Пиранья. Бродячее сокровище - Александр Бушков

– Действительно, ничего интересного, – согласилась Энджел. – Жаль.

– Хочешь, расскажу, как я однажды видел в Желтом море морского змея?

– Не хочу, – сказала Энджел. – Во-первых, из морского змея нынче не выжмешь приличной сенсации, а, во-вторых, ты, по лицу видно, это только что выдумал...

– Ну, мне же хочется произвести на тебя впечатление, – сказал Мазур. – Честное слово, ты обалденная девочка, зубы сводит...

– Спасибо за комплимент, – прищурилась она. – Особенно ценный в устах моряка, повидавшего, бьюсь об заклад, столько экзотических женщин в разных далеких портах... Интересно было, а?

– Уж это точно, – без улыбки сказал Мазур.

И вспомнил самую экзотическую свою красотку – очаровательную Мэй Лань, змею подколодную, вспомнил ночную рукопашную на палубе того суденышка, когда в нем впервые вспыхнула нешуточная боязнь не одолеть... Ах, какая женщина, лютому врагу б такую...

– Вспомнил что-то интересное? – тут же прицепилась Энджел.

– Да нет, – сказал Мазур, торопливо отгоняя крайне неприятные воспоминания. – Сплошная ерунда... Ничего интересного нет в этих экзотических красотках...

– Потому, наверное, что это были сплошь проститутки?

– Ну что ты, – сказал Мазур. – Вовсе не сплошь...

Он не стал рассказывать, что во времена, казавшиеся сейчас седой древностью, у него на одном экзотическом островке была самая что ни на есть законная по тамошним порядкам жена, всецело подходившая под определение «экзотическая красотка». И с легкой грустью поймал себя на том, что никак не может вызвать в памяти лица своей недолгой благоверной, даже имя всплыло из глубин с превеликим трудом...

– Знаешь, а я пришла покаяться, – сказала Энджел вдруг.

– Ну да? – с интересом спросил Мазур. – Я, конечно, не священник, но постараюсь принять вашу исповедь, дочь моя... Вот, к примеру, сколько у вас было...

– Подожди, – прервала она. – Я серьезно. Каюсь, каюсь... Мне тут пришла в голову мысль, как тебя использовать. Убери с физиономии похотливую ухмылку, я не о том... В общем, мне не особенно нужен шофер или носильщик...

– Мне тоже это в голову пришло. Тогда? Я на что угодно готов по причине лютого безденежья, разве что в рабство на плантации не согласен...

– Успокойся, – сказала девушка. – Рабства даже здесь давно уже нет. Видишь ли, все дело в том, что мне позарез нужен... точнее говоря, нужна импозантная вывеска.

– Интересно, – сказал Мазур. – И главное непонятно пока что.

– Ничего сложного, ты быстро поймешь... Понимаешь, нравы тут специфические. Здешние мужики, все поголовно, крутые мачо – и не важно, по-настоящему, или просто полагают себя таковыми. Дело даже не в долгом владычестве хунты, а в вековых традициях. Только мужчина имеет право на серьезную профессию, а женщина, особенно молодая, на каждом углу сталкивается с тем, что к ней относятся совершенно несерьезно. Не принимают всерьез, хоть ты тресни. Меня предупреждали, но я не придала значения. Оказалось, чистая правда... Короче говоря, мне чертовски трудно работать...

– Не принимают всерьез...

– Вот именно, – сказала она сердито. – А если учесть, что вскоре предстоит очень важное интервью, на которое мой шеф возлагает большие надежды...

– Сенсация?

– Ну, как сказать... В каком-то смысле. Интервью с главарем местных повстанцев.

– Ого! – сказал Мазур. – А как тебе удалось...

– Господи, это не трудно. Эта публика спит и видит, как бы оказаться перед телекамерами – в точности как наши кинозвезды. Но когда к нему заявится не импозантный ведущий с красивой сединой, а молодая женщина...

– Не получится серьезного разговора, а? – понятливо подхватил Мазур. – А значит, и хорошего репортажа...

– Правильно.

– Все равно не врубаюсь, – сказал Мазур. – При чем тут импозантная вывеска в моем лице?

– Господи, это же так просто! – с досадой сказала Энджел. – Я куплю тебе приличный костюм – тут есть местечко, где можно взять весьма неплохой за какие-то полсотни баков. Для пущей важности наденешь очки – с простыми стеклами, но в красивой оправе... Это тыбудешь американским репортером, ясно? А я – не более чем скромной переводчицей. Звезда американского телеэкрана и девчонка-переводчица... Ну, сообразил наконец? Разумеется, я тебя предварительно как следует вышколю, выучишь вопросы – на случай, если он захочет говорить по-английски, он как-никак учился у нас в Штатах, чуть ли не в Принстоне... Усек?

– А это безопасно? – спросил Мазур. – Черт их знает, этих партизан. Дикий народ...

