Тайна поместья Эбберли - Кейт Латимер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я ещё в школе пропустила год учёбы. У меня были проблемы со здоровьем. – И, предвосхищая вопрос мисс Причард, добавила: – Сильные отиты на протяжении трёх лет, я даже начала терять слух… Я подолгу не ходила на занятия, потом догоняла, конечно, но один год пропустила полностью и доучивалась с теми, кто был младше меня.
– Это очень тяжело. Болезни в детстве… – сочувственно покачала головой Энид. – Нам, к сожалению, это тоже знакомо, – и она бросила на Дэвида Вентворта многозначительный взгляд, как бы намекая Айрис, что они семья и делят многое, а она посторонний, ни во что не посвящённый человек.
Сэр Дэвид тут же пояснил:
– Мисс Причард имеет в виду моего брата Руперта. Он болен с детства, но в его случае это, кажется, неизлечимо…
– Я не знала, – тихо произнесла Айрис. – Сочувствую.
– Болезнь не мешала ему учиться или работать. Он женился, недавно родился ребёнок, так что не всё так плохо, – пояснил сэр Дэвид. – Если не заглядывать в будущее… Думаю, вы с Рупертом познакомитесь. Он живёт в Кроли, это не слишком далеко отсюда, и иногда приезжает.
Энид закатила глаза, пока Дэвид не смотрел в её сторону. Было понятно, что она не очень-то жаждет видеть Руперта Вентворта.
Глава 5
Монастырь Святого Ботольфа
23 августа 1964 года
Уилсон высадил Айрис у церкви Архангела Михаила. Так ей сказали в туристическом агентстве: экскурсия собирается у входа после окончания службы.
Окна церкви, простой и основательной, были как будто от другого сооружения: высокие, стрельчатые, изящные, все в прихотливой каменной резьбе. По витражам бежали солнечные блики, но снаружи было сложно понять, что на них изображено. Колокольня с плоской крышей и зубцами поверху была похожа на башню Магдалины, но казалась её дальней родственницей, приземистой, низкой и угрюмой. Насколько Айрис разбиралась в архитекторе, – а пожив в Оксфорде, ты почти невольно начинал разбираться в архитектуре, – это была ранняя английская готика. Очень-очень ранняя. Айрис не удивилась бы, если бы церковь оказалась ровесницей Тауэра. Очевидно, что её постарались чуть облагородить позже, но древняя основа всё равно была видна.
Айрис, стоявшая задрав голову, опустила наконец глаза и тут же увидела невысокого мужчину лет пятидесяти, блондина с глазами чуть навыкате и в аккуратнейшем светлом костюме. В руках у него была картонная табличка с надписью «Экскурсия». Так как Айрис пришла первой, они немного поболтали, и она узнала, что мистер Хоутон был местным дантистом и увлечённым знатоком истории Стоктона и окрестностей.
Экскурсия началась с церкви Архангела Михаила, затем они осмотрели несколько башен и остаток стены стоктонского замка, кусочек римского пола в пять шагов длиной и ещё одну церковь, а затем автобус отвёз их к руинам монастыря Святого Ботольфа.
К этому моменту часть туристов изрядно подустала, к тому же на небе не было ни облачка, а на огромной лужайке было тяжело спрятаться от солнца. Арки разрушенной церкви отбрасывали тени: тонкие, острые, изогнутые.
Руины монастыря напомнили выбеленный солнцем скелет доисторического животного, чей колоссальный костяной гребень выглядывал из-под земли.
– Вопреки мнению, что в монастыри, подлежащие закрытию, врывались солдаты, всё крушили и ломали, это не так, – рассказывал мистер Хоутон. – На самом деле монахи уходили, из монастырей забирали всё ценное – оно обычно передавалось в казну, а здания разрушались позднее. Посмотрите на останки церкви Святого Ботольфа! Её крыша была сделана из свинца, по тем временам ценного материала. Поэтому свинцовые листы снимали, а без крыши здания начинали постепенно обрушаться, приходить в упадок. Местные жители использовали камень для постройки домов, мощения улиц, так что постепенно…
Айрис, вполуха слушая долгий рассказ мистера Хоутона, посмотрела в сторону реки: она текла далеко внизу. Гладь воды было не разглядеть – её скрывали деревья, лишь противоположный берег, покрытый лесом, виднелся вдали. Где-то в этих густых тенях прятались Ивовый коттедж и старый эллинг.
