Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2, том 2 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Демирский так быстро согласился на поездку Бориса в Шкотово вот почему. Каждый вечер, пожалуй, кроме первого, после ужина десятники укладывались на свои постели, и так как делать было нечего, то принимались разговаривать. Первое время Борис читал вслух рассказы Чехова –единственную книжку, которую он захватил из дома, но она скоро кончилась. А осенние вечера были длинными, спать не хотелось и невольно тянуло к разговору.
После настойчивых просьб Василий Иванович рассказал Борису о своей нелёгкой партизанской судьбе, о гибели от рук белогвардейцев его молодой жены, о том, как он сам чудом избежал смерти в Каппелевском застенке, и о многом-многом другом.
Демирский был родом из-под Хабаровска, с детства рос в лесу, отлично знал Уссурийскую тайгу. Он был хорошим охотником, и когда его, в числе нескольких других коммунистов, губком партии направил в Дальлес для укрепления аппарата этого учреждения, как тогда практиковалось, он категорически отказался от какой-либо работы в конторе, ссылаясь на свою малограмотность, настоял на том, чтобы его направили на какой-либо участок простым десятником.
Борис тоже вкратце рассказал свою историю. Но как-то так получилось, что основная часть его рассказа была сосредоточена не на его прошлой жизни, богатой всевозможными событиями, о которых мы теперь достаточно подробно знаем, а на его переживаниях в настоящее время. Естественно, что главное место в этом рассказе было отведено Кате Пашкевич. Со свойственным ему легкомыслием Борис обрисовал дело так, что будто бы не только он сам без ума от Кати, но и она испытывает к нему такое же чувство.
Конечно, он, как всегда, прихвастнул: о Катиных чувствах ему ничего не было известно. Она, хотя в последнее время и вела себя с ним более свободно, держалась на довольно дружеской ноте, но, очевидно, это было не следствием какого-то чувства к нему, а, скорее, лишь тем, что женским чутьём она поняла силу его любви и своей власти над ним и, как любая девушка или женщина, была не прочь эту власть испытать.
Борис отлично понимал, что до момента, когда его по-настоящему полюбят – расстояние ещё очень велико. Однако, он сам ею был переполнен, она постоянно стояла в его глазах. Образ Кати, её силуэт, её блестящие холодноватые глаза и насмешливая улыбка тонких губ как будто постоянно присутствовали здесь, при нём.
Невольно поэтому, рассказывая о себе, Борис не мог не показать всю глубину и огромность своего чувства. Демирский же, будучи, видимо, натурой, суровой только внешне, в глубине души сочувствовал парню и понимал его желание как можно чаще видеть ту, которой были полны его думы.
С самыми радужными надеждами ехал Борис в Шкотово. Дорога, вся в рытвинах и колдобинах, покрытая ещё неглубоким снегом, для поездки на телеге была неудобна, и как ни спешил Мамонтов, в Шкотово они приехали, когда уже совсем стемнело.
Между прочим, дорогой Мамонтов рассказал своему спутнику, что добраться в Шкотово можно и пешком или на лыжах – это будет быстрее, чем на лошади: нужно двигаться прямо по хребту, и дорога сократится почти вдвое.
– Для этого, – говорил он, – надо забраться на хребет, откуда начинается вырубка и, не спускаясь с него, ехать на восток. Вёрст через 10 очутишься как раз на вершине той сопки, которая находится за школой. По ней спустись, и пожалуйста – ты в Шкотове.
Борис, конечно, учёл это совет и в дальнейшем не раз им пользовался.
Домой он заявился, когда семья уже была в сборе. Все ему очень обрадовались, а когда он выложил на стол козлиную ногу и сказал, что это их охотничий подарок, ребята подняли крик от радости. Конечно, Борис умолчал, что к этому трофею он, собственно, никакого отношения не имел, и все похвалы принял как должное.
После хорошего домашнего обеда, который Борис проглотил с завидным аппетитом, обсудили вопрос об организации дальнейшего питания «лесников». Борис рассказал, что у Демирского погибла жена, и что тот сейчас совсем одинок, и Анна Николаевна поняла, что им надо помочь.
– Хватит вам питаться непрожаренной козлятиной да рисовой похлёбкой (Борис не утерпел, рассказал маме о своём ежедневном меню). Нужно организовать что-нибудь посущественнее.
Решили наготовить для них пельменей. Яков Матвеевич немедленно побежал к знакомому мяснику-китайцу, принёс огромные куски отличной говядины и свинины, а мама тем временем замесила тесто, и вскоре вся семья сидела и лепила пельмени. Складывали их на противни и выносили на улицу. Мороз к вечеру усилился, и пельмени замерзали быстро. Дружной работой часам к 8 вечера изготовили около тысячи штук, заморозили их и ссыпали в большой мешок, который отец вынес на улицу и привязал к росшему под окном боярышнику.
Глава третья
Всё это время Бориса преследовала мысль: как бы увидеть Катю? Но сколько он ни думал, ничего придумать не сумел. Люся рассказала, что в этот день в клубе ничего нет, и поэтому ходить туда бесполезно. И всё-таки, как только удалось освободиться от пельменей, Боря шмыгнул на улицу.
За полчаса он побывал в избе-читальне, сельсовете и железнодорожной станции – Кати Пашкевич и даже тех её подруг, которых он мог бы попросить вызвать её на улицу, он не встретил. Ещё некоторое время он побродил около Катиного дома, посидел на скамеечке около аптеки, которая размещалась в одном из домов Пашкевичей, но Катю так и не увидел. Грустный, поплёлся Боря домой. В кухне на его кровати уже была постлана постель, а на столе стояло молоко, хлеб и кусок жареной козлятины. Есть ему не хотелось, он сел на постель и, уставившись на тусклую электрическую лампочку, висевшую где-то под потолком, задумался.
В таком виде его и застала мать. Несколько минут она молча наблюдала за сыном, затем подошла к нему, села с ним рядом на кровать, обняла его за плечи:
– Ты, сын, о чём задумался? Что-нибудь случилось?
Борис очнулся от своей задумчивости:
– Да нет, мама, ничего, это я так…
– Как это – так? Влюбился, что ли, опять в кого-нибудь? – улыбнулась Анна Николаевна.
Борис встал и заходил по кухне:
– Ну