– Глупости. Партизаны во всем мире обожают журналистов. Я была и в Африке, и в Юго-Восточной Азии, везде одно и то же, а здесь, вдобавок, следует делать поправку на Латинскую Америку с ее любовью к театральным эффектам, здесь журналистов обожают в квадрате.

– А Дик?

– Дик – оператор, ему камеру держать... Ну?

– Ох, не знаю... – сказал Мазур с сомнением. – Нам что же, придется переться в джунгли?

– Зачем? Они сами предпочитают большую часть времени жить с комфортом где-нибудь в городе. Не знаю всех подробностей, но ручаться можно, что у здешнего команданте куча конспиративных квартир в той же Ла-Бьянке, где он главным образом и обитает – с кондиционером, набитым напитками холодильником и смазливыми товарищами по нелегкой борьбе женского пола. Если все будет в порядке, завтра должен объявиться связной... Говорю тебе, это абсолютно безопасно. Нас проводят на явку, поговорим и преспокойно уедем.

– Знаешь что? – фыркнул Мазур. – Это тебе обойдется в лишнюю сотню баков. Насчет вывески мы не договаривались.

– Господи! – усмехнулась Энджел. – Подумать только, что весь мир упрекает в меркантильности именно нас, американцев... не видали они австралийцев... Значит, ты не против?

– Подумать надо, – сказал Мазур, меряя ее многозначительным взглядом. – Прикинуть...

Девочка оказалась на высоте – без лишних церемоний отставила пустой стакан, встала, непринужденно скинула халатик и прошла мимо Мазура к постели, сунув ему в ладонь с великолепной небрежностью яркую коробочку.

Мазур, естественно, последовал за ней, не теряя времени – и получил свое с должным набором стонов-охов-вздохов, на все лады, под одобрительным взглядом старинного моряка в эполетах, под скрежет старенького вентилятора. Приятная была девочка, и достаточно умная, чтобы не вскакивать послес деловым видом выполнившего свою часть сделки бизнесмена, оставалась лежать в его объятиях, выдав не слишком щедрую, но и не скупую дозу воркующих глупостей на ушко.

– Ну и как, стоит это сотни баков?

– Дай подумать, – сказал Мазур, по-хозяйски распуская руки. – Пожалуй что, это стоит ста пятидесяти.

За что он тут же получил легонькую затрещину, каковую перенес стоически, лишь ухмыльнулся в потолок. Спросил, кивнув на портрет:

– Что это за павлин?

– Кто его знает, – пожала плечами Энджел. – Я сняла домик со всей нехитрой обстановкой, он тут так и висел... И что, это все, на что способны изголодавшие в джунглях австралийцы?

– Позволь чуток передохнуть, – сказал Мазур. – Чересчур уж скорый переход от бродяжничания к подобию семейного уюта...

В голове у него щелкал невидимый миру компьютер, обязанный сейчас пренебрегать всем на свете, даже обнаженной красоткой в непосредственной близости. Бывают моменты, когда человек вроде него просто обязан маяться самой натуральной паранойей, сиречь манией недоверия и подозрительности. Он вновь и вновь быстренько прокручивал в памяти их знакомство, ход дальнейших событий, предложение поработать импозантной вывеской.

И пока что не находил подвоха. Это, разумеется, вовсе не означало, что подвоха не было – просто пока чтоМазур его не усматривал. Не просекал, в чем тут может таиться подвох. С этой парочкой судьба свела его самым случайным образом, сам дьявол не мог предугадать, что Мазур нагрянет на товарняке в этот именно городок, кинется по этой именно улице. Такихподстав просто не бывает. Все пока что выглядит вполне естественно: события, мотивировки, подоплека...

И все равно казалось, что от рюкзака под кроватью пышет жаром, столь нестерпимым, что лежащая в его объятиях девушка просто обязана его ощутить...

Глава седьмая

Герилья в атомном веке

Таинственный партизанский посланец заявился часа в два пополудни – когда Мазур давным-давно был проинструктирован должным образом, и они втроем отрепетировали предстоящее интервью три раза. А впрочем, в посланце не оказалось ничего таинственного: попросту худощавый патлатый юноша в очках под Джона Леннона, отглаженных белых брюках и белоснежной рубашке навыпуск (под которой наметанный глаз Мазура сразу высмотрел заткнутый за пояс немаленький пистолет, либо девяносто вторую «Беретту», либо кольт или нечто аналогичное).

Гость держался самым естественным образом – не кидал по сторонам настороженные взгляды, не суетился, не бросался к окну осмотреть улицу орлиным взором на предмет возможной слежки. Одним словом, прилежный студентик из хорошей семьи – но Мазур, не раз сталкивавшийся со всевозможными инсургентами, революционерами и прочими идейными радикалами в разных уголках света, не особенно обольщался. Прекрасно знал, сколько кровушки способны нацедить при случае такие вот субтильные юные интеллигенты – бестрепетно и умело, во имя высоких идеалов (в данном конкретном случае помноженных еще на успешную и обширную торговлю кокаином).