Другой мир по ту сторону реки.
– …один из очень-очень немногих в Англии, чей настоятель был казнён. Большинство монастырей добровольно соглашалось распуститься, – звонко вещал мистер Хоутон. – Король предлагал пожизненное содержание монахам в размере пяти фунтов в год. Монахиням – три фунта. Для шестнадцатого века очень большая сумма. Только если настоятель противился воле короля, устраивали суд. Так произошло с последним настоятелем монастыря Святого Ботольфа, Эдмундом Корнхиллом. Он и ещё двое монахов были подвергнуты пыткам, а затем повешены за измену.
– А почему они решили воспротивиться? – спросила молодая женщина в соломенной шляпке с ярко-алой лентой. – Если все остальные, как вы говорите, соглашались по-хорошему отдать свои богатства?
– Наш монастырь был распущен одним из первых. Если быть точнее, третьим в королевстве. Это позднее настоятели уже всё знали и, скажем так, приняли правила игры. Настоятели тех монастырей, что были первыми, поверить не могли, что король и Томас Кромвель решатся на захват монастырей и казни. Они думали, никто не посмеет поднять руку на священнослужителя, как я это понимаю. На самом деле мы можем лишь предполагать, что здесь происходило. Судебные записи утеряны, а местные жители, если спросить, расскажут сказку о том, что Эдмунда Корнхилла сгубило проклятие.
Толпа немного оживилась: проклятие её заинтересовало больше, чем рассказы мистера Хоутона про контрфорсы и аркбутаны, и даже больше, чем казнённый настоятель.
– Что за проклятие? Расскажите! – послышалось сразу несколько голосов.
Айрис продвинулась чуть ближе к мистеру Хоутону. Тот, сумев привлечь внимание аудитории, расплылся в улыбке.
– О, это длинная история! И она, кстати, не вся выдумка, некоторые её сюжетные повороты находят подтверждение в документах той эпохи. Итак, чтобы объяснить, что за проклятие пало на голову Эдмунда Корнхилла, надо начать с моста. – Мистер Хоутон развернулся и зашагал в сторону от руин, поманив всех за собой. – К сожалению, деревья скрывают от нас реку, но там когда-то был большой каменный мост. Видите, куда спускается тропка? Когда-то в этом месте проходила широкая дорога. Она вела от моста к монастырю, а от монастыря – к Стоктону.
Тропинка, слабо различимая в траве, действительно здесь была, но, видимо, по ней мало кто ходил.
– Мост называли Чёрным, потому что по нему возили уголь, и он был засыпан пылью. Уголь добывали вон там, – мистер Хоутон указал на противоположный берег. – Больше чем в двадцати милях от моста. Там же примерно добывали и железо. И происходило это на землях некоего Литкота, о котором нам мало что известно. А Чёрный мост стоял на землях барона Френсиса де Вернея, и он собирал большую пошлину за провоз что угля, что железной руды, а везти её другим путём не было возможности. Дело в том, что почвы здесь, особенно на том берегу, неустойчивые, местами топкие. Построить другой мост было нельзя, тем более что южнее моста были королевские охотничьи угодья, а на несколько миль севернее земля тоже принадлежала де Вернею, и он не желал её продавать. Надо думать, его устраивало то, что Литкот платил большие деньги за проезд по его землям и мосту. А Литкота это, разумеется, не устраивало. На его стороне были и город, и монастырь, потому что от Литкота зависели плавильни, кузни и прочие мастерские. Вражда между соседями кипела годами, пока наконец всё не завершилось ужасным образом. – Мистер Хоутон сделал долгую паузу. – Френсиса де Вернея нашли повешенным в лесу, в паре миль от дома. Слуга, сопровождавший его, исчез. И вот тут начинается самое любопытное! Де Вернея объявили самоубийцей. Настоятель монастыря запретил хоронить его по церковному обряду. Он должен был быть похоронен на неосвященной земле ночью, и могила никак не должна была быть обозначена. Убитая горем баронесса де Верней пыталась добиться справедливости, потому что была уверена, что её мужа убили, но все были в сговоре: и священники, и городской совет, и коронер, и люди шерифа.
