбы скара, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго, молоки мурен. Он проглатывал пищу, а потом изрыгал ее обратно. Его взор был затуманен вином, и он приказывал казнить всех без разбора. Прожорливый и жестокий, он лично присутствовал на казнях.
— Веспасиан должен стать императором, — повторил Иоханан бен-Закай.
Он склонил голову набок, а я вспомнил о распятых — после того как они испускали дух, их головы безвольно падали на грудь.
— Вы возьмете Иерусалим и разрушите Храм, — с горечью добавил Иоханан бен-Закай.
Он выпрямился, стараясь удержать равновесие. Волны так высоки, что иногда заливали палубу и обдавали нас брызгами и пеной.
— Мой народ выживет, если Веспасиан, а вслед за ним Тит станут императорами Рима. Римские легионы могут проломить городские стены и разрушить башни, но не смогут убить нашу веру. Вы — наказание, которое посылает нам Господь за наши ошибки. Он хочет покарать нас за то, что мы казнили и убивали друг друга.
Я вспомнил Торания, христианина, обвинявшего еврейских священников в смерти Христа, который был распят потому, что те выдали его римлянам.
— Этот бог, Христос… — пробормотал я.
— Он один из нас, сын нашего народа, — ответил Иоханан бен-Закай. — Один из тех, кто пал жертвой наших братских войн. Каин убил Авеля, а ведь они были братьями. Это несчастье, проклятие, которое преследует нас. Но сколько других людей, кроме христиан, стали жертвами нашего безумия!
Он говорил восторженно, как никогда раньше. Его дочь присоединилась к зелотам в Иерусалиме, сказал он. Он знал Элеазара и Иоханана бен-Леви, которые возглавляли их, хотя и соперничали между собой. Они храбрые люди, но жестокие и порочные.
— Зелоты разоряют и убивают, насилуют женщин и грабят, — с жаром говорил Иоханан бен-Закай. — Их трофеи запятнаны кровью. Они бесчестят женщин, чрезмерно холят своих лошадей, носят женскую одежду, обливаются благовониями и подводят глаза. Они не только предаются порокам, но также одержимы жестокостью и жаждой убивать.
Бен-Закай выпрямился, его пальцы еще крепче вцепились в канаты.
— Они живут в Иерусалиме как в доме разврата. Они оскверняют город своим непристойным поведением! — сказал он с ненавистью и надолго замолчал. Возможно, он молился. Потом он рассказал мне о Симоне Бар-Гиоре, сопернике Элеазара и Иоханана Бар-Леви, столь же жестоком, как они. Зелоты захватили Храм, а войска Симона — Нижний и Верхний город. Жители открывали им двери, даже не представляя себе, на какую жестокость способны те, кого они встречали как освободителей.
— Мужчины Симона Бар-Гиоры воруют и насилуют. Евреи убивают друг друга, не думая о римских легионах. Вот почему Бог наказал нас. Все наши города, за исключением Геродиона, Масады и Махерона, в ваших руках. Я узнал, что Хеврон, город нашего предка Авраама, откуда его сыновья покинули, чтобы отправиться в Египет, обращен в пепел военным трибуном Веспасиана. Он зарезал всех жителей города. У нас остается только Иерусалим. Но как он может избежать Божьего наказания, если погряз в преступлениях, разврате и предательстве?
Он неожиданно обернулся ко мне.
— Моя дочь Леда в Иерусалиме, я тебе уже говорил, Серений. Спаси ее, если это угодно Богу!
И он снова повис на канатах, вытянув руки, будто распятый на кресте.
18
Бен-Закай уходил. Я хотел последовать за ним, но меня удержал военный трибун, который встречал меня.
— Пусть этот еврей идет, — сказал он. — Тебя ждет Тиберий Александр.
Я попытался возразить, но Иоханан бен-Закай устало улыбнулся.
— Я римский гражданин. — Он посмотрел на трибуна. — Но я еврей. Для тебя и твоего префекта Тиберия я ведь не настоящий римский гражданин, не так ли?
Он увлек меня на несколько шагов в сторону.
— Одному лишь Богу ведома цена человеческой жизни. Тот, кто забывает об этом, — ничтожный человек, — сказал он, сжимая мою руку. — Для меня важно, Серений, то, что ты думаешь обо мне. Ты римский всадник, истинный римлянин, ты близок к Веспасиану и Титу, но важно лишь одно — я чувствую, как в тебе зарождается вера. Бог поселится в твоей душе!
— Я верю в Христа, — сказал я. — Это не твой бог, Иоханан бен-Закай.
— Бог есть Бог, — просто ответил он.
Он направился к главным улицам, которые начинались у набережной. Он широко шагал, сильно размахивал руками, будто брал разбег для прыжка. Еврейские рабы спешили за ним шумной и возбужденной толпой. Они снова были на своей земле, снова чувствовали ветер пустыни, острый, сухой, обжигающий, который так часто дул в Иудее, Идумее и Галилее. Они вернулись домой.
— Ты решил приехать к нам вместе с евреями, — такими словами встретил меня Тиберий Александр, когда я явился к нему во дворец.
Он долго смотрел на меня глубоко посаженными глазами, пылавшими как черные угли на его костлявом лице. Тем же утром Тиберий Александр принял гонца из Рима, выехавшего из Остии позже меня. Он указал на таблички для письма и свитки, в которых были описаны последние события.
Сенат провозгласил императором Вителлия, и тот совершил поминальные жертвы по Нерону, устроил празднество, напоминавшее пиры императора-актера. Плебс бурно приветствовал певцов, музыкантов, игравших на кифарах, и восторженно ревел, глядя на мучения несчастных, брошенных на растерзание диким зверям.
Тиберий Александр отпихнул таблички и свитки, и они упали на землю.
— Я знаю Вителлия, — начал он. — Посмотри на его живот, на его губы, и ты поймешь, кто он. Он глотает пищу, не жуя. Его рот — как сточная канава. Он еще более продажен и труслив, чем Нерон. Если он будет править, все враги Рима, которых мы победили и подчинили себе, поднимут головы. Евреи, Серений, сделают это первыми, а их примеру последуют галлы, германцы и парфяне. Мы никогда не возьмем Иерусалим, и нас прогонят из Иудеи и Галилеи.